Владимир Головин - Бронзовый топор
На склоне сухих бугров розовыми мелкими звездочками цвела голубика, стланик выбросил тонкие желтые палочки, похожие на пальцы, и в них скоро должна была созреть бурая, как сгнившая трава, пыль. Дичь попадалась на каждом шагу: зайцы выскакивали из-под ног, а куропаток можно было ловить руками. На глазах росла трава, и друзья легко находили съедобные корни.
Ровно на полпути лес кончился.
— Раньше наш род жил в таких местах, — сказал Мизинец. — Я увидел солнце у Края Лесов… Потом пришли Плосколицые…
Головач промолчал и ни о чем не стал спрашивать. Он, как и все в племени, хорошо знал все, что случилось с Мизинцем и Птенцом Куропатки.
Скоро друзья догнали огромное стадо оленей. Рога их качались, как живые ветки, до самого горизонта, а топот копыт был похож на шум реки. Олени все еще шли в сторону Холодного моря. Друзья убили старого быка, большого и жирного.
Целые сутки они оставались на вершине сухого холма. От обильной и жирной пищи их постоянно мучила жажда, и они по многу раз за день спускались к маленькому круглому озеру, чтобы напиться.
Когда отдохнули, снова тронулись в путь. Теперь друзья часто видели небольшие стада оленей и сидящих на гребнях увалов одиноких волков. Где-то в укромном месте у них были логова, там лежали еще слепые волчата, и им нужно было совсем мало еды. Волки высматривали в стадах больных, слабых оленей и без труда загрызали их.
Через несколько дней пути небо у края земли, в той стороне, куда шли друзья, стало мутным и дымным. Было похоже — чадили угли большого пожарища.
— Близко море, — сказал Мизинец. — Про эту примету мне говорил Укушенный Морозом.
Но трижды еще всходило солнце, прежде чем они вышли на низкий плоский берег. Вышли и остановились пораженные. Никто из них никогда не видел ничего похожего. Узкая полоска открытой воды лежала у ног, а дальше, насколько видели глаза, тянулось белое ледяное поле, заваленное синими глыбами, и среди них, большие и маленькие, тускло светились разводья.
В ближнем из разводий вдруг вынырнула круглая человеческая голова без шапки с огромными глазами и в упор посмотрела на охотников.
— Морской дух! — прошептал Птенец Куропатки и в ужасе попятился.
Головач засмеялся.
— Это зверь, который живет в море… Я видел таких во Внутреннем море. Но я никогда не видел столько льда.
— Лето, наверное, не пришло сюда… — все еще вздрагивая от страха, сказал Птенец Куропатки.
— Разве ты не видишь, что трава уже растет? — сердито возразил Мизинец. — Посмотри под ноги. Зацвели даже желтые маки. И птицы давно прилетели.
Охотники оглянулись. Справа в море падали отвесные высокие скалы. На каждом их выступе сидели тысячи птиц и тысячи их носились в воздухе.
— Надо идти на скалы, — предложил Мизинец. — Быть может, оттуда мы увидим стойбище Береговых людей.
Все согласились с ним.
Чем ближе охотники подходили к мысу, тем громче и пронзительнее делался крик птиц. А когда начали подниматься на него по пологому склону, вообще перестали слышать друг друга. Большие и маленькие птицы падали прямо на охотников, стремительно проносились над самой головой, едва не задевая острыми крыльями лица.
— Берегите глаза, — знаком показал всем Головач. Прикрыв лицо ладонью, чтобы, чего доброго, действительно не остаться без глаз, и продолжая взбираться по склону, Мизинец думал о том, что он никогда не видел таких птиц. Все они были ему незнакомы, кроме чаек. Ни одна из них не пролетала через ту землю, где они жил прежде. Надо спросить у Береговых людей, быть может, они знают, откуда прилетают эти птицы, а может, они живут здесь всегда.
Когда юноши наконец поднялись наверх, они долго не могли произнести ни слова. Позади мягкой шкурой стелилась нежно-зеленая тундра в голубых каплях озер, впереди лежало закованное в лед море, и грозный черный туман вставал над его разводьями. Бесконечными казались земля и вода.
Мизинец посмотрел под ноги. У подножия серых скал громоздились глыбы льда, изломанные, перекореженные, удивительно белые. Он поднял камень и бросил его вниз. Солнце вдруг померкло, и раздался такой грохот, словно где-то рядом начался камнепад. Тысячи птиц поднялись с карнизов в небо и встревоженно закружились над скалой, над морем. На уступах, прямо на голых скалах, лежали голубые, белые, серые в крупных коричневых пятнах яйца.
— Давайте достанем, — предложил Мизинец. — Яйца должны быть вкусными.
