Страна призраков - Гибсон Уильям
– Подарок, – ответила Холлис. – Осталось найти, кого им осчастливить. Я в душ.
И она поднялась наверх.
Фигурка синего муравья по-прежнему стояла на своем месте, изготовившись к действию.
Холлис разделась, внимательно себя осмотрела, к счастью, не обнаружив никакой сыпи, и долго-долго старательно мылась под струями горячей воды.
Чем теперь заняты Гаррет и старший мужчина? Куда отправился Тито, когда его высадили? Почему сумочка – или по крайней мере шифратор Бигенда, – отрастив себе ноги, разгуливает по улице? А смертоносный монгольский червь – какую форму он примет сегодня? Этого журналистка не знала.
Неужели она и вправду видела, как облучают сто миллионов долларов при помощи гранул медицинского цезия? Видела, если Гаррет не врал. Хотя какой в этом смысл? Холлис намыливалась в третий раз, когда ее вдруг осенило.
Цезий нельзя отмыть. Никаким порошком. Значит, и деньги уже не отмоются.
Ей даже не пришло в голову задавать вопросы Гаррету, пока тот готовился покинуть мастерскую. Нет, правда, ни одного вопроса. Холлис чувствовала всем сердцем: нужно делать то же самое, что и он; делать, а не говорить об этом. Молодой человек очень сосредоточенно проверял каждый предмет дозиметром, стараясь ничего не забыть.
Она была совершенно уверена, что не оставила сумочку. Кто-то забрался в фургон, пока все четверо говорили с мусорщиками.
Холлис обтерлась полотенцем, оделась, убедилась, что паспорт на месте, и высушила волосы.
Когда она спустилась, Инчмэйл сидел на краю двадцатифутовой кушетки (цвет кожаной обивки очень близко напоминал оттенок сидений в «майбахе» бельгийского рекламного магната) и читал сообщения на своем телефоне. Хайди с Одиль удалились, казалось, на целый квартал – так обманывала игра светотени на полированном бетонном полу – и походили на человеческие силуэты, которые нарочно рисуют на архитектурных чертежах для демонстрации масштаба.
– Опять твой Бигенд, – сообщил Рег, отрываясь от телефонного экрана.
– Это не мой Бигенд. Но будет твоим, если продашь ему права на «Такой быть сложно» для рекламы китайских машин.
– На это я, разумеется, пойти не могу.
– Из чисто художественных соображений?
– Просто нужно согласие всех троих: мое, твое, Хайди. У нас же совместные права, если помнишь.
– Лично мне без разницы, решай сам.
– С чего вдруг?
– Ты же до сих пор в бизнесе, до сих пор имеешь долю.
– Он хочет, чтобы ты это написала.
– Что написала?
– Изменила слова в песне.
– И сделала из нее рекламную заставку?
– Главную тему. Целый гимн. Под брендом постмодернизма.
– Это нашу «Такой быть сложно»? Издеваешься?
– Он меня завалил сообщениями, каждые полчаса достает. Решил припереть к стенке. От таких людей меня просто тошнит. Честно.
Холлис пристально взглянула на него.
– А где смертоносный монгольский червь?
– Ты о чем?
– Не знаю, чего мне сейчас больше бояться. Помнишь, ты на гастролях рассказывал про смертоносного червя? Настолько ужасного, что его никто не может описать?
– Ну да, – подтвердил Инчмэйл. – Эта тварь не то плюется ядом, не то электрическими разрядами. – Он улыбнулся. – А может, гноем.
– И прячется в дюнах. Где-то в Монголии.
– Правильно.
– Так вот я приняла твой рассказ на вооружение. Червяк превратился в символ всех моих страхов. Мне кажется, он ярко-красный...
– Они правда ярко-красные, – вставил Инчмэйл. – Пурпурные. И без глаз. А тело толстое, как бедро ребенка.
– Теперь любой сильный страх, с которым я не могу справиться, обретает такую форму. День или два назад, в Лос-Анджелесе, Бигенд со своим журналом-призраком и эти жуткие странности, куда он сунул свой нос и затянул меня за собой, даже рассказать нельзя, – все это мне представлялось в виде смертоносного червя, который прячется в дюнах.
Инчмэйл внимательно посмотрел на нее.
– Рад, что мы встретились.
– Я тоже, Рег, просто еще не опомнилась.
