Ник Перумов - Асгард Возрождённый
Раскрылась щель безгубого рта. «Ршша-плюк-шплют-плют», услыхала Райна. Щупальца на голове создания зашевелились, потянулись к валькирии – без угрозы, скорее как к досадному препятствию.
Воительница отступила на шаг к вящему неудовольствию меча, так и подрагивавшего в жажде схватки. Мельком Райна подумала, что Оружейница вложила-таки в него слишком уж много самостоятельности – ей приходилось удерживать собственную руку.
Чёрные щупальца почти коснулись лезвия, но, словно передумав, втянулись обратно. Существо потеряло интерес к Райне, развернулось, и – шшшрх, шшшрх, шшшрх – повлеклось прочь по широкой ветви.
Валькирия неосознанно двинулась следом, только сейчас заметив, что в присутствии чёрного создания всё вокруг неё сделалось ещё чётче, красочнее, вещественнее. Лица касался тёплый ветерок; воздух наполнился запахами молодой листвы; Райна словно очутилась вдруг в весеннем лесу.
Не обращая на неё внимания, головоногое ползло всё дальше и дальше, поворачиваясь то вправо, то влево и будто бы что-то отыскивая. Потом вдруг всё передёрнулось от хвоста до кончиков непрестанно шевелящихся щупалец и решительно свернуло на один из отростков, где, как видела теперь Райна, распускались свежие, травянисто-зелёные листья.
Они двигались довольно долго – головоногое ползком, Райна быстрым шагом, – пока не добрались наконец до самих листов. Они оказались под стать великому Древу – из каждого получился бы настоящий плащ для валькирии. Свежие и чистые, налитые соками и силой, такими листья бывают только поздней весной, на крутых скалах Рёдульсфьёлля, что в Восточном Хьёрварде.
Создание остановилось, нагнуло голову, и щупальца его принялись быстро ощупывать лист, оглаживать края, прослеживать каждую его прожилку, точно выискивая скрытый изъян.
Райна наблюдала затаив дыхание, понимая, что она, наверное, первая из не-мёртвых, кому довелось узреть это таинство.
Покончив с одним листом, существо переползло к другому, за ним – к следующему. На четвёртом, однако, оно задержалось. Щупальца пробегали по одному и тому же месту раз за разом, замирали, принимались нажимать, ощупывать, оглаживать, словно мастер-шлифовщик, обнаруживший на идеальной как будто бы поверхности незримый для обычного глаза изъян.
Потом существо замерло, и миг спустя щупальца его стремительно, словно разящие копья, рванулись вперёд, вонзаясь в изумрудную плоть листа, пробивая его насквозь. Существо припало к нему, рот его раскрылся, челюсти задвигались – лист с хрустом исчезал в его глотке.
Альвийский меч сам собой рванулся, взлетая для удара, так, что Райне пришлось вцепиться левой рукой в собственное запястье. Она здесь не для того, чтобы судить и карать.
Лист задрожал, затрясся – ну точно живое существо в предсмертных ужасе и муке. Райна не сдержала гримасу боли. Страдания того, что выглядело сейчас как лист, ощущались, словно её собственные.
«Погоди, погоди, – горячо прошептала она мечу, почему-то уверенная, что он её и услышит, и поймёт. – Я должна понять, я не могу разить тут почём зря. Мы не в смерти и не в жизни, мы в точке перелома, на самой середине балансира весов, и от каждого моего взмаха может зависеть куда больше, чем кажется».
Мечу, похоже, это не слишком понравилось, однако он подчинился, дрожь прекратилась.
Покончив с листом, существо удовлетворённо рыгнуло – ну точь-в-точь перепивший пива селянин! – и поползло дальше. Пустой черенок листа печально поник; но потом дёрнулся раз, другой, и на конце его стала набухать изумрудно-солнечная капля, трепещущая, просвечивающая и мало-помалу начинающая светиться сама. Это чем-то походило на истечение весеннего сока, залечивающего надрез на коре, только куда скорее.
Заворожённая, Райна неотрывно глядела, как растёт и набухает сияющая капля, как всё сильнее и радостнее становится её сияние. Зелёное и золотое пламена сливались, вспыхивали крохотные радуги, и капля всё увеличивалась и увеличивалась, сделавшись уже величиной с добрый мешок, в какие мельники ссыпают ещё тёплую муку из-под жерновов.
И в какой-то миг под блистающей оболочкой Райна разглядела туманные очертания человеческой фигуры.
Женщина – нет, девушка, нет, подросток, нет, просто ребёнок лет семи – образы менялись стремительно, задержавшись, наконец, на последнем.
Лицо её – девочки с волосами цвета воронова крыла, с закрытыми глазами, чуть приоткрытыми губами, высокими скулами – приближалось, росло, тело словно бы таяло; спящая – а она именно спала, и едва заметно подрагивали ресницы – затаилась в колыбели.
