Массандрагора - Безродный Иван Витальевич
– Короче, чего вы меня все время с мысли сбиваете? – Берман шумно допил остатки газировки в стакане. – Фокус в том, что, во-первых, все метки по определению уникальны, в каком бы параллельном мире они ни изготавливались, а во-вторых, однажды поставленную идентификационную метку больше невозможно изменить или удалить. А у тебя она один в один как у нашего Соломона… в смысле нашего Павла, понимаешь?
– Вроде да, – кивнул Пашка. – Соломон – это его прозвище?
– Типа того. Ты лучше подумай и скажи – как такое могло произойти, по-твоему?
– Откуда ж я знаю?! – удивился Пашка. – Да я до последнего времени вообще ни о каких мирах и цивилизациях знать не знал!
– Снимай трусы! – внезапно сказала Станнум.
– Чего? – уставился на нее Пашка.
– Сымай-сымай, посмотреть кое-что хочу.
– Э… – Пашка взглянул на Михаила. Что они еще задумали?
Берман засмеялся:
– Она дело говорит. Да не бойся ты, мы проверить кое-что хотим.
– Что?
– Соломон с год назад умудрился на мелководье, на том пляже, где вы были, усесться на колючую рыбу. Ядовитую, между прочим, – еле откачали тогда его. А на заднице, в смысле левой ягодице, у него остался шрам в виде звезды.
– И большая родинка у него есть на правой половинке, – добавила с хитрым видом Станнум. – Уж я-то знаю…
– Родинка ничего не доказывает и ничего не опровергает, – заметил Берман.
– Ну? – требовательно спросила Станнум, привстав со стула. – Ты стянешь свои брюки или мне помочь?
– Помоги, помоги ему, – подколол ее Берман.
Пашка вздохнул и, повернувшись, приспустил джинсы.
– Нету, – сказала Станнум.
– Есть, – в свою очередь заметил Берман.
– Чего нету, чего есть? – начал раздражаться Пашка, застегивая ремень.
– Шрама нет, а родинка на месте, – ответил Михаил. – Только шрам свести не так уж и сложно. Как и поставить родинку.
– Ну дык… О чем я и говорю. – Пашка сел на свое место. – Лучше копать в сторону этих ваших химических меток. Как они вообще устанавливаются?
– Обычный укол в руку, – ответил Берман. – Вводится совсем небольшое количество вещества, особый такой тип мета-молекул. Смесь оседает по всему твоему телу хитрым рисунком, внедряясь в кости и прочие органы. Я не химик, точнее не скажу, да наши-то и не разобрались еще толком во всем этом. В общем, после укола два-три дня – и ты до конца своей жизни пронумерован. Остается только снять конфигурацию поля, которое создают эти мета-молекулы, и зафиксировать его как твой личный код. Так вот твое поле полностью идентично полю Соломона. А это технологически невозможно. Ну, мы так думали. Все думали. Да, и еще: в эти первые дни повышается температура, вроде на грипп похоже, и сыпь выскакивает на животе, но она заметна не у всех.
И тут Пашка вспомнил! Это случилось буквально на второй или третий день после его неудачной попытки познакомиться с Алиной, когда он сбежал из ее магазинчика, в самом начале апреля. У Богдана как раз родилась дочь, точно. Да-да! Та самая толстая девчонка-гот, приставшая к нему у «Горьковской»! Она что-то ему вколола в шею, однозначно! И почему он только сейчас догадался об этом? Наутро тогда его действительно колбасило. Но кому бывает хорошо с большого бодуна? И сыпь появилась, причем не только на животе, но и на лице и шее, но такое у него бывало и после сильного перепоя, хотя и редко. Пашка тогда все равно пошел сначала на лекции в институт, а потом ненадолго в офис, где фактически спал, но вечером температура подскочила до тридцати восьми с половиной.
– Может, «скорую» вызвать? – обеспокоенно спросила его тогда Ольга.
– Фигня вопрос, – махнул рукой Пашка и слопал чуть ли не полпригоршни разнообразных таблеток. – Где наша не пропадала!
– Думаешь, это оно? – спросила Станнум, выслушав рассказ.
– А почему бы и нет? – Берман пожал плечами. – Эта вот псевдоготесса… У нее был акцент? Она сама говорила или через автоматический переводчик?
– Не заметил; в смысле не помню… – смутился Пашка. Что он вообще мог заметить в тогдашнем состоянии?!
