Сыщик Бреннер - Шенгальц Игорь Александрович
— А разве бог не рад своим чадам в любое время дня и ночи? — полюбопытствовал я, впрочем не пытаясь задираться.
— Господь великий, может, и рад, — ответил монах и перекрестился, — да мы — не он.
— А разве не говорите вы от имени его? — удивился я.
— Нет, мы обычные монахи. От его имени говорить могут лишь избранные, — пояснил он и добавил: — Так что ступай, откуда пришел. Не заставляй применять силу.
Мне надоели эти препирательства, и я достал бумагу.
Толстый монах внимательно изучил документ, а потом недоуменно пожал плечами.
— И что с того? Мирские указы нас не касаются.
— Дело серьезное, государственной важности, — напирал я. — Мне бы поговорить с кардиналом! Поверьте, вопрос этот не терпит отлагательства. Думаете, стал бы я в такую ночь по пустякам бегать?
Монах задумался, чуть опустив ружье. Мнением братьев он пренебрег, даже не подумав с ними посоветоваться. Привык, видно, сам решать подобные вопросы.
— Ладно, поговоришь для начала с отцом Климентом, а там уж как он решит…
Климент так Климент, мне было все равно. Лишь бы для начала попасть внутрь собора.
Монахи посовещались между собой и разделились. Трое остались сторожить ворота, а толстяк и еще один монах повели меня к секретному, как пояснили мне, ходу, расположенному несколько в стороне от главного входа. Наверное, они решили, что доверенному лицу великого князя можно узнать и некоторые внутренние церковные секреты. Или же выпускать меня из собора попросту никто не собирался. А может, о существовании хода знали все, кроме меня, и тайны из него никто не делал.
В любом случае уже через несколько минут мы шли пыльными, едва освещенными коридорами храма. Толстый монах впереди, затем я, а прямо за мной по пятам, чуть не дыша в затылок, топал второй монах. Меня не обыскивали, так что при желании я мог убить их за пару секунд. А мощности «дырокола» хватило бы, чтобы разнести тут все по кирпичикам. Но меня интересовал только подселенец.
Встреченные нами монахи удивленно поглядывали на меня, но не осмеливались задавать вопросы, лишь жались к стенам, пропуская нашу процессию.
Наконец толстый монах остановился у одной из дверей, негромко постучал и, получив приглашение войти, тут же потянул ручку на себя.
Из-за стола нам навстречу поднялся человек лет сорока — сорока пяти, облаченный в столь же простую черную сутану, как и остальные монахи, но видно было, что он обладает большей властью и способен принимать решения.
— Отец Климент, — негромко забасил толстяк, — тут посланник от великого князя. Хочет поговорить с кем-то из святых отцов. Я и привел его к вам.
Климент окинул меня быстрым цепким взглядом и тут же составил собственное мнение о моей скромной персоне.
— Правильно сделал, брат Агат. Проходите, сударь, присаживайтесь вот на этот стул. А вы, братья, ступайте себе. Дальше я сам.
— Мы его не проверили… — начал протестовать толстяк Агат, но Климент прервал его повелительным взмахом руки.
— Ничего. Думаю, посланник князя не причинит вреда скромному слуге Господа.
— Не причиню, — согласился я, и моим проводникам ничего не оставалось, как покинуть комнату, но я еще некоторое время слышал их удаляющиеся шаги в коридоре.
Дождавшись, пока монахи отойдут на достаточное расстояние и на всякий случай выглянув в коридор, чтобы убедиться, что тот пуст, Климент обратился ко мне:
— Как вас зовут, сын мой, и зачем вы явились ко мне в этот тяжелый для города день?
— Кирилл Бенедиктович Бреннер, — по-военному четко кивнул я, — частный сыщик. Лицензия за номером семьсот восемнадцать дробь два. Часы работы ненормированные.
— Что часы ненормированные, это я вижу, — улыбнулся Климент. — Рассказывайте!
— Мне, собственно, хотелось бы встретиться с его высокопреосвященством. У меня к нему дело.
— Не думаю, что он примет вас в такой час без особой рекомендации. В иное время письмо князя открыло бы перед вами двери, но не сегодня. Но необходимую рекомендацию как раз могу дать я, если поверю, что дело стоящее и не терпит отлагательств.
