Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард»
«Два миллиарда человек заперты за Стеной. Два миллиарда человек согнаны, как овцы в гурт. Овцы, ожидающие своей очереди пойти под нож мясника. Все они там – и те, кто действительно пытался бороться, и те, кто помогал Сопротивлению деньгами или оружием, и те, кто трусливо открещивался от нас, надеясь на милость хозяев Нового Мира. Все они за Стеной, и многим уже не помочь. Годы, долгие годы в условиях неимоверной скученности, в лагерях, по сравнению с которыми бидонвили и фавелы мегаполисов прошлого показались бы курортами для богатых, в лагерях, где свирепствуют эпидемии и идет бесконечная, бессмысленная война всех против всех... Какая новая порода людей появилась на свет в жутком инкубаторе, именуемом объектом „Толлан“? И нужна ли им наша помощь?»
Это была запретная тема. Человек, который любит порассуждать о том, нужна ли его рука тонущему, не должен работать спасателем на пляже. Слишком многие сошли с пути Сопротивления только потому, что однажды позволили себе усомниться. В конечной цели, в средствах ее достижения, в необходимости самой борьбы... У греха сомнения много обличий. Но за всеми масками, за красивыми словами, за философскими рассуждениями усомнившихся всегда прячется трусость. Капитулировать комфортнее из этических соображений.
Басманов не позволял себе думать о подобных вещах. Он слишком хорошо знал, как легко найти оправдание собственному малодушию. Достаточно позволить голосу разума заглушить голос долга.
Когда тишина давит на тебя со всех сторон, когда на много километров вокруг раскинулась голая степь, когда лишь тонкая прослойка глины, песка и дерна защищает тебя от пристального взгляда небесных соглядатаев, голоса в твоей голове начинают звучать слишком громко.
Влад изо всех сил старался сохранять спокойствие, но сердце все равно билось чуть чаще, чем следовало, а ожидание предстоящей схватки холодило позвоночник. В норе вообще стоял жуткий холод – в конце октября в степи выдаются морозные ночи. Когда Басманов чувствовал, что порядком поистрепавшийся за время его путешествия защитный комбинезон начинает пропускать идущий от земли холод, он закрывал глаза и тотчас же проваливался в беснующееся со всех сторон пламя. Огненные стены вздымались до неба, невыносимый жар превращал человеческую плоть в текучий воск и переплавлял людей, дома и машины в одну раскаленную, пульсирующую алым субстанцию. Гигантские древовидные здания, уходившие корнями в покрытую бетонной броней почву, таяли, словно ледяные дворцы под экваториальным солнцем. Геликоптеры, пытавшиеся прорваться к эпицентру пожарища, сгорали в воздухе, как мотыльки у свечи.
Влад пытался представить себя в самой сердцевине этой титанической гекатомбы, там, где превращались в лужи расплавленного металла даже танки высшей защиты, и раз за разом терпел неудачу. Холод отступал, и земля уже не казалась такой мерзлой и твердой, но прорваться в эпицентр огненного урагана Влад не мог. Он все время видел этот пожар со стороны, словно бы с борта вингера, поднявшегося выше пламенного столба, вставшего над сожженным городом. Собственно, так оно когда-то и было.
Куала-Лумпур.
Прекрасный белый город, раскинувшийся на зеленых островах, соединенных парящими в воздухе мостами, причудливый сад небывалых архитектурных форм, ажурные иглы небоскребов на фоне ярко-голубого неба тропиков...
Восемь лет назад Басманов сжег этот город с помощью тонны термолюкса, синтезированного в подпольных героиновых лабораториях Малайзии. Не в одиночку, конечно, тогда с ним было еще двенадцать человек. В огненной преисподней Куала-Лумпура погибли четверо его бойцов – ничтожно мало для акции, планировавшейся как путешествие в один конец. Выжившие позже составили костяк группы «Зет», личной команды Басманова, и не без оснований считались лучшими солдатами, которые когда-либо сражались против Прекрасного Нового Мира.
Там, в Малайзии, им удалось то, о чем уже двадцать лет мечтали руководители Подполья, – они уничтожили Хьюстонского Пророка, Иеремию Смита. Сожгли его заживо в офисе Белого Возрождения, занимавшего несколько верхних этажей в старинном стопятидесятиэтажном здании Куинс Гарден. Вместе с пророком сгорели двести шестьдесят сотрудников малайзийского отделения Белого Возрождения, несколько сотен охранников, секретарш, менеджеров, системщиков, сетевых и имперских операторов, работавших в других офисах, тысячи посетителей, на свою беду оказавшихся в одном здании с Иеремией Смитом в роковой день 18 июля 2045 года.
«Он все человечество загнал бы туда, если б смог. Люди для него всегда оставались сосудами греха, мерзкими и грязными. Даже те, кто полностью соответствовал идеалу Белого Возрождения, – англосаксы без примеси крови низших рас, ревностные прихожане Церкви Господа Мстящего. Он бы и у ангела нашел скрытые грешки и сделал бы это с удовольствием. Торквемада века высоких технологий, инквизитор с низким бледным лбом и запавшими глазами фанатика. Даже умирая, он утащил за собой тысячи невинных людей...»
