Эрик Рассел - И не осталось никого
– Святые метеоры. – Глид уставился на него неверящим взглядом.
– Более того, если тебе повезет, можешь наткнуться на брошенную ферму, которую оставили из-за болезни, смерти или желания перебраться куда-нибудь, где подвернулось что-то поинтереснее. В таком случае тебе достанется готовая ферма с сараями, коровниками и всем хозяйством.
– А что я буду должен предыдущему владельцу?
– Ничего. Ни единого оба. С какой стати? Если он ушел оттуда, то он рассчитывает на что-то лучшее. Не может же он пользоваться выгодами и от одного и от другого.
– Бессмыслица какая-то. Где-то здесь ловушка. Кому-то мне придется выкладывать на бочку либо деньги, либо кучу обов.
– Несомненно. Ты заводишь ферму. Соседи помогают тебе построить дом. Это накладывает на тебя солидные обы. Будешь, к примеру, два года снабжать плотника и его семью продуктами с фермы и погасишь об. А потом будешь поставлять ему продукты еще два года и, тем самым, будешь иметь об на него. И так со всеми остальными.
– Но не всем же нужны сельскохозяйственные продукты.
– Ну и что? Вот, к примеру, жестянщик сделал для тебя маслобойную. Продукты ему не нужны. Его жена и трое дочерей на диете, и одна только мысль о еде приводит их в ужас. Но у него есть портной или сапожник, которые имеют на него обы. Он переводит эти обы на тебя. Поставляя продукты портному или сапожнику, ты погасишь об жестянщику. И все довольны.
Насупившись, Глид разжевывал услышанное.
– Ты меня подстрекаешь. Не следовало бы делать этого. Попытка подстрекательства к дезертирству является на Терре уголовным преступлением и сурово наказывается.
– Так то – на Терре, – сказал Сет презрительно.
– Все, что вам надо сделать, – мило и убедительно вставила Илисса, – это объяснить себе, что пора возвращаться на корабль, что это ваш долг; что ни на корабле, ни на Терре без вас не обойдутся. – Она поправила кудряшку. – А потом стать свободной личностью и сказать: «Нет, и точка!».
– С меня за это с живого шкуру спустят. Под личным руководством Бидворси.
– Вряд ли, – усомнился Сет. – Этот Бидворси, который мне кажется человеком отнюдь, не жизнерадостным, находится в таком же положении, как и ты, и все остальные: на распутье. Рано или поздно он либо во всю прыть уберется отсюда, либо будет в своем грузовичке доставлять тебе на ферму молоко, потому что в глубине души ему всегда хотелось заниматься именно этим.
– Ты его не знаешь, – хмуро буркнул Глид. – У него вместо сердца кусок ржавого железа.
– Занятно, – взглянул на него Гаррисон, – я всегда думал то же самое о тебе, вплоть до сегодняшнего дня.
– Я сейчас не на службе, – ответил Глид, как будто такой ответ все объяснял.
Он встал и сжал челюсти.
– Но я возвращаюсь на корабль. Прямо сейчас.
– У тебя увольнение до завтрашнего вечера, – запротестовал Гаррисон.
– Возможно. Но я вернусь сейчас.
Илисса открыла рот, но тут же закрыла, потому что Сет толкнул ее. Они сидели молча и смотрели, как Глид выходил за дверь решительной походкой.
– Это хороший знак, – сказал Сет со странной уверенностью в голосе. – Задели его за живое. – Потом повернулся к Гаррисону. – А у тебя какое главное желание в жизни?
– Спасибо за еду. – Гаррисон, явно обеспокоенный, поднялся со стула. – Постараюсь догнать его. Если он пошел на корабль, мне, пожалуй, тоже лучше вернуться.
Опять Сет остановил Илиссу. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.
– Бараны, – сказала непонятно чем опечаленная Илисса. – Один за другим, ну прямо стадо баранов.
– Нет, – возразил Сет, – это люди, движимые теми же мыслями и чувствами, что и наши предки, которые баранами отнюдь не были. – Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту: – Принеси нам два шемака! – Потом сказал Илиссе: – Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится, если он здесь задержится.
Динамик внутренней сигнализации рявкнул:
– Гаррисон, Глид, Грегори… – и так далее в алфавитном порядке.
В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.
– Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело!
– Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас и знать не знал. Я просто вошел и сел.
– Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Пришлось тащить его обратно на себе.
– Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.
– Так я ж и говорю, что надо было разделиться.
– Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.
– Грейдер психанет, когда узнает, что столько народа опоздало.
Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.
– Гаррисон! – завопил он.
Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.
Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: «Всего пять дней, а разложение уже началось». Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:
– А, это вы, сударь! Давно вернулись из увольнения?
– Позапрошлым вечером, сэр.
– Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?
– Никак нет, сэр. Я велосипед не брал.
– Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.
– Почему, сэр?
– Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать – почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?
– С сержантом Глидом, сэр.
– Вызвать его, – приказал посол.
Морган послушно открыл дверь и позвал:
– Глид! Глид!
Ответа не последовало. Он попробовал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.
– Он отметился, когда возвращался?
Капитан Грейдер сверился с лежащим перед ним списком.
– Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.
Морган вернулся в навигаторскую.
– Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.
– Вызвать этого солдата. – Его превосходительство повернулся к Гаррисону. – А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.
Вошел испуганный таким обилием начальства солдат и вытянулся по стойке «смирно».
– Что вам известно о сержанте Глиде? – потребовал посол.
Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.
– В общем, ваше благородие, я…
– Называйте меня «сэр».
– Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что брюхо схватило. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.
– Где? Когда?
– В городе, сэр. Он сидел в одной из этих ихних междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.
– Он вам что-нибудь говорил?
– Немного, сэр. Он был в возбужденном состоянии. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.
– Ваш человек, – сказал посол полковнику Шелтону. – Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, тремя нашивками, с пенсией на носу. – Он снова повернулся к солдату. – Глид сказал, куда именно он едет?
– Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: «Зассд».
– Хорошо, можете идти. – Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: – Вы были в первой группе?
– Так точно, сэр.
– Позвольте вам сообщить кое-что, сударь. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: «Нет, и точка!» Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!
Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал:
– В этом есть что-то парадоксальное. Пьяных я могу понять. Всегда найдутся несколько человек, которые, сойдя с корабля, первым делом налижутся в стельку. Но из двух сотен, соизволивших вернуться, почти половица вернулась раньше времени, как и вы. И все давали примерно одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали их.
Гаррисон ничего не сказал.
– Итак, налицо две крайности. Одни с отвращением возвращаются на корабль, а другие находят туземный городок настолько гостеприимным, что набираются до бровей какой-то дрянью, именуемой двойным дисом, или дезертируют совершенно трезвыми. Есть же какое-то объяснение всему этому? Вот вы были в городе два раза. Что вы можете сказать?
Гаррисон осторожно ответил:
– Все зависит от того, признают они нас или нет. А также от того, на какого ганда вы наткнетесь: есть такие, которые попытаются обратить вас в свою веру вместо того, чтобы игнорировать. Многих наших выдает униформа.
