Алексей Молокин - «Если», 2015 № 01
Уж следствие наверняка знало, как было дело. Пасториуса на год отстранили, а теперь опять летает, правда, не на лайнере, на грузовике.
И это, наверное, правильно. Хотя как посмотреть. Хладнокровное и жестокое убийство во имя спасения людей от гипотетической опасности…
Вот почему далеко не все рвутся в капитаны. Очень редко, но случается такое, когда командир звездного судна решает, кому жить, а кому нет. И ты должен быть внутренне готов к такому решению постоянно с момента, как получишь капитанскую лицензию. И ответить за решение — тоже готов.
На корабле ты — закон. Но ты не над законом. Вот и думай.
— Может, договоримся? — спрашивает капитан Безумов почти умоляющим тоном. — А? Ну неохота мне помирать из-за того, что вы подкармливаете какую-то террористическую группировку, чтобы врагам Федерации жить было веселее.
— Что за бред?! — шипит Джонс.
— И портить свое резюме тоже не хочется… — нудит капитан. — Я через час пакет сброшу, это уже само по себе чрезвычайное происшествие…
Тут Джонс меняется в лице, устает играть.
Как это «пакет сброшу»? У тебя не работает ничего.
У тебя манипуляторы не шевелятся.
Ты еще скажи, что вот-вот тяга будет.
— Вопрос в чем, — продолжает капитан, — Я могу сбросить груз вместе с тобой. Наденешь скафандр, подпишешь заявление, что пошел осматривать контейнеры, — и гуляй на здоровье. Кораблику меня неисправный снизу доверху по твоей милости, пакет сорвется, подцепить назад мы его не сумеем, улетит он быстро и далеко, а спасать тебя нам просто нечем — шлюпку мы еще в том году… Доломали. Ну и сиди на своем товаре, а мы отвалим. Воздуха в скафандре на три часа, твои приятели как раз успеют. Можем дать запасной баллон, чтобы ты не боялся. Но вот за все это, драгоценный ты мой, я должен что-то существенное получить от твоего ведомства. А то сам факт выхода в рейс с неисправной спасательной шлюпкой…
Ну, ты понял. Меня же просто с работы выгонят. Если не попрут из профессии…
Джонс отчетливо скрипит зубами. Он недоволен. Похоже, его удерживает только отсутствие тяги. А то бы сейчас отстегнулся и полез тут всех убивать. Драка в невесомости — отдельный вид боевых искусств, и связываться с четырьмя противниками, тренированными на невесомость по умолчанию, серенькому дядечке неохота. Оружия у него точно нет, максимум что-нибудь острое в ботинке спрятано. А у этих отвертки и пассатижи. У каждого, вон, в кармашке на голени.
— Другой вариант, — говорит капитан. — Это если ты сам по себе и просто решил уйти с товаром на сторону. Тогда я должен тебя арестовать. А ты должен назвать сумму, за которую я тебя не арестую. И вот я себе задаю вопрос: чего ты молчишь и прикидываешься невинной овечкой? Чего ты такой неправильный? И сам отвечаю: ты нас уже похоронил. Ага? Нас просто убьют. Потому что мы тебя видели.
— Вы бредите, — произносит Джонс устало.
— Я сброшу пакет через час, — напоминает капитан и мило улыбается.
С этой улыбкой он действительно похож на смерть, похож как никогда.
Братья Амбаловы потихоньку выбрались из «пузыря» и висят у Джонса за спиной. Эвери безучастно сидит и глядит, как мигает на пульте лампочка аварийного маяка.
Положение в целом отвратительное. Те, кто придут за пакетом, будут здесь часа через три-четыре, они не могут ждать поблизости от трассы, их засекут и спросят: вы чего тут? Если сигнал маяка принят, спасатели догонят буксир где-то через сутки. Впереди еще несколько буксиров — сто пятый шел в колонне замыкающим, — но чтобы погасить скорость, развернуться и прийти на помощь, надо часов восемь при самом удачном раскладе. Никто этим заниматься не будет: если корабль погиб, значит, погиб, а если он не функционален, но экипаж жив, людям положено сидеть в шлюпке и жевать аварийный запас. Шлюпка, кстати, на сто пятом не совсем доломанная, жить в ней можно, она просто не летает.
Расклад, озвученный капитаном, весьма убедителен, и на борту — опасный человек. Очень, очень нехорошее положение.
Основной вопрос: капитан блефует насчет тяги — или как?
Но в любом случае, надо его слушаться. Что скажет, то и делай. И быстро.
— Что там? — капитан слегка наклоняет голову и слушает ответ. С механиками общается. — Понял. Этого достаточно. Жду.
И снова глядит на Джонса, пристально, колюче.
— Одного не понимаю, — говорит капитан, — Почему выбрали именно нас? Все остальное в общем ясно. А вот почему мы — это для меня загадка. Ты же не дурак. Ты должен был «пробить» мое досье. Тебе это раз плюнуть.
— За кого вы меня принимаете?!
