Останкино 2067 - Сертаков Виталий Владимирович
Мертвец на прогулке. Как раз подходит для времени суток, и макияж не будет заметен через окошко парадной.
Я дважды провожал к этому дому Ксану и дважды ждал на улице. Это было давно, миллионы лет назад, а может быть, на прошлой неделе. Теперь никто не подскажет точно, потому что память изогнута и вывернута. Моя память, как кусок воска, разогрета и уложена в нужную формочку их чуткими руками. Из меня сделали ходячий автомат с ограниченным набором функций.
Сибиренко и его тайная команда – настоящие разработчики, а не те, что вкалывают в отделе перфоменса. Одного они не учли, что профессиональный следак не сможет избавиться от своих привычек. Я следил за Ксаной через «не хочу». Я не смел ее упрекнуть, но отважился нанять Коко. Ксана оставалась на пьедестале, на который никто не имел права косо посмотреть, но я позволил подкапываться снизу.
…Это старое здание, построенное еще в середине прошлого века. Мне оно очень нравится, несмотря на плохую покраску и неудобные балкончики, несмотря на удаленную парковку и разбитое крыльцо.
– Кто там? – спросил хриплый женский голос, и я его сразу узнал.
Засияло окошко «домового», но та, к кому я пришел, не торопилась отпирать. Она возилась в дебрях квартиры, чем-то гремела и, кажется, разговаривала еще одновременно с кем-то по скрину. Наконец на фоне стены в мелкую клетку появилась тень. Скрин «домового» зарябил: так бывает, когда подходишь вплотную к переговорному устройству со своим включенным скрином. Женщина приближалась, не прекращая вполголоса болтать.
Я ждал, хотя очень тянуло спрятаться за угол. Я не мог позволить себе ошибиться, кроме того, на все сто был уверен, что за мной наблюдает живой охранник. Как раз в такой дремучей развалине, где двери вышибаются кулаком, а подростки норовят облить скрин краской, может сидеть настоящий буйвол-консьерж с лицензированным шокером. Посему я сотворил самую сладкую улыбку, и припудренная личина Дракулы стала еще страшнее.
Во всяком случае, женщина меня не узнала.
– Ох, простите, – прошамкал я, горбясь и потирая ладонью щеку. – Ошибся, ошибся, красавица…
Она даже не удосужила меня ответом, дернула бровью и отключилась. Я не стал торопиться, не спеша извлек скрин, изобразил на лице недоумение. Я был жутко удивлен собственной ошибке. Я решил, что если за мной наблюдают, то не стоит резко убегать с крыльца, это покажется вдвойне подозрительным. На камеры райотдела и федералов мне наплевать – до завтрашнего дня никто не станет заниматься расшифровкой. Если же выскочит живой охранник, с пылким желанием размять руки, я найду чем его удивить.
Мне не терпелось подняться наверх одному, но сдерживали кое-какие обязательства. Если не выполнить эти обязательства, могут сделать очень больно. Потому что некоторые люди терпеть не могут проигрывать.
Я переключился в личный доступ и нашептал в микрофон пароль. Коко возникла на экране мгновенно – наверное, работала в сети, плела очередную интригу.
– Я слушаю, котик…
Она с неподдельным интересом осмотрела мой приклеенный нос и прочую бутафорию. Очевидно, все-таки артист из меня никудышный, если меня разгадывают с первого взгляда.
– Передай поклон донне. Я нашел англичанку. Ту. Что убила пианистку Лизу.
– Вот как? – У Коко раздулись ноздри. – И где эта сучка?
– Я возле ее порога, и у меня есть ключ. Возможно, она не одна.
– Донна Рафаэла будет счастлива принять участие в нашем разговоре, – мурлыкнула блондинка. – Она до сих пор вздыхает о бедной пианистке.
– Поторопитесь, я не могу тут торчать вечно!
Я свернул салфетку и в ту же секунду услышал приближающиеся шаги внутри парадного. К счастью, это был не охранник, а всего лишь старушка с живым котенком в клетке. Хотя вполне возможно, что котенок был самым обычным кибером.
В наше время ничему нельзя верить: за последние сутки я в этом неоднократно убедился.
Я улыбнулся старухе коронной улыбкой вампира, и она в испуге потянулась к кармашку на боку.
В наше время никому нельзя верить, а особенно улыбчивым незнакомым мужчинам, если они появляются у вас во дворе среди ночи.