Когда рванул первый заряд термолюкса, заложенный в вентиляционной системе над офисом, Смит находился в своих личных апартаментах, беседуя с двумя миссионерами с Филиппин. Пожарные автоматы мгновенно загерметизировали помещение, не дав раскаленному воздуху сжечь кондиционеры и ворваться в комнату для переговоров, и это продлило жизнь Смита еще на две с половиной минуты. В глазу одного из миссионеров находился имплантированный людьми Подполья крохотный передатчик, и, хотя охрана Пророка тут же уложила обоих гостей на пол лицом вниз (в этой позе они и встретили свою смерть ста пятьюдесятью секундами позже), Басманов хорошо слышал все, что происходило в апартаментах. Иеремия Смит, судя по голосу, не слишком испугался неотвратимо надвигающегося огненного урагана. Кажется, он до конца верил в то, что его суровый, ненавидящий всякую скверну господь спасет своего верного слугу, послав с небес легионы ангелов.
«Вызовите звено геликоптеров с базы Корал Бэй, – распорядился он. – Пусть снимут меня с крыши». Потом помедлил – секунд пятнадцать, не больше, но эти пятнадцать секунд решили судьбу не только тех, кто находился в Куинс Гарден, но и жителей доброй половины гигантского города. «Заблокируйте входы и выходы из здания, – приказал Хьюстонский Пророк. – Террористы могут предпринять атаку изнутри. Они здесь, я знаю. Их следует покарать».
В следующие пять секунд гигантское здание оказалось отрезано от внешнего мира прозрачными бронепластовыми плитами, преградившими путь к спасению оставшимся в живых после первого взрыва. В эти минуты в здании находился всего один агент группы Басманова, работавший техником вентиляционных систем. Получив информацию о том, что апартаменты Иеремии Смита заблокированы, он понял, что первый взрыв не достиг цели, и, действуя на свой страх и риск, решил привести в действие резервный запас взрывчатки. Глубоко в подвалах здания хранилось несколько килограммов термолюкса – так же, как и во многих других башнях и дворцах Куала-Лумпура. Первоначально Басманов не собирался использовать эти тайники, предполагая, что все обойдется единственным взрывом над офисом Белого Возрождения, но события последующих часов показали, что схроны с термолюксом закладывались не напрасно.
Второй взрыв превратил стопятидесятиэтажную башню Куинс Гарден в гигантскую пылающую свечу. Здание горело полчаса, после чего обрушилось внутрь себя. Геликоптеры с базы Корал Бэй не смогли подлететь на расстояние ближе трехсот метров; две машины, попытавшиеся пройти над проваливающейся в огненную печь посадочной площадкой на крыше небоскреба, сгорели в течение нескольких секунд.
«Я помню жар, струящийся вниз по Джалан Чоукит к Чайнатауну. Гирлянды бумажных фонариков, вспыхивающие от горячего дыхания пожара, бушующего за километр от лавки старого Чуан Мэ, забитой расписными шелковыми ширмами и воздушными змеями. Мы сидим во дворе, в тени раскидистого дерева – минуту назад мы пили превосходный зеленый чай, настоящий молихуа, приготовленный на чистейшей воде, и ели маленькие тыквенные пирожки. Уши закладывает от грохота первого взрыва. Чуан Мэ, съеживаясь, роняет свою чашечку из фарфора цвета слоновой кости, и она, звонко стукнувшись о плиты двора, разлетается на куски. Прозрачная струйка чая вытекает из уголка его тонкогубого рта, а глаза становятся круглыми и страшными из-за расширившихся зрачков. Старый хитрец всегда считал меня человеком, связанным с героиновыми королями Юго-Востока, и вел со мной свои дела со всем подобающим уважением. Но теперь он, конечно, все понимает – сразу после первого взрыва старшие ячеек один за другим начинают выходить со мной на связь и докладывать о складывающейся вокруг Куинс Гарден обстановке, а я вынужден давать им инструкции прямо у него на глазах. Ни у старика, ни у меня не остается времени, чтобы что-то обсудить; мне нужна его лавка, прекрасно подходящая на роль наблюдательного и командного пункта, к тому же связанная сложной системой потайных ходов с другими кварталами Чайнатауна, а ему очень хочется выжить. Поэтому, когда я кладу перед ним на стол толстую пачку имперских иен и конверт с билетом в Сингапур, он не задает лишних вопросов. Мы едва успеваем выйти из лавки на широкую Джалан Чоукит, когда второй взрыв превращает в облако раскаленного газа Куинс Гарден, Хьюстонского Пророка и еще пару тысяч человек. В этот момент и вспыхивают бумажные фонари... вслед за ними весело загораются полотна праздничных растяжек над бурлящим водоворотом улицы, с ревом проносятся над головами толпы вингеры с окаймленными пламенем крыльями... Безумие, распространяющееся от погибающего небоскреба до утопающих в зелени вилл на другом берегу реки, набирает силу, подобно встающему из моря цунами... Я теряю старика из виду в охваченной паникой толпе ».