Теперь настал мой черед оценивающе осматривать Климента. Что ж, я остался доволен тем, что увидел: среднего роста, но вполне крепок и плечист, возможно, бывший военный, глаза умные, внимательные, волосы уже тронула седина, тонкий шрам на кисти правой руки.
— Хорошо, — кивнул я, — вы услышите эту историю. Только прошу, ничему не удивляйтесь и дослушайте до конца. А там уже решайте, гнать ли меня в шею или поверить!
— Договорились, сын мой, — пообещал монах.
И я рассказал ему все, что случилось со мной за эти злосчастные дни. Все, от начала до конца, почти ничего не утаивая и не оставляя про запас, разве что о бюро профессора Зоммера я не упомянул ни словом. Говорил я коротко, сухо, по существу, стараясь не терять драгоценных минут, но в процессе несколько увлекся, и рассказ мой обрел достаточное количество подробностей и мелких деталей, чтобы убедить в его правдивости любого непредвзятого слушателя.
По лицу Климента невозможно было прочитать, верит он мне или нет. Святой отец молчал, даже сопутствующие вопросы не задавал, и только слушал и слушал, а я говорил и говорил, стараясь не забыть ничего: поиски убийцы, дагеротипист, воскрешение мертвеца, подселенец, стрелки, Костас, дирижабль, «страусы» и «дырокол», Серафимов и Кречетов, император и великий князь, революция, Семенов и, наконец, мои несчастные девочки. Я не забыл никого и ничего.
Потом я закончил свою исповедь и чуть откинулся на жесткую спинку стула, переводя дыхание. Климент смотрел на меня задумчиво, потом резко поднялся и сказал:
— Я верю вам, сын мой. Более того, кажется, я знаю, где именно находится сейчас то существо, кое вы именуете подселенцем. Вот только опасаюсь, что знание это принесет сплошные беды вам… и мне…
Я тоже вскочил на ноги, готовый к чему угодно, но завершение фразы Климента мне совершенно не понравилось.
— Что вы имеете в виду?
— Думаю, вы правы, сын мой, тварь дьявольская здесь, в соборе. Уже несколько дней как ее доставили.
— Почему вы в этом так уверены?
— Я видел, как ее привезли, только не понял сути происходящего. Теперь же вы своим рассказом раскрыли мне глаза. — Не прекращая говорить, отец Климент открыл один из ящиков стола и достал оттуда револьвер. — Может понадобиться, — ответил он на мой удивленный взгляд и сунул оружие в карман сутаны.
— Даже так?
— Именно, сын мой, именно… — Монах обошел стол, приблизился ко мне и внезапно перекрестил единым знаком слева направо.
Я не противился, сейчас не помешает даже подобное суеверие, но ни в какую божественную помощь я не верил, только в свои силы, и надеялся, что их хватит сегодня.
— Только один человек в стенах нашего собора сумеет достоверно ответить на все твои вопросы, сын мой. И только этот человек обладает достаточной властью, чтобы принимать решения такого уровня и спрятать здесь подобное существо.
— И этот человек?.. — начал догадываться я.
— Вы выбрали правильную цель. Нам нужен именно он, его высокопреосвященство Дунстан, кардинал Фридрихсградский.
XLVIII
Кардинал
Прежде чем выйти из комнаты, монах выдал мне видавшую виды сутану, «дабы не выделяться среди братьев».
И вновь коридоры, некоторые совсем узкие, другие — широкие, выводящие к анфиладе комнат. Комплекс собора был огромен и занимал несколько кварталов. Климент, прекрасно знавший все здешние ходы-выходы, уверенно вел меня вперед.
И вдруг, неожиданно для меня, мы оказались в храме — основной части собора. Центральный неф мы пересекли не останавливаясь. Внутреннее убранство просто поражало. Я бывал тут и прежде, как и всякий житель Фридрихсграда, не лишенный тяги к прекрасному, но сегодня мне все здесь показалось еще более величественным и возвышенным, чем обычно. Неоготическая архитектура центрального нефа, сейчас озаренная мрачным светом факелов, переходила в средневековую часть, почти незаметную на фоне черных окон. Я знал, что высота главного нефа достигает ста пятидесяти метров, боковые башни — вполовину ниже, но, учитывая, что комплекс находится на естественной возвышенности, виден он из любой точки города. Сорок колонн стояли по всему внутреннему периметру храма, разделяя галерею второго этажа, украшенную бюстами императоров и императриц, зодчих и строителей храма, патриархов, архиепископов и других значимых персон.
