Гроза над крышами - Александр Александрович Бушков
— Не мог, — сказал Байли чуть сокрушенно. — У меня ж не было ни ножей, ни шариков, ни чего другого, чем жонглировать можно. Ну, денежка в кармане была, я ей и показал фокус, как трехгрошовик в голую руку втирают, так что он с глаз пропадает. Старый фокус, вы все его знаете давно... — он еще сильнее закручинился. — Только не получилось пофигурять... Засмеялась и сказала, что у себя в Гаральяне почище фокус видела: там бродячий фокусник у кого-то из уха доставал золотые, а из шляпы, про которую все сначала согласились, что она пустая, здоровенного рыжего кошака достал...
Что греха таить, Тарику стало приятно оттого, что Байли ничем не смог блеснуть перед Тами, ведь давно известно: чтобы девчонка тобой заинтересовалась, перед ней нужно сразу пофигурять. У него самого с этим обстояло отлично: и крола поймал, и остальных помог загнать, и клетку починил, так что Тами на него смотрела, конечно, не восторженно, но с явным расположением и даже обедать пригласила. Так что и в самом деле посмотрим, как оно обернется и кому повезет больше. Полдня (а то и весь день) на ежегодной ярмарке — гораздо более завлекательное провождение времени, чем прогулка в зверинец: в конце концов, не Байли его обустроил...
Шотану-Ягненку нашлось что рассказать. Уже недалеко от родной улицы, на Ручейной, он увидел, как двое, по годочкам явные
Школяры, прижали в уголке Недоросля с пустой сумкой и заставляют его прыгать. Старая придумка: «Говоришь, денег нет? А ну попрыгай!» Недоросль попался квелый, испугался, вот-вот заплачет. Поведение насквозь неполитесное, подходящее скорее Бубе и его приятелям, но взрослые, конечно же, равнодушно проходили мимо: когда это они мешались в дела ребят любых годочков? Недоросль хныкал, что его мамка в лавку послала за земляным хрустом и денежку дала ровно на мерку, а своих у него нету. Те сказали, что им ... - ■ О на такие тонкости плевать. На Ручейной живут Светлые и Мутных вроде бы не водится, но все знают, что тамошние ватажки частенько ведут себя насквозь неполитесно — и денежку у младших трясут, и другими непотребствами грешат...
Ну, и Шотан без колебаний вписался. Поскольку он все же был на чужой улице, с маху обострять не стал: подошел и очень даже вежливо сказал тем двоим, что они поступают против негласок — и так-то нехорошо у маленьких денежку трясти, а уж тем более у такого, которого родители в лавку послали... Те двое, ребята не хилые, засмеялись, а один и вовсе сказал: «Трубочиста своего политесам учи, чтоб жулькал тебя аккуратнее». Тут уж никак нельзя было стерпеть. Шотан сноровисто управил «кошачью лапу», а левой заделал «крюк»96, так что оскорбитель мигом присел на корточки, озабоченный только тем, чтоб отдышаться. Второй оказался не трусом и полез в драку, но быстро сообразил, получив пару ласковых, что против Шотана не пляшет, и припустил наутек, поступив как иные побегайчики: остановившись на безопасном расстоянии, стал пугать, что они Шотана еще подловят, благо смутно помнят его на рожу и знают, что он с «улицы серебряной псины». Шотан сделал вид, что нагнулся за камнем (хотя никаких камней там и близко не было), и тот убежал.
А Шотан велел перепуганному Недорослю шибче бежать в лавку, коли уж послали, потом похлопал все еще скрюченного на корточках оскорбителя и наставительно сказал:
— Языком звони аккуратнее, кошачий выкидыш. За шуточки насчет трубочистов можно и ногами попинать. Твое счастье, что мне новые башмаки пачкать не хочется...
И ушел, как полагается победителю: нарочито неторопливо, вразвалочку, насвистывая марскую мелодию97 98 99 «Мы с моей крошкой».
Все одобрительно покивали: правильный был поступок, к тому же непременно влекущий за собой интересное продолжение: то, что паршивец с Ручейной брякнул насчет трубочистов, одного Шотана задевало, а гнусное переиначивание улицы Серебряного Волка оскорбляло всю улицу, каждый согласится. Тут же обговорили ближайшее: нужно рассказать двум другим ватажкам и от имени всех трех отправить на Ручейную посланца, чтобы объявил: или оскорбитель смиренно придет сюда и принесет извинения сходу всех ватажек, или улица Серебряного Волка по всем правилам провозгласит Ручейной вражду и первым делом все три ватажки пройдутся по Ручейной из конца в конец, как полагается: будут неполитесно лупить всех тамошних — да и потом самым горячим вниманием не оставят. А если хотят смахнуться улица на улицу — милости просим, в чистом поле удобных мест много, никто со стороны не увидит. В точности как у дворян есть два излюбленных местечка для поединков, Бротенгельский луг и Горромальская пустошь, так и у ватажек Зеленой Околицы из квартала есть свои, на берегу речки и на прогалинах топольника. Оскорбление улицы — дело нешуточное, и оставлять без возмездия такое никак нельзя...
Единогласно решили, что победа будет за ними. Оскорбитель непременно притащится уныло каяться, и его, малость позлословив, простят и вражду провозглашать не будут — улица Серебряного Волка ватажками будет посильнее Ручейной, о чем там прекрасно знают и как миленькие выкинут сине-желтый флаг100, чтобы избежать долгих неприятностей...
Молодец Шотан, ему на шею как сядешь, так и спрыгнешь. Это в деревнях, все знали, прозвище Ягненок получают хилые, слабосильные, безответные и звучит оно презрительно. А в столице другие порядки: здесь Ягненком называют кудрявого, а Шотан как раз кудряш, каких поискать. Кудряши, кстати, и у девчонок нешуточный успех имеют — по давней традиции они считаются 100 особенно верными, и сахарников среди них не водится. Ну, у девчонок, известно, свои традиции, поверья, предрассудки и заморочки, порой не имеющие отношения к жизни на грешной земле...
Когда Шотан замолчал, все посмотрели на Данку, но она, вот чудо, торопливо сказала:
— Я свою очередь уступаю Чампи. Еще надо подумать...
Ничего необычного в этом не было, случалось такое — но вот с Даккой впервые. Тарик посмотрел на нее внимательнее. Ему с самого начала стало казаться, что Данка сегодня какая-то не такая, на себя обычную непохожая: беспокойная чуточку, словно волнуется. Однако он не стал лезть с расспросами, кивнул Чампи.
Тот, по своему всегдашнему обыкновению, обстоятельно откашлялся, будто иной Титор перед произнесением долгого урока, и начал:
— Пока шел из Школариума, случилась только одна интересная встреча, зато какая... Примерно как у Тарика, только еще интереснее и