Головач и Птенец Куропатки облизнулись.
— Они должны быть вкусными, но я боюсь спускаться вниз, — честно сознался Головач.
— Спущусь я. Вы станете держать ремень…
Мизинец достал из походной сумки моток лахтачьего ремня и, крепко обвязав им себя вокруг пояса, второй конец протянул Птенцу Куропатки.
— Держите крепко.
Повернувшись спиной к обрыву, цепляясь за выступы, Мизинец начал осторожно спускаться на самый близкий карниз. На нем заманчиво голубели яйца и еще сидело несколько больших черных птиц с красными клювами, их не заставило подняться с гнезд даже падение камня.
Птенец Куропатки и Головач медленно опускали ремень. На уступе Мизинец остановился и, прижимаясь всем телом к скале, пошел по карнизу, изредка наклоняясь и складывая яйца в сумку из-под мяса. Тех птиц, которые не улетели и, защищая гнезда, пытались клюнуть его, он пинал ногами. Одной, самой упрямой, он свернул шею и тоже положил в сумку.
— Мы попробуем ее мяса, — крикнул он друзьям, смотревшим на него сверху. Разорив на карнизе гнезда, Мизинец вернулся к тому месту, где спускался. Ему бросили второй ремень, и он привязал к нему сумку с добычей. Птенец Куропатки и Головач осторожно подняли ее наверх, потом помогли выбраться Мизинцу.
Усевшись здесь же, на вершине скалы, они с удовольствием выпили по десятку сырых яиц. Яйца были вкусными, и от них быстро наступило ощущение сытости. Когда же попробовали мясо задушенной птицы, есть его не стали. Мясо воняло рыбой.
От обильной еды охотников потянуло ко сну. Так и не решив, куда им теперь идти, они прилегли на землю.
Спали друзья недолго. Холод разбудил их. Серый мокрый туман стоял вокруг, и пласты его скручивались в жгуты, шевелились и проплывали мимо, словно живые. В двух шагах ничего не было видно: ни обрыва, ни спуска.
Вздрагивая всем телом и зябко втягивая покрасневшие ладони в рукава меховой рубахи, Головач тихо сказал:
— Это дух морских птиц разгневался на нас за то, что мы взяли яйца. Теперь мы пропали. Будет темно до тех пор, пока мы не умрем.
— Да, — сказал Птенец Куропатки. — Мы можем потерять души, потому что ты, Мизинец, лазил за яйцами и пинал ногами птиц.
Мизинец растерянно засмеялся. Ему тоже было страшно.
— Разве вы никогда не брали из гнезд и не ели яйца куропаток, уток и гусей? Разве дух птиц наказывал вас за это?
— Мы были на своей земле. Духи тех птиц знали нас и знали, что нам надо есть, — возразил Головач.
— Какая разница? Вы боитесь обычного тумана! Он скоро исчезнет! Вы трусы! Если я захочу, я прогоню туман! — крикнул Мизинец. Он не знал, откуда в нем такая уверенность, и не знал, как сможет выполнить свое обещание. Просто он гнал от себя страх перед местью духов, который в этой промозглой тьме охватил и его.
— Как бы не так! — невесело засмеялся Головач.
— Смотри! — Мизинец вскочил на ноги и вытянул руки перед собой ладонями вверх. — У меня есть покровитель Великий Ворон!
Птенец Куропатки и Головач, затаив дыхание, следили за товарищем. Они не верили Мизинцу. Тот не был Великим Заклинателем, и потому у него ничего не должно было получиться.
Но вдруг они увидели: в той стороне, куда были протянуты руки Мизинца, открылся склон горы. На нем лежали камни и росла трава. На обломке скалы с острой вершиной сидел ворон. Перья его влажно блестели. Он не шевелился.
— А-х-х-х! — выдохнули охотники.
Мизинец, увидев ворона, сам вдруг поверил, что ему помогают духи. Горящими глазами он взглянул на друзей и протянул руки в другую сторону. И здесь, посреди тумана, открылся берег моря за мысом, весь заваленный огромными стволами деревьев. Тонкая струйка дыма поднималась из-за холмов. Там были люди и солнце.
— Пошли скорее, пошли! — закричал Головач. — Вот оно, стойбище Береговых людей.
Охотники торопливо побежали вниз по склону. У скалы, где сидел ворон, Мизинец остановился и, достав из сумки, положил на землю три яйца морских птиц. Это была жертва духам. Друзья не смотрели в глаза Мизинцу. Им было стыдно за свой страх, за упреки, и только Птенец Куропатки, тронув Мизинца за руку, спросил робко:
— Как ты это сделал?
— Не знаю, — честно признался Мизинец. — Мне не хотелось, чтобы вам было страшно.
— Ты говоришь правду?