Райна замерла, не в силах оторвать взгляда. Вот у девочки вырвалось что-то вроде вздоха, губы раскрылись чуть шире, и она вновь начала меняться, лицо стремительно становилось лицом младенца, которому только предстояло родиться.
Валькирия забыла про меч, забыла обо всём – и впервые за долгие долгие века жизни, над которой не было властно само время, она вдруг подумала о дочери.
О такой же дочери, которую родила её мать Сигрун богу О́дину…
– Гшш-хлюш-хлюшшш!
Чёрное создание кинулось на изумрудно-золотую колыбель. Чёрные щупальца взмыли, ударили, но на сей раз их встретила сталь альвийского меча.
– Нет! – выкрикнула Райна, давая волю гневу.
Взмах, удар, что должен был снести голову отвратительному созданию, – однако пропал даром. Чёрные щупальца отдёрнулись с быстротой молнии, а в следующий миг существо крутанулось, хвост подсёк валькирии ноги. Райна повалилась, откатившись. По голени вверх к колену и дальше, по бедру, разливался ледяной холод.
Существо скользнуло к ней, стремительно, бесшумно, и на валькирию словно упала чёрная сеть, щупальца оплели запястья, захлестнули горло, полезли в лицо, словно норовя выдавить глаза.
Воительница взвыла от ярости и не сдерживаемого уже ничем гнева. Омерзение от коснувшихся её отростков, холодных и скользких, казалось, вливалось в мышцы, словно чистая незамутнённая магия.
Альвийский меч свистнул, и рассечённая чёрная плоть зашипела, тёмная кровь вскипела, запузырилась на краях раскрывающейся раны. Хватка ослабла, и Райна, поневоле опираясь на локоть правой, сжимавшей меч руки, ударила кулаком левой, целя прямо в нависающий над ней холодный и немигающий глаз.
Закрывавшая глаз прозрачная роговая оболочка лопнула с треском, глазное яблоко расплескалось, словно гнилой плод. Задыхаясь от бешенства и давно не испытываемой жажды убивать, убивать во что бы то ни стало, Райна била и била, превращая голову чёрного создания в кровавое месиво и не замечая собственных сбитых костяшек.
Тварь отшатнулась, судорожно размахивая щупальцами, и Райна ударила последний раз, как умела, мечом, чтобы уже наверняка. Альвийская сталь прошла насквозь через голову создания, и чёрное тело, корчась, забилось у ног валькирии.
Не обращая на него более внимания, Райна бросилась к тому месту, где только что покачивалась-вызревала на черенке изумрудно-солнечная «почка», зародыш чего-то совершенно нового – и замерла, видя на её месте новый лист. Великое Древо не заметило потери. Оно отрастило иное взамен утраченного; но что-то и исчезло навсегда, не воплотилось, сгинуло безвозвратно.
Девочка с волосами цвета воронова крыла не родится, вдруг поняла Райна. Не родится уже никогда. Вместо неё в мир явится кто-то другой, кто-то иной займёт её место, но вот её самой, такой, какой она явилась Райне, – уже не будет.
Валькирия заскрежетала зубами. Боль потери казалась непереносимой.
«Да что ты, – хотела сказать она себе, – ты сражалась в бесчисленных войнах, ты билась на стенах осаждённых городов, ты прорывалась сквозь кольцо врагов по горящим улицам с горсткой последних товарищей, прорывалась, зная, что за твоей спиной во множестве умирают такие же вот девочки и мальчики, ты никогда не была сентиментальна – «сильному жить!» – так что ж расклеилась, размякла теперь?»
Она замерла, тщетно всматриваясь в зелёную поверхность большого, словно одеяло, листа. Радостно-зелёного, свежего, здорового. Нет, никаких следов.
Воительница со злобой поглядела на валяющийся труп головоногого чудовища. Что оно делает здесь, в домене Великого Духа? Не с такими ли боролись те люди, что вылавливали здоровенных червей-короедов там, у подножия Древа?
Райна, преодолевая отвращение, склонилась над осклизлыми останками. Тут тоже что-то было не так. Существо не нападало на неё, Райну, пока та не атаковала первой. Не слишком похоже на изначального хищника. Непохоже также, что головоногое хоть сколько-то страшилось бы Райны.
Остриё альвийского меча коснулось тёмной блестящей кожи существа. Нахмурившись, Райна нажала на эфес – клинок легко погрузился, не встречая сопротивления.
Существо несло в себе Хаос. Точно так же, как и те «червяки». Крохотные частицы Хаоса полнили его кровь, скользили в жилах, затаились в глазах. Хаос чувствовал себя весьма привольно в домене могучего Демогоргона, куда вольготнее, чем думалось валькирии.