– Немудрено. В такое время разве что полный псих не станет волноваться. Мы все как на иголках. Меня больше беспокоит другое: вид у тебя не очень напуганный. Растерянный – да, но я не чувствую страха.
– Этим вечером, – объяснила Холлис, – кое-кто совершил на моих глазах такой поступок, чудне́е которого мне уже, кажется, не увидеть.
– Серьезно? – Собеседник вдруг помрачнел. – Завидую.
– Я-то думала, будет теракт или преступление в нормальном, традиционном смысле, но все было не так. По-моему, это скорее...
– Что?
– Проделка. Шалость, на которую отважится лишь сумасшедший.
– Ты же знаешь, я сгораю от любопытства, – подначил Рег.
– Знаю. Но я слишком часто разбрасываюсь своим словом. Сперва – Бигенду, потом еще кое-кому. Хотелось бы обещать, что я когда-нибудь открою секрет, но не могу. Хотя не исключено, что все же открою. Когда-нибудь. Смотря по обстоятельствам. Понимаешь?
– Слушай, а француженка твоя, случаем, не лесбиянка? – поменял тему Инчмэйл.
– С чего ты взял?
– Она так и липнет к нашей Хайди.
– Ну, это как раз не доказательство.
– Разве?
– Просто Хайди притягивает к себе людей особого склада. Большинство из них – мужского пола, но не все.
– Точно, – улыбнулся Инчмэйл. – Я и забыл.
Послышался мелодичный аккорд.
– Корабль-носитель идет на посадку, – объявил Рег.
Олли Слейт с тихим звоном вкатил тележку, накрытую белой салфеткой. На этот раз он гладко побрился и снова надел шикарный костюм.
– Мы подумали, вдруг вы еще не ели, – сказал молодой человек и обратился к Холлис: – Хьюберт просил ему позвонить.
– Я не готова, – отрезала журналистка. – Завтра.
– Так, вы у нас подаете еду. – Инчмэйл опустил тяжелую руку на плечо Олли, не давая ему ответить. – Если желаете продвинуться по службе, – он взялся за лацкан дорогого пиджака и слегка потрепал его, – учитесь не выходить за рамки служебных обязанностей.
– Я как выжатый лимон, – пожаловалась Холлис. – Надо срочно поспать. Завтра позвоню, Олли.
Она поднялась наверх. В небе уже разгорался рассвет, а дизайн спальни не предусматривал ни занавесок, ни жалюзи. Сняв джинсы, Холлис влезла на магнитную летающую кровать Бигенда, натянула покрывало на голову и практически тут же уснула.
81
Сегодня здесь, завтра там
– А может, оставишь свой номер? Или е-мейл? – с отчаянным видом умолял человек из команды Игоря.
– Да я все время переезжаю, – отозвался Тито, ища глазами фургон Гаррета за окном репетиционной студии, расположенной на втором этаже. – Сегодня здесь, завтра там.
И тут он заметил белый фургон.
– Ладно, моя визитка у тебя есть! – крикнул вдогонку новый знакомый, увидев, как Тито бегом устремился к выходу.
Вслед ему прозвучал гитарный аккорд, прощальные восклицания и голос Игоря:
– Эй, Тито!
А тот уже кубарем слетел по лестнице, выскочил на мокрый после дождя тротуар совершенно безлюдной улицы, рванул на себя пассажирскую дверцу и влез в кабину.
– Вечеринка? – с улыбкой поинтересовался Гаррет, съезжая с обочины.
– Это группа. У них репетиция.
– Ты что, уже в группе?
– Подменял одного...
– На чем играешь?
– На клавишных. Тот человек с Юнион-сквер – он пытался меня убить. Задавить машиной.
– Знаю. Пришлось задействовать местные связи, чтобы вытащить его из предварительной камеры.
– Так он теперь на воле?
– Его продержали что-то около часа. Обвинения сняты. – Гаррет притормозил у светофора. – Официальная версия: автомобиль потерял управление. Несчастный случай. К счастью, пострадавших нет.
– Был еще пассажир, – напомнил Тито, когда сигнал переменился.
– Ты его узнал?
– Нет. Но видел, как он уходит.
– Твой вчерашний неудачный убийца должен был выследить нас еще в Нью-Йорке.
– Это он оставил у меня на квартире «жучок»?
Гаррет покосился на соседа.
– Не знал, что ты в курсе.
