Марина Суржевская - Я тебя рисую
Единственное, что останавливало, – эликсир. Я не могу его лишиться. Отец бы меня не простил.
Я убрала руку и отвернулась от арманца.
* * *Странно, что удалось так крепко уснуть. Лежал, слушал дыхание девчонки, и вдруг провалился в сон, да столь глубоко, как не удавалось уже долгие годы. Даже сон приснился. Яркий. Цветной. Наполненный светом и малахитовой зеленью трав. И смехом…
Удивительно.
И даже расстроился, когда она пошевелилась и разбудила меня. Я слышал дыхание девушки, ее осторожные движения. Знал, что она меня рассматривает. После крепкого сна внутри было так хорошо, что даже хотелось улыбнуться.
Чуть заметное прикосновение к наплечному коеру.
Занятно… Неужели решится?
Я удержался от смешка, поймав себя на мысли, что хочу этого. Хочу, чтобы она вытащила коер и ударила. Я все равно буду быстрее. Но мне хотелось услышать ее вскрик, когда я прижму ее к шкурам, заглянуть в зеленые глаза. И наказать ее. Если она ударит, то развяжет мне руки, и я возьму ее. Кровь застучала в горле, нутро заныло от желания. Ее запах возбуждал меня.
Но она этого не сделала.
Короткий вздох, и дикарка убрала руку. Отвернулась.
Я открыл глаза, неслышно повернул голову, рассматривая изгибы тонкого тела.
Жаль… впрочем, ничто не мешает мне сделать это и без игры. Но так не интересно…
* * *Когда арманец встал и ушел, я еще полежала, делая вид, что сплю. Потом поднялась, поправила изрядно измятое платье, допила остатки воды и выглянула из шатра. Арманцы сворачивали лагерь, навьючивали ящеров. Я тихонько вышла. По мне скользнули взглядами, но никто не остановил. Дошла до клетки, протянула руку через прутья и почесала между ушами Шерри.
– Потерпи, – прошептала я.
Кошка рыкнула, выражая недовольство тесным пространством.
– Как вы приручили ее?
Я постаралась не вздрогнуть, услышав этот голос за спиной. Как он подошел, я не заметила.
– А как вы приручили ядовитых вирххаров? – не оборачиваясь, обронила я.
– Болью, – равнодушно ответил Линтар. – Это лучший способ дрессировки диких животных.
Я снова не обернулась, опасаясь, что на моем лице слишком явно сейчас читаются ненависть и отвращение.
– У нас другие… способы…
– У кого у вас, Ева? – вкрадчиво спросил он, и я застыла. Потом медленно обернулась, вскинула голову.
– У людей.
Его губы изогнулись в усмешке. Глядя в желтые глаза, я безотчетно хотела отодвинуться, но заставляла себя оставаться на месте. Да и некуда отодвигаться: сзади – клетка.
– Что же делает вас людьми, Ева? – тихо спросил он. – И отличает от нас?
– Люди не убивают, словно звери.
– Серьезно? – он снова усмехнулся. – Боюсь, ты плохо знаешь людей, маленькая дикарка…
– Лучше тебя, – не удержалась я от грубости. – Я, по крайней мере, среди них выросла. И это были прекрасные люди. Самые лучшие на земле, самые достойные и благородные… – я осеклась, опасаясь разрыдаться прямо на глазах у этого чудовища. В его лице ничего не изменилось, ни один мускул не дрогнул. Словно он вообще меня не слышал.
Да если и слышал, что ему до моих эмоций? Пустое…
Он еще постоял, а потом просто развернулся и отошел от меня, потеряв интерес. Я опасливо сходила в кустики, и даже постояла там какое-то время, раздумывая, что, возможно, стоит попытаться сбежать. Но тут из тени выдвинулась беззвучно темная фигура того самого Хеара, и я чуть не заорала. Светлый дух! Неужели он все это время был здесь? Следил за мной? А я даже не заметила… Как ужасно… Я почувствовала, как мазнула лицо краска стыда, и заметила в белесых глазах арманца усмешку. Подняв голову и выпрямив спину, я прошла мимо, возвращаясь в лагерь.
Остановилась возле клетки с Шерри. Хеар приблизился, растянул губы в отвратительной улыбке. Я молча ждала, когда мне откроют и впустят внутрь.
– Ты поедешь со мной, – сказал этот арманец, и я поморщилась. Его голос отдавал ржавчиной и скрипел песком по стеклу. В нем тяжело расплывались темные масляные цвета ртути и грязной буро-серой плесени. Он дернул меня за руку. – Пошли, дикарка.
Седло на ящере было довольно длинным и на удивление удобным. Хеар усадил меня перед собой, прижался, и я с отвращением передернулась от близости его тела.
