Лана Тихомирова - Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка [СИ]
Все отступили, кроме моего друга Ма-Киар-ранх. Тогда и я выступил вперед, понимая, что без друга и брата жизнь моя будет мне в тягость.
Магистр улыбнулся нам, и втроем мы вышли к бушующей стихии. Ураган пытался убить нас. Я смотрел на мужественные лица моих друзей и приободрялся сам, исполняясь их мужеством. Вскоре я смог поверить стихии и страх мой отступил от сердца.
Ветер стал стихать, ураган отступил. Больше штормы не посещают наш край.
Даже самый жестокий убийца, отступает перед беспомощностью жертвы.
Я хотела поверить Ев-Га, но боялась. Он заметил это. Глаза его недобро заблестели.
— Я докажу тебе, — сказал он, — и молча сел рядом.
Когда автобус остановился на остановке, Ев-Ган вытащил меня из машины и тихо шепнул:
— Иди в дом напротив, смотри оттуда, — он подтолкнул меня и подмигнул для пущей важности. Я зашла в подъезд дома и стала смотреть.
Ев-Ган стоял лицом к туче. Та грохотала и метала молнии, но дождем не изливалась. Молнии опускались возле Ев-Га, и каждая с легкостью могла его убить. Туча словно играла с ним. А он просто стоял и смотрел на неё, подняв голову. Они простояли так довольно долго. Несколько раз, когда молнии опускались рядом с Ев-Ган, я порывалась кричать или бежать к нему, но почему-то этого не делала. Наконец туча будто бы зарычала и стала отступать, перестав метать молнии. Когда она совсем ушла, я подошла к Ев-Ган.
— Теперь веришь?
— Но это безумие. Ложная храбрость больше похожая на отчаяние.
— Веришь или нет!
— Верю. Верю, но ты понимаешь… если бы она отреагировала, не так как ты рассчитывал? Я бы осталась одна… я…
— Никогда больше не задавай себе этот дурацкий вопрос.
— Но…
— Крошка, все кончилось хорошо. Ты что? Волнуешься за меня? — рассмеялся он.
— Конечно, — воскликнула я.
Ев-Ган взял меня за плечи:
— Никогда не бойся ни боли, ни смерти, ни одиночества, ни обмана, ни предательства. Доверяй, и тебе будут доверять. Слышишь меня? — он улыбнулся.
Я наконец-то поняла, что придавало его лицу хищное выражение — белые острые зубы.
— Я слышу, — сказала я торопливо, мне было не по себе. Ев-Ган стал похож на ощерившегося волка.
Мы пошли вперед.
— Так, где ты думаешь искать Ю-Рий-ранх? — спросила я.
— Когда меня арестовывали, то провели ещё и обыск. Ма-Киар написал мне записку, чтобы Чэно-Леко не слышали слов. В записке я прочитал, что Ю-Рий-ранх связался с нашим директором цирка, потому что хочет уехать с нами в Тьйарко-Сиэт. Я ответил, чтобы о моем побеге никто не заботился (я сам дам о себе знать), но он и Ю-Рий остались в Э-Ма-Куа. Он обещал, я не могу ему не верить. Поскольку адреса Ма-Киар не знал, то предупредил меня: если все получится он или сам Ю-рий будет прогуливаться по Ти-Ма-пале. У ворот места глухие, там никто не живет, так что выждать три дня не проблема.
Вдруг Ев-Ган остановился.
— Дело за малым, узнать, где здесь север, — сказал он.
— А мы спросим у кого-нибудь, — сказала я.
— Не надо: скоро стемнеет, туман пойдет на север.
— Какая разница: идти по туману или спросить у прохожего.
— Нам не желательно сейчас контактировать с людьми.
— А как же доверие? — спросила я, хитро глядя на Ев-Ган.
— Я доверяю этому человеку.
— Какому? — спросила я.
— Вон там, — Ев-Ган указал куда-то рукой. Я посмотрела в ту сторону — там действительно маячил какой-то Чэно-Леко.
— Так вот я доверяю этому человеку, но если кто-нибудь спросит его о нас, он тут же скажет, где и когда видел нас.
Я согласилась с Ев-Га, мы решили подождать темноты.
— Как Леко-Э-Куа узнают стороны света? У вас не бывает ветра, и солнце не светит? — спросил Ев-Га.
— Не знаю, врачи и биологи уже не первое десятилетие бьются над этим вопросом. Как-то различают. Если один скажет другому, идти сначала на юг, потом на восток и потом на северо-запад, у второго вопросов не возникнет. Так вот хитро они устроены.
— Ясно, — сказал Ев-Ган.
Потихоньку темнело, и туман действительно потянуло. Мы пошли по туману.
Шли долго, пока совсем не стемнело — хоть глаз выколи.
— Так, предлагаю устроить ночлег. Не стоит идти ночью, а то ещё собьемся, день потеряем, — сказал Ев-Ган, я сделала вид, что согласна.
