Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

«Вырвал у меня цепь! Отнял веник! — воскликнула она про себя. — Партбилетом размахивал! Ну, погодите, скоро вас, коммунистов, всех под корень выведем!»

Тот, кто хорошо знает Москву, наверное, обратил внимание, что на Садовом кольце, да и в других старых районах столицы, есть дома с башенками и прочими архитектурными излишествами в форме ротонд, балюстрад, аттиков, практическое значение которых понять может только посвященный в их тайну. Надо сказать, что последние сооружения с этими таинственными архитектурными изысками были построены в конце пятидесятых годов, и вот уже почти сорок лет на их строительство какой-то законодатель градостроительной моды наложил свое строгое вето. Дело в том, что эти башенки, ротонды, аттики на карнизах и крышах московских зданий не что иное, как гаражи для летательных аппаратов московских ведьм.

В них они прятали свои ступы и помела от слишком любопытных глаз, а также, боясь угонов своих средств воздушного передвижения от беспризорного элемента столичной нечисти, как-то: недотыков, чечирей, учиров, пустоплясов и прочих юных обитателей водопроводных сетей, подлестничных маршей, подтроллейбусных и подавтобусных днищ, а также рокеров ночного метрополитена.

После того как в градостроительной политике был допущен непростительный промах и крыши зданий стали строить плоскими, начались кражи летательных аппаратов, что было нестерпимо. Но после того как рокеры, эти похожие на больших крыс обитатели подземки, изобрели новый вид спорта — в краденых ступах пролететь по тоннелям московского метрополитена — из Москвы началась эмиграция всех сколько-нибудь уважающих себя ведьм. Они поспешили в другие, более спокойные города и страны, где власти не допускают такого разгула подростковой преступности. Конечно, какой владелице элегантной, в течение веков отполированной о воздух ступы, захочется получить ее от работников воздушного ГАИ побитой и помятой о железные переборки столичных тоннелей? С этим увлечением тайное правительство, регламентирующее жизнь сверхъестественного в столичных городах, быстро покончило, так что сведующие лица поняли, что, возможно, оно же этот разгул преступности и спровоцировало. Но результатом этих действий молодежи, независимо от того, были ли они инспирированы правительством или происходили спонтанно, явилось то, что ведьм в Москве осталось крайне мало, вот почему Агафья, пережив эту волну, смогла захватить под гаражи для своих ступ все башни Садового кольца.

Кроме того, начавшееся строительство плоских крыш, создававшее идеальные условия для массового паркования летательных аппаратов, подготовило, казалось бы, идеальную среду для заселения новыми поколениями ведьм столичных крыш. Однако вот уже в течение трех десятилетий они все еще не торопятся возвращаться. По-видимому, от системы бесхозного равенства плоскостей градостроителям придется вернуться к неравенству единоличных объемов: крыши снова станут треугольными и обладающими башенками, куда ведьмы, вернувшиеся из-за границы, будут прятать от хулиганствующего элемента свои ступы. Впрочем, для этого им придется раскошелиться и поделиться нажитой за годы эмиграции валютой с Агафьей, потому что недвижимость в столице — самое дорогое, что есть в земельном реестре государства, а председатель фонда московских крыш и депутат фракции от владельцев помела и ступы в Моссовете — тоже она.

Однако я не советую читателю слишком доверять нашему описанию иерархии нечистой московской силы, потому что оно получено со слов самих представителей этого таинственного мира, а сами мы были только объектами происходящих с нами событий. Так, например, автору этих строк удавалось летать над Москвой и подниматься на крыши, он даже был знаком с Агафьей и Завидчей, но, слава Богу, мельком и при всем к ним почтении и уважении не претендует на более тесное знакомство с подробностями их приватной жизни. Наше описание ограничивается лишь тем, что они сами сочли возможным нам поведать, да рассказами нескольких участников нашего повествования.

В «феррари», похожем на маленький межпланетный корабль, ослепительно шикарная Агафья проехала перекресток с табличкой «Петрово-Дальнее» и подрулила к неказистой старинной крестьянской усадьбе с двухэтажным домом. Это и был знаменитый ресторан в Ильинском «Русская изба». Она несколько раз посигналила, и с крыльца сбежал лысоватый половой в косоворотке, похожий лицом на великого князя Константина Константиновича. Он помедлил перед автомобилем, раздумывая, унизительно ли будет для его достоинства и достоинства его заведения открывать дверцу автомобиля. Наконец половой открыл дверцы, и оттуда высунулась точеная нога в изящной лакированной туфле из настоящей крокодиловой кожи, содранной с новорожденного крокодильчика.