Вирххары гораздо крупнее лошадей, и когда зверь поднялся, я с трудом удержалась от вскрика. Сидеть так высоко было непривычно и немного страшно. К тому же нервировали шипы по всему телу ящера, которые, как я знала, были ядовитыми. Но остальные арманцы, кажется, не переживали по этому поводу, так что и я постаралась расслабиться. К тому же зверь двигался на удивление плавно, почти без толчков. Широкие лапы с мягкими подушечками между когтей пружинили на горной дороге, смягчая неровности. Так что ехать на вирххаре было бы даже приятно, если бы не Хеар. Уже через час его поведение стало беспокоить меня гораздо больше, чем ядовитые шипы ящера.
Арманец прижимался ко мне все теснее, просто впечатывался в мое тело. Его дыхание тяжелело, а руки, держащие поводья, сжимались столь крепко, что вирххар недовольно мотал головой, не понимая приказы погонщика.
И вскоре я стала замечать, что мы отстаем от остальных. На горной дороге не удавалось двигаться быстро и шеренгой, ящеры с седоками выстроились в длинную линию. И к полудню мы уже плелись в самом конце. А еще через полчаса отстали настолько, что впереди идущий вирххар уменьшился до размеров собаки.
Хеар бросил поводья, намотал мои волосы на кулак и дернул, заставляя откинуть голову. И впился мне в шею. Я думала, чтобы разорвать горло, и даже не сразу осознала, что он меня целует. Облизывает кожу, опрокидывая меня на себя, лихорадочно засовывая свободную ладонь мне под юбку. Его пальцы сжали мне ногу до синяков. Я закричала, забилась, пытаясь вырваться из его хватки. Но арманец лишь рассмеялся.
– Никогда не видел таких, как ты, – выдохнул он и рванул ворот моего платья, разрывая его. – Ты будешь моей… будешь моей, дикая энке…
Я снова закричала, но сразу же мой крик захлебнулся, потому что в рот проник язык мужчины. Он засовывал его в меня со стоном, почти с хрипом, получая явное удовольствие от моих попыток освободиться. Я на миг расслабилась, позволяя ему поверить, что сдалась, а потом резко сжала зубы на его губе, раздирая до крови. И сразу же ударила ребром ладони по шее. Все-таки жизнь со старшим братом хоть чему-то меня научила. С ящера я просто свалилась кулем, и даже не знаю, каким чудом удалось не зацепить ни один из шипов. Упала, чуть подвернув ногу, но быстро вскочила и бросилась бежать. Куда – не знаю. Гонимая лишь желанием спрятаться. От Хеара, от арманцев, от всего этого ужаса, в котором очутилась.
Ступня зацепилась за корягу, и я с воплем свалилась, прокатилась вниз по склону и застонала, ударившись боком о поваленное дерево. И почти сразу сверху прыгнул Хеар, прижал меня к земле, расплющивая своим весом, снова впился в губы с утробным, совершенно звериным рыком.
И отлетел от меня, словно его сдернули какой-то нечеловеческой силой.
Я отползла в сторону, прижалась к стволу, затравленно озираясь и сжимая на груди разорванное платье. Не знаю, как остальные арманцы так быстро оказались здесь. Но сейчас они смотрели на меня с высоты вирххаров. На красивых лицах – ни одного чувства, в светлых глазах – пустота. И самым равнодушным из них казался Линтар. Но, видимо, Хеар знал своего повелителя несколько лучше. Потому что вдруг упал на колени, склонил голову, тяжело дыша.
И я заскулила, как щенок, когда эта голова отделилась от тела, а я даже не успела увидеть замах Линтара. Он холодно осмотрел своих солдат и кивнул. Никто не произнес ни слова, а арманец перевел взгляд на меня:
– Со мной поедешь.
Меня колотила такая дрожь, что, казалось, я не устою на ногах. Не знаю, как залезла на ящера, и снова вздрогнула, когда мужчина сел позади. Вирххары снова тронулись в путь и уверенно полезли вверх по склону, цепляясь когтями.
Линтар за моей спиной не произнес ни слова. И я тоже не знала, что сказать, только вслушивалась напряженно в его дыхание, ожидая, когда оно станет тяжелым, рваным.
Но демон дышал спокойно и почти неслышно.
* * *На привал остановились на вершине, где трава уже была схвачена изморозью. Дальше через ущелье, и уже через два дня будем в Ранххаре. Если бы не потеряли время из-за глупости Хеара, возможно, успели бы раньше.
Я посмотрел на спящую девушку.
Ловлю себя на том, что постоянно рассматриваю ее спящую. За весь день она не произнесла ни слова. Ничего не спросила, не обвинила, не заплакала. Сидела ровно, смотрела сухими глазами и молчала.
Хеара не жаль. Мои приказы нельзя оспаривать. Нельзя даже думать о том, что им можно не подчиниться. Я приказал не трогать дикарку. Он ослушался. Так что получил свое.
