Александр Рудазов - Битва полчищ
– Прости, дух места… – виновато произнес Шамшуддин. – Я совсем о тебе забыл…
– Не стоит просить прощения, – чопорно поклонился Хуберт. – Я рад был служить вам, сэр.
Как и Шамшуддин, Хуберт предполагал такой исход событий. Еще перед началом сражения этот старый брауни долго колебался, не покинуть ли коцебу. Но в конце концов все же решил остаться.
Хуберт прожил очень длинную жизнь, переменив дюжину домов без одного. Он обитал в бедной рыбацкой хижине и замке шотландского тана. Был смотрителем доходного дома в Лондоне и работал на полставки в одном валлийском учебном заведении. Сорок лет плавал по морям, временно переквалифицировавшись в клабаутермана. Из чердачного окна видел, как сбрасывали в океан груз «Дартмута».
И в конце концов прибился к Гансу Катценъяммеру – магу-неудачнику, бежавшему из родной Пруссии и достигшему западных берегов Америки задолго до того, как эти земли стали частью США. Там он построил себе дом – в маленьком испанском городишке Йерба-Буэна, который через сорок с лишним лет будет переименован в Сан-Франциско.
И в этом, уже одиннадцатом по счету, доме Хуберт осел окончательно и более уже мест не менял. Он чувствовал, что не выдержит еще одного переезда. Дом для домового – совсем не то же самое, что для человека. Дом и домовой неразрывно связаны. Сменить дом – все равно что сменить кожу. Иногда необходимо, но всякий раз очень нелегко и очень болезненно.
И однажды домовой просто понимает, что этот дом – последний.
Хуберта убил не взрыв, как Шамшуддина. Его убило разрушение дома. Для всякого духа места подобное равнозначно инфаркту. Молодой и крепкий домовой еще может это перенести, но старик вроде Хуберта…
Он все еще был здесь, но с каждой секундой становился все прозрачнее. Медленно удалялся, постепенно рассеиваясь в воздухе. Хуберт покидал материальный мир. Через некоторое время он исчез окончательно, и Шамшуддин почтительно склонил голову.
Теперь он остался совсем один. На сотни шагов вокруг не было ни живых, ни духов. Их с Хастуром битва распугала всех. Куда ни глянь, только выжженная пустошь и раскаленный воздух, да клубится черный дым на месте гибели архидемона.
И тут из этого дыма выступила фигура. Вначале Шамшуддину показалось, что перед ним человек – быть может, дух одного из погибших… но он тут же понял, что ошибся. У этого существа было две руки, две ноги и одна голова, но на этом сходство заканчивалось. Ссутуленный, с небольшим хвостом, трехпалыми кистями и узкими прорезями вместо носа, он был облачен в желтую мантию, струящуюся по земле. В огромных черных глазах как будто отражались звезды.
И его аура была до боли знакомой… Знакомой… и совсем незнакомой. Шамшуддин смотрел и не мог поверить, что действительно видит…
– Ты тот, кто меня убил? – негромко спросил дух.
– Если ты Хастур, то да, – медленно ответил Шамшуддин.
– Когда-то меня звали Хастуром…
– Когда-то?.. Прошло всего несколько минут.
– Это были очень долгие минуты…
Больше Хастур ничего не сказал. Так же как и Хуберт до него, он просто развернулся и пошел прочь, постепенно рассеиваясь в воздухе.
Шамшуддин подумал о том, что пора бы уже и ему куда-то отправляться. Неплохо бы, конечно, дождаться Креола, попрощаться… извиниться за уничтоженный коцебу… но кто знает, сколько еще брат будет занят Дагоном? Помочь ему Шамшуддин уже ничем не сможет.
Только куда же ему идти? Пять тысяч лет назад где-нибудь здесь уже крутился бы Хубут-Табал, шумерский демон смерти. Обычно он провожал духов в Кур. Но это было так давно… Шумера больше нет, да и Кур… честно говоря, Шамшуддин не был уверен, существует ли все еще Кур. Наверное, существует, но теперь уже как маленький-премаленький анклав, крошечная частичка загробного мира. Туда ведь уже очень давно никто не отправляется.
Однажды Шамшуддин уже умирал, но тогда Хубут-Табал за ним не приходил. Тогда его сразу же затянуло в Лэнг. Прямо из чрева Хастура он отправился в Бездонный Хаос, где и погрузился в бесконечно долгий, кошмарно-жуткий сон. Ему не очень нравилось об этом вспоминать.
И тут совсем рядом разверзлась черная воронка. Уродливая клякса на лике мироздания. Оттуда потянулись клубы тумана – он все сгущался, темнел, обретал форму, становясь ужасными щупальцами с присосками и чмокающими пастями. Асугали, демонические собиратели душ.