— Милок, если тебе сигналят, значит, имеют на это право! — сделала выговор половому Агафья, выходя из автомобиля. — А ты раздумываешь. Не будь слишком умным.

Агафья, которая для особой авторитетности сделала себе фигуру ростом аж метр восемьдесят с гаком, на высоких каблуках оказалась на два сантиметра выше довольно высокого патового. Рассмеявшись особо развратным и властно-повелительным смехом, который она отрепетировала за несколько столетий издевательств над родом человеческим, прекрасная баба-яга указательным пальцем тронула полового за подбородок.

— Не смущайся, теленочек. Поставь машину на стоянку, ключи занесешь.

Половые, официанты советских злачных заведений считают себя людьми высшего сорта приравнивая себя по светскости и общественной значимости по крайней мере к титулованному дворянству, тогда как метрдотели и директора таких ресторанов считают себя едва ли не равными принцам крови. Те же, кто гуляют в этих святая святых советского гастрономического искусства, ценят себя наравне с королями и курфюрстами, если они принадлежат к европейской части СССР, те же, кто имеет отношение к части азиатской, считают себя чуть ли не султанами и падишахами.

Поэтому половой должен был бы оскорбиться на такое обращение со стороны этой холеной ярко-рыжей гражданки, однако он не оскорбился, а, наоборот, понял, что дама-гражданка, видимо, имеет власть.

Агафья по деревянной лестнице вошла в прихожую и огляделась.

— Кто тут метрдотель? — Она откинула голову, рассыпая по плечам тучу огненных завитков.

— Ну, я! — В маленькой каморке направо от входа на табуретах рядом с выстроенными на случай пожара огнетушителями сидели два человека.

— Кто — я? — угрожающе-ласково начала сжимать у себя в солнечном сплетении пружину ярости прекрасная баба-яга.

— Ну я, я! — недовольно огрызнулся метрдотель в ранге курфюрста. Им оказался молодой человек, лет тридцати с синими глазами навыкате и оцарапанным носом. Он сидел у окна и со свету еще не совсем разглядел Агафью, которая находилась в более темной прихожей.

— Ты, значит? Это кто же ты такой и как тебя звать?

— Александром Владимировичем меня звать, — настороженно ответил человек с оцарапанным носом, повидавший на своем посту метрдотеля «Русской избы» всяких людей. — А что вы хотели? Извините, мест у нас нет, говорю вам сразу. И заказы у нас расписаны на месяц вперед.

После этой тирады он, по его мнению, должен был иметь полный психологический перевес над любым посетителем, переступившим порог его заведения без должной рекомендации или звонка от соответствующего лица.

Агафья, которая и рассчитывала на такой прием, купалась в самодовольстве метрдотеля и даже сделала «умытую физиономию»: черты ее лица на секунду приняли вытянутое плаксивое выражение. Александр Владимирович заулыбался и решил смягчить разочарование посетительницы.

— Разве что кто-нибудь откажется. Позвоните сегодня вечером.

Агафья выждала паузу.

— Александр Владимирович. Сашка. Поначевный! Кто-нибудь откажется, заказы расписаны! На месяц вперед! — передразнивала его рыжая. Она, казалось бы, ничего такого не говорила, но по телу метрдотеля начал пробегать озноб. — Вроде бы работаешь здесь давно, а все как теленочек бессмысленный. Так что послушай меня, милок. Даю тебе полчаса сроку, выкручивайся, как хочешь, но чтоб духу здесь никого через полчаса не было. Что? Замминистра? Министр? Директор Ленинградского рынка? Восточный друг Сергея Петровича Семивратова? Полчаса.

Странная гостья, ласково улыбаясь, продолжала дальше сжимать пружину злобы.

— Понял, дурак?!!

Она спустила курок, и Александр Владимирович стал хватать воздух ртом. Если бы Константин Сергеевич Станиславский услышал этот приказ-вопрос, он за одну только интонацию сразу бы взял рыжую в свою труппу и поручил бы ей главную роль, потому что эту незатейливую фразу «Понял, дурак?!» она сказала так убедительно и с таким эмоциональным зарядом, что Александр Владимирович все сразу понял и заметался по горнице.