Тринадцатый ученик Дьявола - Алекс Урса
– Но как, Учитель? – повернулся он к Грохану. – Ведь в прошлый раз, когда вы пытались вытащить меня отсюда, я застрял в дверях. Печать не пускала. Я это точно помню!
Грохан сделал несколько шагов и оказался рядом с ним.
– Именно потому, что я пытался сделать это против твоей воли. Это не было твоим желанием. Ты хотел попасть внутрь школы, но не желал ее покидать. Странно, но моя печать на тебя не действует. Точнее, тебе на нее плевать. Поэтому, как видишь, тебя ничего не держит.
– Хотите от меня избавиться? – догадался Ноэль, и его брови поползли вверх.
– Возможно, – не стал отрицать Грохан, коротко взглянув ему в глаза. – Иногда мне кажется, что это самое верное решение. Хотя ты слишком интересный материал для меня. Я, видишь ли, как и ты, любопытен. И главный вопрос, который меня интересует, зачем ты здесь?
Ноэль задумался. Не в его привычке было погружаться в себя и искать причины своих поступков. Он всегда действовал интуитивно.
– Подумай хорошенько, прежде чем ответить, – усмехнулся Грохан, наблюдая за ним.
– Я пришел за знаниями! – выпалил Ноэль через паузу.
– Все знать невозможно, – тут же с улыбкой возразил Грохан.
– Я хочу достичь совершенства в умении колдовать, – заново решился Ноэль.
– Лишь идиоты могут достичь совершенства, потому что совершенству нет пределов, – еще шире осклабился Грохан. Ноэль надолго замолчал.
– Я хочу понять, кто я такой, – наконец уверенно сказал он.
Брови Учителя чуть заметно дернулись вверх, и в этот раз Ноэль понял, что попал в цель.
– Ну что ж, здесь наши желания совпадают, – медленно произнес Грохан. – Я тоже хочу знать, кто ты такой.
– Я остаюсь, – озвучил твердо свое намерение Ноэль, и стоило ему произнести эти слова, как тяжелая дверь за ним оглушительно захлопнулась. Он оглянулся на печать, но она уже угасала, оставляя на поверхности слабый красноватый свет. Ноэль снова обернулся на Учителя и вздрогнул – в темноте глаза Грохана горели адским пламенем.
– Как хочешь, – сказал он мягко и внезапно весьма дружелюбно потрепал Ноэля по и так достаточно взъерошенным вихрам. Не успел Ноэль удивиться как следует, Учитель отвернулся и пошел вверх по ступеням, оставляя его одного.
Глава Четвертая, в которой Ноэль пытается воскресить достопочтенного садовника Скотти Хивера, но вместо этого призывает нечто ужасное
– Морис, твои зубы стучат так громко, что мешают мне думать!
Ноэль наконец не выдержал и остановился прямо посреди крутой и узкой лестницы, чтобы отцепить от подола мантии пухлые скрюченные пальцы Мориса Кавилля, но это оказалось невозможно. Во-первых, одна ладонь была занята обычным смоляным факелом, с которого оплывало жидким огнем и все время норовило обжечь кожу, во-вторых, пальцы Мориса не иначе свело судорогой и разжать их одной рукой было немыслимо, сколь долго Ноэль ни пытался. Очень хотелось по-быстренькому сотворить заклинание-светлячок, чтобы не возиться с неудобным факелом, но Грохан с первых дней обучения ввел запрет на использование магии, если без нее можно обойтись, объясняя это тем, что на каждое магическое воздействие существует противовес и отдача в случае корявого ученического заклинания может быть самой неожиданной. Ноэля это дико раздражало, поскольку применять магию ему хотелось всегда и везде. Вернее, она из него так и выскакивала. Зачастую против его воли.
– Было бы чем думать! – не замедлило прилететь с пролета выше голосом Арчибальда Петеля. – Ноэль, ты со своим другом-затычкой перегородил всем путь, а вот не сказать, что нам всем тут охота оставаться.
Последнее заявление было чистой правдой. Процессия из тринадцати учеников, вооруженных факелами, растянулась на длинной и весьма неуютной лестнице, которая вела из холла школы куда-то глубоко вниз, в подземелье. При этом свет из холла уже не проникал, а конца спуска видно не было. Куда они идут, ученики тоже не знали, ибо герр Грохан не любил открывать рот, если только для этого не появлялась особая необходимость. На последнем занятии он сделал короткое сухое объявление, что вместо отхода ко сну всем ученикам вменяется собраться у двери под лестницей и ждать его распоряжений. Слухи об этой неприметной, низенькой двери, неизменно запертой на ключ, ходили давно и самые прескверные. Мрачный, худой как жердь и вечно молчаливый ученик Бармио Этель, питавший особый интерес ко всему потустороннему и изрисовавший поля учебников гробами всех мастей, уверял, что за ней длинная лестница, ведущая в катакомбы, и что ночью оттуда доносится вой и скрежет, с которыми мертвецы царапают деревянную створку в попытке выбраться наружу. Ему верили, ибо, во-первых, он был потомком рода чернокнижников, во-вторых, утверждать обратное достоверно никто не мог – сонный морок держал всех учеников в своем плену каждую ночь. Так что, проходя мимо злополучной двери, все как один воспитанники старались ускорить шаг.
– Ты тоже помираешь со страху, Петель? – огрызнулся Ноэль, продолжая по одному разжимать толстенькие, но чрезвычайно сильные пальцы друга. – Боишься, что тебя мертвяки сожрут?
– Мертвяки никого не жрут, – неуверенно подал голос Арчибальд Петель, – они просто противные и страшные.
– Еще как жрут! – мрачно обронил с нижних ступенек Бармио, которого в темный проем протолкнули первым в паре с самым сильным Ронни Кирриком. – Бабка рассказывала, что они выбирают самое вкусное. Сначала выедают глаза тем, кто на них смотрит, потом вскрывают когтями череп и высасывают мозги…
В этом месте крепко сбитый Ронни Киррик заметно струсил и схватился за стену.
– Во-во! И я говорю, Ноэлю волноваться определенно не с чего, у него мозгов отродясь не было… – начал было Арчибальд, но в этот момент остатки света, поступающего из холла школы, исчезли. Их заслонила чья-то огромная тень, и громкий голос из темноты гаркнул:
– Что здесь такое?!
От оглушительного визга у Ноэля заложило уши. Страшно ему не было, у него это чувство с лихвой заменялось неуемным любопытством. Уж больно интересно было поглядеть на мертвяков. Однако на всех остальных студентов было жалко смотреть. Морис от ужаса побелел, вывернул ему кисть и орал, не переставая. Арчибальд Петель, судорожно перебирая конечностями, старался залезть своему верному другу Маркусу Лидсею на руки. Громче и тоньше всех кричал шкафоподобный Ронни Киррик, при этом вжимаясь в стену
