Марина Суржевская - Я тебя рисую
– Ева… – повторил он протяжно, так что в голосе перелилась лазурь. Словно морская волна на миг закрыла гранит. – Кто ты, Ева?
– Я… никто. Служанка.
– Служанка… – снова протянул он. На лице мужчины не отражались эмоции, и я не могла понять, о чем арманец думает. – Почему не попросила воды?
– Я боялась, – вполне искренне ответила я. – Куда мы едем?
– Ты уже начала задавать вопросы? – усмехнулся он. И сел ближе, так что наши бедра почти соприкоснулись. Я не смогла сдержать инстинктивного страха и отодвинулась. – Откуда у служанки артефакт фойров, Ева?
Он спрашивал спокойно, но я не обманывалась на его счет. Слишком живо перед глазами стояли убитые во дворце, то, как он стоял над отцом, как сидел на корточках перед умирающей Тарой.
Равнодушно. Привычно.
Арманец был жестоким зверем, хищником, который не страшится смерти. Ни чужой, ни своей. И мне стоило быть очень осторожной, чтобы обмануть его.
– Я не знаю, что это было. Я думала, это просто украшение, ракушка, – медленно сказала я, не отводя взгляда.
– Но ты отдала украшение парню. Почему?
– На память, – выдохнула я, понадеявшись, что арманец поверит.
Несколько бесконечных минут он смотрел мне в глаза, и я уже ожидала, что сейчас вцепится мне в горло и разорвет. Но он отодвинулся.
– До утра останешься здесь, Ева.
Я опустила глаза, уткнулась взглядом в свои грязные ладони.
– В Ранххаре искупаешься.
Я вздрогнула. И от того, что, не глядя на меня, он догадался о моих мыслях и что услышала название, навевающее ужас на всех людей.
Ранххар. Долина Смерти – так мы называли это место. Владения одного из повелителей арманцев.
Осознание, с кем я веду беседу, наполнило душу таким ужасом, что снова захотелось завыть, уткнувшись носом в разбитые коленки. Как же я не догадалась сразу?! Линтар. Это ведь одно из десяти его имен…
Их было пять – арманцев, имена которых были в нашем мире синонимами страха, ужаса, боли и смерти. Пять арманцев, повелители пяти долин. Из-за них когда-то была построена и скреплена магией всех остальных рас Стена, чтобы удержать их на той стороне.
И все же один из них смог эту Стену преодолеть…
Пока я в панике смотрела на спину, обтянутую черной тканью и перетянутую ремнями с оружием, арманец вышел, аккуратно опустив полог шатра. Я все же подтянула коленки, посидела, чуть раскачиваясь. А потом встала, взяла бурдюк, попила. Доела виноград, сгрызла найденное яблоко. Устроилась на шкурах, закрыла глаза.
Повелитель, значит? Ему же хуже.
* * *Вернулся, дикарка спала. Хотя, как я и подозревал, она вовсе не дикарка. Ева… Мне нравилось смотреть на нее спящую. Лицо во сне утрачивало это выражение страха и ненависти, становилось таким нежным. Конечно, я видел в ее удивительных глазах жажду мести. Она светилась там фанатичным огнем: желание убить, уничтожить, сделать больно. Если бы девчонка могла – воткнула бы мне нож в спину уже сейчас. Но она не глупа. Догадалась, что и пытаться не стоит. Хотя, несомненно, попытается. Чуть позже, когда посчитает, что моя бдительность достаточно усыплена.
Интересно, на что она пойдет, чтобы эту бдительность усыпить?
Вспомнил, как она накинула веревку с артефактом на того парня. Кто они были друг другу? Супруги? Друзья? Любовники?
Я размышлял об этом лениво, почти без интереса. Это все такие мелочи, лишь мгновения чужой жизни, слегка коснувшиеся меня. Мгновения, не вызывающие во мне ни любопытства, ни трепета. Чужие жизни оставляли меня равнодушным, если не могли быть полезны.
Не мне. Расе. Арманцам.
Снова прикинул в голове варианты, пытаясь понять, откуда у девчонки мог оказаться артефакт. Думала, что это обычная ракушка? Возможно. Я знал о таких артефактах – старинных, без следов магического фона. Они никак не проявляли своей силы и активировались сильным всплеском. Например, моей воронкой, которой я заблокировал дворец. Созданные древними, такие предметы были разбросаны по нашему миру, передавались в родах как безделушки, и мало кто знал об их истинном назначении.
Так что и эта ракушка вполне могла быть найдена бабушкой девушки и передана внучке как простое украшение.
Я подцепил красную прядь, намотал на палец, рассматривая. Даже в темноте прядка кажется живым огнем. Тронь – обожжет. Склонился ниже, к шее девушки, втянул ее запах. Она так необычно пахла. Словно цветок. У арманцев обоняние гораздо острее человеческого, ближе к звериному. Впрочем, люди и считают нас зверями. И, возможно, они правы.