Теперь я почти не сомневался, что охранник держит палец на кнопке вызова наряда. Я не стал ждать, пока бабуля поднимет тревогу, и не спеша ретировался через двор, чувствуя затылком ее подозрительный взгляд. Я немного раскачивался при ходьбе и подволакивал левую ногу. Завтра она будет взахлеб описывать соседкам и милиции мою внешность, но утром история перелистает страницу.
Утром мне будет на все наплевать.
Я даже не успел купить в автомате жвачку, как подлетели два «князя Святослава», каждый о шести колесах и с кевларовой оплеткой на окнах. Боковая дверца поднялась, и меня обдало холодом от ослепительной улыбки донны Рафаэлы.
– Извращенец, – коротко прокомментировала она, разглядывая мои накладные брови и поигрывая кожаным стеком. – Коко, я тебя умоляла не подсовывать мне больше этого извращенца.
– Прошу вас, донна, – из темноты салона защебетала Коко, – парень вычислил ту рыжую гниду, из-за которой погибли Катя и Лиз.
– Катя и Лиз… – задумчиво повторила Рафаэла. – Они не были моей собственностью, а вот собачек я оплакиваю до сих пор… – белокурая «эсэсовка» пожевала губами. – Кто мне возместит стоимость собачек, уж не этот ли ряженый с приклеенным хоботом? Хочешь отработать хоботом свои грешки, а, красавчик?
Непохоже, чтобы она оплакивала кибердогов, однако сама постановка вопроса привела меня в ярость. Но я прекрасно сознавал, что оба джипа набиты вооруженными «амазонками», поэтому удержался от ответа.
– Она живет в этом дворе? – спросила Коко, с брезгливостью рассматривая кроны столетних тополей и мрачные сталинские постройки.
– Коко, ты объяснила ему, что подставу я не прощу?
Я повернулся и зашагал во двор.
Консьерж вихрем выскочил наружу, едва я начал копаться в ширинке перед крыльцом. Я изображал острое нетерпение, подпрыгивал в круге света и никак не отреагировал на его окрик. Пока он резко не схватил меня за плечо.
Мальчишка, лет двадцать, не больше, наверняка студент. Я убрал в карман шокер и оттащил его на газон, под дерево. Коко, донна и четыре ее девушки уже были на крыльце.
– У нас максимум пять минут.
– Который этаж? В лифт не заходите!
– Белла, встань за дверью! Нора, что на опознавателе?
– Чисто, хозяйка. В этой дыре нет даже стационарного слежения.
– Я и так вижу, что здесь живут одни вонючки. Вонь, как в заднице у хорька!
– Ну, красавчик, это ее дверь?
– Да, – сказал я.
Это была моя дверь. Я ее узнал, это была моя дверь и моя квартира. Я в ней жил последние восемь лет и никогда в жизни не переезжал ни в какие фешенебельные высотки. И никогда не получал служебную площадь от корпорации.
Вот только я никак не мог вспомнить, с кем я тут жил.
– Что с тобой, котик? – заглянула в глаза Коко. – Тебе снова нехорошо?
– Щас я ему сделаю хорошо! – шепотом пообещала донна. – Устрою клизму из огнетушителя, мигом поправится!
– Котик, ты все правильно вспомнил? – почему-то забеспокоилась Коко и попыталась взять меня за подбородок.
– Все в порядке.
– Тогда звони, стучи, делай что-то. Если эта сука не откроет, вышибайте дверь! – Донна кивнула подчиненным.
– Не надо ничего вышибать. – Я оглядел распластавшихся по стенам «амазонок» и решительно приложил ладонь к опознавателю.
– Охренеть! – вырвалось у Коко.
Белла мигом нацелилась в открывшийся дверной проем. Я не видел, что у нее в руках, потому что целилась она очень интересно, держа оружие целиком в плотном пакете.
– Ты кто такой, красавчик? – спросила донна. – Ты из ментовки? Коко, шкурой мне ответишь.
– Он не мент. – Коко не отводила от меня глаз. – Может, мы все-таки зайдем?
Я вошел первым.
Наверное, подобные ощущения испытывает человек, отсидевший лет двадцать в тюрьме. В том месте, где я оставил Ксану, все предметы были узнаваемо чужими, а здесь все было неузнаваемо родным. Из широкой прихожей я безошибочно свернул налево, безошибочно нащупал в темноте дверную ручку, выполненную в форме львиной головы. Здесь до слез знакомо пахло сушеными травками и вишневым табаком. Здесь когда-то курили не «эрзац», а баловались настоящим запрещенным дурманом.