— Опять под лестницей? — спросила я.
— Другого выбора у нас нет, — резюмировал Ев-Ган, — разве, что чердак. Там теплее.
— Посмотрим, — отозвалась я.
Мы вошли в какой-то дом. Ев-Ган внезапно выскочил из подъезда, чем-то начертил стрелочку по движению тумана.
Мы направились на чердак (чердаки в наших домах почти всегда открыты), там было теплее, чем на улице и под лестницей. В углу были свалены какие-то тряпки, обгрызенные мышами и крысами.
— Спим здесь? — спросил Ев-Ган.
— Здесь лучше, чем под лестницей.
Я легла у стены, положив руки под голову. Ев-Ган лег рядом. Мы долго не спали. Наконец Ев-Ган спросил:
— Ты давно знаешь юного скептика?
— Сколько себя помню, — ответила я.
— Любишь его?
— Не знаю, иногда кажется, что да, иногда — нет. Сейчас, например, нет.
Ев-Ган хмыкнул.
— Странная! Он вот тебя любит.
— Что? Ев-Ган, давай поговорим о чем-нибудь другом!
— Да, Сиэт-Лаа-Н, любит и очень боится, что ты покинешь его, — игнорируя мои слова, сказал Ев-Ган.
— Зачем это тебе?
— Хочу понять, что вам мешает, что объяснить вам. Иначе это плохо кончится.
— Не знаю. Мы знакомы с ним целую вечность. Но лет пять назад мое к нему отношение изменилось. Наши отношения сразу испортились, правда, потом снова наладились.
Мы не виделись с ним долго. Потом однажды он позвонил мне сам и предложил встретиться и… скажем так… свою любовь.
Я-то, дура, думала — свершилось, выстрадала-таки свое счастье, а оказалось — нет. После всего он сказал мне, что все это я должна забыть, так как он не любит меня и полюбить не сможет.
Мы перестали видеться, но забыть я ничего не смогла. Через неделю я позвонила ему, но он пропал.
Мы встретились с ним в тюрьме. Когда Пату увели на допрос, между нами все повторилось. От чувства унижения я не могу отделаться до сих пор, мне словно бросили подачку, не то брезгливо, не то с жалостью.
Я слышала его разговоры с Пату и с тобой, в которых он называл меня своей собственностью. Я ужаснулась, что он может говорить обо мне как о вещи, которая принадлежит ему. Я испугалась этого, потом это стало мне неприятно.
— Но ты выбрала его, когда тебя отселили!
— Перед этим я сказала ему, что я не его собственность. Я выбрала его потому, что… — я замялась, не зная, что сказать.
— А как он отреагировал, на то, что ты не его собственность.
— Он пытался доказать мне обратное, но потом по-моему смирился.
Мы помолчали.
— Ты выяснил все, что хотел.
— Задачка оказалась не такой сложной, как я думал. Вы оба горды и свободолюбивы, а любить — значить подчинить себя другому человеку, жить его интересами. У любви нельзя требовать, её только можно отдавать, не ожидая никаких наград, ибо она будет возвращаться к тебе сторицей. Но любви нельзя быть рабом, она коварная дама и может завести на такие тропки…
— Я тоже так думаю, — тихо отозвалась я, — я делаю все, что могу.
— Он тоже, — заметил Ев-Ган, — Смирившись, не подчинился ли он тебе?
Я поднялась на локте и удивленно посмотрела на него.
— Не согласна? — спросил он.
— Не знаю, Ев-ту, не знаю. Никто, кроме него меня не интересует, ни с кем уже долгое время не возникало доверительных отношений. Ты очень помог мне, но я сама во всем разберусь. А теперь давай, все же спать, иначе завтра я не смогу ни шагу сделать, — сказав это, я уснула тут же.
Ев-Ган разбудил меня, когда свет был ещё сер и бледен. На улице накрапывал легкий дождик. Мы пошли по стрелке. Шли долго и молча. Почти сразу нашли нужную остановку. Через несколько мгновений мы уезжали на Ти-Ма-пале.
— Как там ребята? — спросила я, не ожидая ответа.
— Они доберутся, я уверен, — успокаивал Ев-Ган.
— Знаешь, Ев-Ган, я думала сейчас над ночным разговором. Я могла бы полюбить тебя Ев-Ган.
Он был очень удивлен. Лицо его перестало быть хищным, и я наконец-то увидела того Ев-Га, которого все это время желала увидеть.
— Если бы не… — сказал он.
— Если бы не, — подтвердила я.
— Знаешь, крошка, как у нас говорят: "Если бы, да кабы во рту росли грибы, то это б был не рот, а целый огород".
Мы рассмеялись.
Замелькали знакомые улочки и названия.
— Мы почти приехали, — сказала я, — Как думаешь, нас будут ещё искать?
— Если Пату прав, то тучи убивают беглецов, а Чэно-Леко лишь забирают трупы. Туча отступила, нас не будут искать.
Почему-то от его слов легче мне не стало.