Я тронул ее кожу губами. Внизу живота снова заныло, настойчиво требуя взять девушку, войти в нее, насладиться этим телом. Как и всех, меня влекла ее необычность и красота. В наших женщинах, даже юных, нет и половины этих красок. А с годами огонь внутри нас выжигает и те, что есть.
Огонь… Наше спасение и проклятие.
Снова прикоснулся губами, наслаждаясь вкусом. И сразу почувствовал, когда она проснулась. Но не вздрогнула, не вскрикнула – лежала неподвижно, пытаясь удержать рвущееся дыхание. Конечно, она боялась. Ее страх я тоже чувствовал своим звериным чутьем. Сильный, густой, панический. Она боялась так, что сердце внутри этого хрупкого тела почти останавливалось от ужаса. Но сдерживалась от крика.
Мне понравилось это.
Медленно провел языком по ее щеке, лизнул возле уха. Чуть отодвинулся. Ресницы девушки дрожали, тело напряглось, хоть она и пыталась не показывать вида. А потом ее глаза распахнулись и твердо уставились в мои. Не думаю, что она видела меня. Зрение людей не отличается остротой, и темнота их пугает. Но она смотрела так, словно видела. Я же рассматривал зелень ее радужки с искрами серебра, как завороженный. Никогда не видел таких глаз. Даже у фойров нет столь удивительной глубины оттенков.
Девчонка станет достойным экземпляром в коллекции принцессы. Думаю, Аярна будет довольна. И это тоже неплохо.
Я отодвинулся, устраиваясь на шкуре, закрыл глаза. Привычно в походе лег с оружием и не раздеваясь.
И понадеялся, что хоть сегодня удастся заснуть.
* * *Ночью я проснулась, как от толчка. Нет, не от толчка. От прикосновения. С самого детства я сплю очень чутко, даже Люку ни разу не удалось подкрасться ко мне незаметно и сделать какую-нибудь гадость. Я всегда просыпалась раньше.
Вот и сейчас сон слетел мгновенно, стоило чужаку прикоснуться ко мне.
Тяжелое тело опустилось на покрывало, и я почувствовала его губы на шее. Он трогал кожу языком, словно зверь, который примеривается, куда укусить. Кроме этого касания он не приближался ни на долю сантина, лишь его язык чертил влажную дорожку на моей коже. И, казалось, обжигал огнем. В проклятом шатре было темно так, что хоть глаза выколи – разницы не будет. Я не видела ничего, но всем нутром чувствовала арманца, застывшего рядом. Ощущала тепло его тела. Взгляд. И губы, когда он снова прикоснулся ко мне.
Хотелось заорать. Дико, так, чтобы эхо отразилось от скал, но чудилось, что стоит сделать это, и он набросится на меня. И я сдерживалась изо всех сил, каждую минуту ожидая нападения. Но демон отодвинулся.
Я лежала, напряженно вслушиваясь в его дыхание. Спокойное. Ровное. Размеренное.
Уснул?
Я уснуть так и не смогла. Лежала до самого утра, невидящими глазами рассматривая темноту.
А когда тьма стала сереть, разбавляемая потоками утреннего света, осторожно перевернулась на бок. Арманец лежал на спине. Одна рука вдоль тела, вторая застыла на рукояти клинка, и я поразилась, как можно спать в такой позе. Лицо спокойное, глаза закрыты. Я присмотрелась, стараясь дышать как можно тише. Ресницы демона не дрожали. В детстве мы с Люком притворялись спящими, но удержать дрожь ресниц было почти невозможно.
Спит?
Я очень медленно пошевелилась – плавно, не меняя дыхания. Придвинулась ближе, рассматривая его. На черной одежде – многочисленные кожаные полоски, пересекающие тело и удерживающие оружие. Даже предплечье перетягивает полоска кожи, и за ней тускло блестит узкое, почти игловидное лезвие. Тонкое, длинное, такого как раз хватит, чтобы пробить сердце. Я передвинулась еще ближе. Тронула кончиками пальцев гладкую рукоять. Выдернуть, размахнуться, ударить! И все.
Вот именно… Все. Сердце арманца остановится, а мой эликсир сгорит в крови.
Я застыла, не сводя взгляда с оружия.
Что важнее? Отомстить или сохранить наследие крови?
Что важнее…
Мужчина все так же не шевелился.
Я хотела убить его.
Странно, я слышала, что людям приходится ломать себя, что это страшно, потому что нашей природе не свойственно убивать. Тем более это претит природе созидающих. Но я не чувствовала страха. Напротив, я мечтала об этом. Вонзить в сердце арманца сталь, почувствовать запах его крови, услышать, как замирает на его губах дыхание. Я даже улыбнулась, представив это. И ужаснулась… Что со мной стало? Я ведь уверена, что даже насладилась бы этим зрелищем. Одно лишь воспоминание об отце, о Таре, о Мадлен в бирюзовом платье и с дырой в груди превращало меня в зверя, жаждущего крови. Мне даже было неважно, что будет потом, если мне удастся убить. Убежать от остальных я не смогу…
