Виталий Обедин - Слотеры. Бог плоти
– Угу. Копьеносцев, – ухмыльнулся я. – Беда вас, книжных червей, в том, что вы верите в непреложность всего, что записано в трактатах, манускриптах и фолиантах. А жизнь – она бывает гораздо сложней. Далеко не все эти твари, как ты их называешь, суккубусы – существа двуполые. Или ты не знал, что и среди людей рождаются уроды, сочетающие в себе мужское и женское начало?
– Гермафродитос, – пробормотал Мастер Плоти.
– Вот-вот, гермафродиты, – согласно кивнул я. – Не мужчины и не женщины. То же самое случается и с демонами-суккубами, которые в массе своей однополые. Только живут они не как люди. На рой самок-суккуб приходится один самец-инкуб. И если суккубы иногда покидают Преисподнюю, чтобы порезвиться со смертными и подпитаться той болью, которую приносят, разбивая сердца, семьи и воруя души, то инкубы в нашем мире – редкость. На кой ему смертные недотроги, когда на попечении целый рой прекрасных демониц? Разве только приспичит особо набожную или целомудренную матрону совратить для собственного развлечения и поднятия престижа. Да и то сказать, чаще таких вот инкубусов не в Преисподней, а среди соседей и заезжих менестрелей искать надо!
Мастер Плоти молчал и слушал, недоуменно моргая длинными ресницами.
Я продолжал, сам не замечая того, что тон становится менторским и нравоучительным. Впору лекции по монстрологии читать.
– Другое дело, когда в рое появляется суккуб-гермафродит, способный принимать как облик прекрасной женщины, так и… хм… копьеносца. Среди своих такому уроду нет места, так что бедолагу выгоняют из ада на поверхность. И доля его – таскаться по спальням смертных, пока чья-нибудь ревнивая рука или же рука какого-нибудь опытного убийцы чудовищ, вроде меня, не остановит череду постельных подвигов. Такие-то случаи чаще всего и получают огласку. Их и описывают твои высоколобые Бруны и иже с ними, представляя суккубов изначально двуполыми. А потом приходят влюбленные, вконец ополоумевшие от вожделения идиоты, начитавшиеся древних, неоднократно опровергнутых трактатов, и заключают договор с самой обычной суккубой, выволоченной из Преисподней моими тупоумными братцами! И начинается свистопляска.
Ковенит нервно заерзал.
– Суть договора, который ты заключил с суккубой: свобода в обмен на право взять из ее тела секрецию, которая позволяет вырабатывать мужские феромонусы. Так ведь было?
Не дожидаясь, пока съежившийся Мастер кивнет, я подытожил:
– Да ей даже не пришлось искать способ нарушить клятву! Она просто не могла дать тебе того, чего в ней никогда и не было. А посему, свободная от обязательств, немедля кинулась бежать, пока ты не сообразил, что к чему. И разрывать в клочья всех, кто казался ей препятствием на пути к свободе. Как там у вас в Арбории говорят – durrak?
Вот-вот, дурак и есть.
А что я еще мог ему сказать?
Пристыженный и раздавленный, колдун сжался в комок, обхватив голову руками. У меня возникло очень сильное, почти непреодолимое желание взять его за шкирку и встряхнуть как следует – чтобы забренчали-застучали все косточки до единой.
Преодолевая накативший приступ, я уперся ладонью в пол и, оттолкнувшись, поднялся на ноги. Надлежало собрать разбросанную тут и там амуницию, а затем аккуратно упаковать Близнецов, пока свежепочиненные братцы не пришли в себя и не начали жаждать реванша – на горячую-то голову.
Что же касается Мастера Плоти, то сдавать его Псам правосудия, пожалуй, не стоит. Таким талантам найдется достойное применение. Быть может, этот одержимый животной страстью извращенец сумеет помочь там, где однажды спасовало могущество Древней крови. Если мальчишка так искусен, есть шанс, что ему наконец удастся излечить от недуга Веру Слотер. Когда-то мою Веру…
И потом, как ни крути, молодой маг стал моим личным должником. Во-первых, я спас ему жизнь. Во-вторых, теперь я знал, что он освободил суккубу и собирался совратить молодую девушку против ее воли. Этого достаточно, чтобы обернуться застенками Палат правосудия, и все заступничество Колдовского Ковена не поможет. Ну и, в-третьих, хотел бы я посмотреть, как смертный откажет Выродку-Слотеру!
– Где ты обретаешься?
– Что?
– Где живешь, спрашиваю.
Юный арбориец побледнел.