Между щупальцами скользили мелкие сборщики – безликие, безымянные тени, похожие на гротескных карликов, вырезанных из черной бумаги. Ничуть не церемонясь, они вцепились в Шамшуддина, повисли на нем гроздьями, истошно вереща:
– Ты наш!.. Наш!.. Сбежавший из Лэнга, мы долго ждали этой возможности!.. Теперь ты вернешься в Бездонный Хаос!.. Вернешься!..
– Мне что-то не очень хочется, – запротестовал Шамшуддин, тщетно пытаясь вырваться. – Мы можем это обсудить?
Вот теперь он и в самом деле пожалел, что рядом нет Креола!
Шаб-Ниггурат был потрясен до глубины души. Хастур! Этот тупой громила только что сдох! Шаб-Ниггурат точно слышал его гибель… да ее все в этом городе слышали! Даже если бы это не шарахнуло по мозгам, словно молотом, одного только грома и огненного столба хватило бы, чтобы все понять! Кто еще в этом мире может сдохнуть с таким грохотом?!
Но как?! Пожри Червь его душу, как это могло произойти?! Шаб-Ниггурат никогда не был высокого мнения о Хастуре… но он же все-таки был архидемоном! Архидемоном!!! Как сам Шаб-Ниггурат, как На-Хаг и Йог-Сотхотх, как Пазузу и Акхкхару, как… как Лаларту, Лалассу и Нъярлатхотеп… м-да. Внутри Шаб-Ниггурата что-то нехорошо екнуло.
Все еще находясь в форме Великой Матери, Шаб-Ниггурат наблюдал за буйством своих Двурогих. Молодые демоны гарцевали, точно шаловливые козлята, играючи разрывая порождения магии, что выводила кисть киига-волшебника. Джимарад Саха Энерхан – так, сказал он, его зовут. Как будто Шаб-Ниггурату есть дело до его имени.
Понемногу Шаб-Ниггурат начал уставать. Все-таки роды – это очень утомительное занятие. Уже почти полсотни Двурогих исторг он из своих утроб… и на сегодня, пожалуй, хватит.
Бесформенная пульсирующая туша сморщилась и скукожилась. Ее бессчетные щупальца втянулись внутрь, утробы слились в привычную козлиную морду, ноги вытянулись и разогнулись, снова в силах удерживать тело архидемона. Шаб-Ниггурат с хрустом потянулся… и на него обрушилось что-то тяжелое… липкое… сладкое… и розовое!
Торт. Это оказался громадный торт. Длик одним взмахом кисти нарисовал его прямо в небе. И не то чтобы он причинил Шаб-Ниггурату хоть какой-то вред… но уж лучше бы это была бомба! Уж лучше бы это была бомба! Перепачканный в креме, униженный архидемон почувствовал такую ярость, что из его глазниц брызнула кровь.
– Как… ты… смеешь… – прохрипел он, вне себя от бешенства. – Ты… наглый… маленький…
А когда Шаб-Ниггурат увидел, что Двурогие с интересом потягивают носами… более того, иные из них уже начали жрать!.. Ох, как же он затрясся от злости! Не в силах дотянуться до длика, Шаб-Ниггурат в сердцах пнул ближайшего Двурогого – того просто располосовало надвое, такой страшный это был удар.
– Где ты?!! – взревел архидемон. – Покажись, трусливая плесень!!!
Безусловно, длик был где-то рядом. Но его скрывал туман. Такой густой туман, что его можно было резать ножом, как сметану. Шаб-Ниггурат бросался то туда, то сюда, ловил всякое движение, всякий магический всплеск и проблеск чужой ауры, но проклятый карлик всякий раз каким-то чудом успевал перепрыгнуть в другое место.
Но он не сможет бегать ото всех разом. Новорожденные Двурогие тоже гоняют его – и хотя боевого опыта им еще недостает, охотятся они уже прекрасно.
Разве не для этого они и появились на свет?
Повинуясь воле Шаб-Ниггурата, детеныши двинулись цепью, все сильнее смыкая фланги. Они резали колдовской туман своими руками-лезвиями, ища задеть, располосовать маленького колдуна. Конечно, все потуги их оставались тщетны – ведь длик настолько скромен размерами, что Двурогие не смогли бы задеть его даже случайно. Им пришлось бы ползти на корточках, чтобы оказаться с ним на одном уровне.
Но за спинами этих демонов-мальчишек стоял их могучий родитель. Шаб-Ниггурат высунул длиннющий язык, пробуя на вкус воздух, ища в нем капли магии.
Где он, где?..
Там?..
Здесь?..
А может… здесь?!
– Попался!!! – взревел Шаб-Ниггурат, пригвождая длика к земле.
Пригвождая не руками, не оружием, не презренной магией смертных, но одной только волей. Всесильной, способной менять саму реальность, почти божественной волей архидемона.
Шаб-Ниггурата всегда раздражало это «почти».
Двурогие сомкнулись вокруг длика плотным кольцом. Им не терпелось вонзить когти в его крохотное тельце, но они не смели начать прежде родителя. Тот слишком много сил потратил на проклятого колдунишку, чтобы уступить кому-либо право его сожрать.