— За того, кто ты есть. За офицера государственной безопасности.
— У-у… — Джонс в сердцах резко мотает головой.
Издает булькающий звук и зажимает рот обеими руками.
— Дайте ему мешок уже!
Бесик Амбалов подлетает ближе, достает из подлокотника кресла гигиенический мешочек и сует его Джонсу. После чего на всякий случай отлетает назад.
Джонса шумно рвет.
По счастью, у космонавтов мешки в карманах: через несколько секунд рвать начинает в рубке всех, кроме, естественно, капитана Безумова. Он просто сидит и буравит Джонса взглядом.
— Я вас много видел, — говорит капитан. — А еще у меня бывают всякие предчувствия. И как только ты зашел на борт, я понял: дело плохо. Ну вот рожа мне твоя не понравилась, извини… Я прикинул, где именно нас должны грабить, и принял меры. Ты заметил, да, механиков первые сутки полета не было в рубке? Это я им приказал сделать кое-что. Нуда, я параноик, наверное. Зато у нас будет тяга. Пятьдесят с чем-то процентов, но будет. Ты хотел выжечь нам главный ствол управления. Механики вместо него бросили шунт, и ствол мы обесточили насколько возможно. Летели буквально на честном слове, зато ствол почти не пострадал. Но пакет нам все равно придется бросить, иначе с половинной тягой мы не успеем вовремя к точке входа. У нас, видишь ли, есть там дела поважнее, чем этот драный пакет, хоть он и стоит больших денег… Чтобы ты мне до конца поверил, объясняю: мы везем спецпочту. Она у меня в сейфе, я отдам ее командиру дальнобоя. Наверное, еще поэтому я напрягся, увидев тебя: не кладет твое ведомство два яйца в одну корзину, нельзя так, запрещено. Я же знаю. Что, впрочем, не отменяет моей паранойи, хе-хе… А теперь в последний раз спрашиваю: поторговаться не хочешь? Не готов? Есть, что предложить?
Джонс запечатывает мешок, оглядывается, прячет его обратно в подлокотник. Утирается рукавом серенького костюмчика. Сам Джонс теперь окончательно серенький и очень, очень несчастный. Ему тут не нравится. Он на взводе, он злой, держится из последних сил и поэтому грустен. Что-то у него пошло не так. Совсем не так, как надо.
— Я буду жаловаться! — шипит Джонс.
— Куда? В «Джамаат Свободного Космоса»?
Джонс тяжело вздыхает и отворачивается, выражая крайнее недоумение.
Получается у него уже совсем неубедительно.
— Ладно, сиди, думай, — разрешает капитан. — Время еще есть. Но его все меньше с каждой минутой. Ты пойми, дубина, мы — коммерческий флот, деловые люди. Мы не страдаем ерундой, мы занимаемся логистикой. Поэтому с нами всегда можно договориться. А вот убивать нас неправильно, мы этого очень не любим и жестоко мстим. Ты задумал нас ухлопать, и уже за саму эту мысль тебе стоило бы заплатить нам. Мы сердимся, если у кого-то возникают такие мысли. Уразумел, нет? Вижу, что нет… Ты жадный, что ли? Или глупый?
— Погодите, я понял, — Джонс расправляет плечи, — Вы пережили стресс. Вы уже немолоды, вам сейчас очень трудно, и вы ищете виноватого. Знаете, я согласен. Назначьте меня виноватым. Арестуйте. Не проблема. Заприте в каюте, я готов.
Капитан пару раз моргает, что-то прикидывая.
— Ну зачем же в каюте, — говорит он наконец. — В каюте это несерьезно. Мало ли чего ты там припрятал на черный день. Не-ет, дорогой… В ремонтном шлюзе мы тебя закроем.
И при малейшей опасности случайно откроем внешний люк.
У меня, понимаешь, расширенные полномочия при доставке спецпочты. Я обязан всего бояться. Сейчас я боюсь тебя. Честное слово, ты меня напугал очень сильно. Операторы, выполняйте. В шлюз его.
Братья Амбаловы подлетают к Джонсу и начинают его отстегивать.
Тут в рубку влетает девушка. Она одета в новенькую, с иголочки, парадную штурманскую форму, влажные черные волосы гладко зачесаны назад и собраны в хвост. Сейчас у всех от невесомости лица опухшие и круглые, у девушки совсем кругленькое, но все равно видно, что штурман — симпатяга.
Хотя и несколько склонна к полноте.
— А можно я ему по морде дам?! — заявляет симпатяга.
На нее все оглядываются, и тут мистер Джонс преображается из серенького дядечки в опасную тварь, способную запугать даже капитана Безумова. Резкими короткими ударами он начинает бить братьев Амбаловых, стараясь попасть в уязвимые места — пах, глаза, горло. Братья кряхтят, но держатся, хотя и с трудом. Надолго их не хватит. Они стараются зафиксировать руки и ноги Джонса, сплетаются с ним в тесный клубок и так летают по рубке, ударяясь обо все, что подвернется.