Глава VIII
Надежда для Веры
Богатые предместья Блистательного и Проклятого начинались к северо-востоку, сразу за синей лентой канала Веспина – рукотворной протоки, отделяющей искусственный полуостров, что облюбовала и обсидела знать, от остальной части города. В народе ее больше знали как канал Пятисот утопленников – по округленному числу рабочих, утонувших во время земляных работ, когда вода подмыла дамбу-перемычку. Позже эти же рабочие – те, кто всплыл, раздувшись от газов, и кого удалось выкопать из грязи прежде, чем разложение зашло слишком далеко, – собственно, и завершили работу над своей братской могилой.
Магистрат не погнушался нанять несколько Блеклых пастырей, чтобы немного сократить расходы и завершить работы в срок.
Сейчас, правда, мрачное прозвище выглядит несколько архаично, поскольку берега канала, облагороженные габионами из мрамора и полированного гранита, опоясанные аккуратными набережными с ажурными периллами по одну сторону и небольшими аллеями по другую, выглядят очень пристойно и ничем не напоминают о трагедии минувших лет.
После густо застроенного Ура, тесно стиснутого камнем и деревом, здесь, в фешенебельных районах, возникало гаденькое ощущение пасторали. Красивые особняки, иные из которых тянули на целые дворцы, гордо высились посреди пышных садов и даже небольших парков, поднявшихся усилиями опытных садовников. Изначально земля здесь не очень щедра – сказываются климат и близость сурового и холодного моря, поэтому жирную почву, благодатную для растений и деревьев, свозили аж из-под Вуувия, большого и дряхлого старика-вулкана, спящего к югу от Блистательного и Проклятого. Хитрая система мелиорации, а также удобрения, разработанные магами Ковена, не давали дождям вымыть из нее питательные вещества, и растительность цвела на удивление богато.
Усаженные по большей части вечнозелеными деревьями и кустарниками, сады и парки и сейчас оставались яркими и пышными, несмотря на подступившую к воротам города осень. После угрюмой серости уранийских улиц яркие краски просто резали глаз.
Людей с деньгами и влиянием в гигантском полисе всегда хватало, а места за каналом Веспина со временем больше не становилось, поэтому поместья следовали одно за другим. Так продолжалось несколько миль – до самой громады скалистого кряжа, который защищал Ур от наскоков свирепого Северного моря и еще более свирепых ветров, бичующих его побережье. Разбивая волну за волной о непоколебимую гранитную тушу кряжа, море рушилось вниз, разбрасывая хлопья пены, и откатывалось назад, чтобы собраться с силами для нового наскока. Ветра же, ударившись о камень, взлетали по отвесным скалам к небу, а затем падали на город снова, уже утратив часть своей буйной силы, но сохранив в порывах принесенный с севера холод и запах морской соли.
А с внутренней стороны к скалам, фасадом к городу, лепилась другая громада – рукотворная, сияющая тысячей начищенных стекол и позолотой оконных рам. То были Монаршие Чертоги – основная резиденция уранийских королей, величественная и неприступная твердыня, выраставшая, казалось, прямо из гранита. Хотя почему «казалось»? Часть внутренних помещений дворца и впрямь уходила в камень – где вырубленная из породы кирками, а где вырванная взрывами пороха…
Впрочем, так далеко забираться мне не требовалось.
Не проделав и двух третей пути от канала Веспина до Чертогов, наемный экипаж Гильдии перевозчиков остановился подле скромного (относительно скромного, понятно) трехэтажного особняка, обнесенного массивной кованой оградой. С железом на нее явно не поскупились: листовидные зубья высоких и грозных пик наводили на мысль о челюсти, выдранной у гигантской хищной рыбы.
На фоне других вилл и резиденций это поместье смотрелось еще и несколько мрачновато. Оно походило на битого, тертого жизнью лоточника, невесть как оказавшегося в компании расфуфыренных негоциантов.
Сада, к примеру, как такового здесь не имелось – только несколько больших клумб и высоких вазонов, расставленных в шахматном порядке, а еще аккуратно подстриженный кустарник по грудь крупному мужчине, образующий причудливый буро-зеленый лабиринт. Даже у неискушенного человека не могло не возникнуть мысли о том, что назначение сей конструкции вовсе не в эстетическом услаждении взора, – здесь куда больше функционального. К примеру, случись нападение на особняк, прятаться за такими кустами будет не очень удобно и уж совсем не умно – с верхнего этажа зеленый лабиринт должен прекрасно просматриваться и простреливаться. А доведись через него продираться штурмовой команде – выйдет та еще мука, больно густые да плотные заросли, можно запросто увязнуть.