– Ясно… По описаниям это может быть Ханна, да? – обратился Михаил к Станнум. – Или Розалия. Всегда их путал. Вот только зачем она вырядилась в гота? Это же слишком заметно.
Станнум кивнула:
– Это не важно. Важнее то, что Грюнвальд подослал одну из них, та ввела в этого Павла метку, которая в конце концов стала неотличимой от метки нашего Соломона.
– Но это же невозможно!
– Значит, возможно, – отрезала девушка. – Мы до сих пор не знаем, как это все точно работает, так чего тут попусту рассуждать?
– Этим пользуются в нашем кластере уже лет сто пятьдесят, между прочим! И сколько их уже понаставлено, ты представляешь?
– Ага, – усмехнулась Станнум, – представляю. Вот веселуха-то скоро начнется!
– А самое главное – зачем, зачем?
– И где наш Павел, где Соломон, не подскажешь? – добавила девушка. – У меня к нему просто преогромная куча вопросов!
– У всех к нему куча вопросов… И поболее твоей кучи.
– Так я из-за этого всего начал перемещаться по мирам? – пораженно спросил Пашка. – Из-за этой метки, да?
– Хороший, знаешь ли, вопрос! – ухмыльнулся Берман. – Сама по себе метка не может заставить тебя делать это, по сути она – просто навороченная радиоэлектронная метка и ничего больше, как те, которые вешают в магазинах на книги или апельсины. В общем, что-то здесь нечисто…
На столе резко зазвонил старомодный дисковый телефон. Михаил снял трубку:
– База ракетных катеров!.. Что? А…
– Вечно у него эта база… – покачала головой Станнум. – Ну как ребенок!
– Кассиус прибыл, – сказал Берман после короткого разговора. – И через пять минут он зайдет сюда. Так. Быстро соображаем! Что у нас в итоге?
– Не надо им пока ничего говорить! – жарко заговорила Станнум. – Они все равно прикрыли проект. Нам нужно самим разобраться. Найти Соломона. И…
– И что? – спросил Берман.
Станнум коротко взглянула на Пашку, как бы не особо доверяя ему.
– И закончить начатое дело, – понизив голос, ответила она.
– Мы не знаем, где наш Паша, – возразил Михаил. – Мы даже не знаем, что ему в итоге удалось. Взломал ли он Ядро Машины? Вот в чем вопрос. И почему он прячется от нас? Я же точно знаю, что он вернулся оттуда, а еще я не понимаю, какова роль Грюнвальда. Меня это тоже, знаешь ли, волнует.
– Выйдем на скандинава – выйдем и на Пашу.
– Возможно…
– Не возможно, а точно, – убежденно произнесла девушка. – Вот что я предлагаю… Только никто, кроме нас троих, не должен этого знать! Ясно, Павел?
Пашка кивнул.
– Итак, Павел делает вид, что он – Соломон.
– Но я… – хотел возразить Пашка, но Станнум осадила его:
– Это ненадолго, не бойся. Ты – Соломон. И у тебя амнезия. Получил… э-э… несколько дней назад неизвестно при каких обстоятельствах, в неких дальних мирах.
– Может, как раз во время того перехода с «Горьковской»? – предложил Пашка. – Вроде логично. Там такое творилось!
– Да, хорошо, это хорошо, – кивнула девушка. – Итак, почти ничего не помнишь – на то она и амнезия. Связался с Мишей – он тебя вывел. Теперь тебе типа нужен отпуск. Мы тебя отправим домой – и для тебя на этом всё. За это время найдем Соломона, ну и… Дальше тебе знать не обязательно. Идет?
– А если не найдете?
– Придумаем, это уже не твоя забота. Сымитируем его психологический кризис, уход в миры и окончательную пропажу. – Погрустнев, девушка примолкла. – Ты уже будешь давно дома. Можешь даже забыть о нас.
– Забыть?
– Ну, не совсем забыть, конечно. Может, ты и понадобишься нам еще. Кто знает?
– А мои параллоиды, перемещения – как быть с этим? Жуткая ведь путаница!
– Отключим мы эти твои перемещения. Вокруг тебя будет только твой мир. Устойчивый.
– Отключите? – вылупился на них Пашка. – Значит, это все управляемо?
– В какой-то степени, – вмешался Берман. – Потом объясню, сейчас нет времени.
