Антон Ботев - Кот Шрёдингера
Изучающие квантовую механику только с ее метафизической стороны забывают, что это не что иное, как внутреннее прозрение! Оно основано на опыте и не является продуктом только абстрактного анализа. Поэтому, когда подлинный искатель истины изучает такие труды, как Über einen die Erzeugung und Verwandlung des Lichts betreffenden heuristischen Gesichtspunkt или Über eine Verbesserung der Wienschen Spektralgleichung, он не может спокойно читать их резкие и безоговорочные утверждения: он поистине изумлен, поражен и даже напуган. Но в них все-таки есть какая-то сила, которая независимо от его желания привлекает его. Он начинает думать о них, он хочет прийти в непосредственный контакт с самой истиной, он хочет увидеть факт собственными глазами! Обычные книги по физике не приводят человека к тому интуитивному познанию, потому что они не больше, чем физика: какой бы истине ни учила физика, она исчерпывается в ней самой %) и не открывает перед изучающим новых перспектив. Но при изучении трудов по квантовой механике, которые содержат изречения высочайших научных умов, человек погружается внутрь, в более глубокие области сознания, и в конечном итоге убеждается в том, что эти высказывания действительно соприкасаются с вышей реальностью!
То, что человек воспринимает непосредственно, представляет собой лишь проекцию частицы в макромир, а не саму частицу. Не разговоры о фотоне, не вид фотона, а несколько лучей света полностью утоляют жажду зрения! Но вначале необходимо познакомиться с трудами основоположников для того, чтобы увидеть указанный путь и знать, где искать саму частицу. Без такого указания мы можем не знать, как и на чем сосредоточить свои усилия!
Таким образом, мы можем видеть, что предпосылкой, ведущей к постижению квантовой физики, является не обожание, повиновение, страх, любовь, вера, терпение или т. п., но поиск чего-то такого, что приносит умственный мир и гармонию за счет преодоления противоречий и превращения запутанного клубка в одну непрерывную нить:) Каждый ученый постоянно занят таким усердным поиском умственного мира и целостности. Ему обычно удается составить некое умственное представление о микромире, но оно никогда не удовлетворяет его полностью, и он чувствует побуждение к дальнейшему углублению в поисках твердой почвы высшей реальности!
Паули, например, изучая классическую механику, удовлетворился умозрительным постижением доктрины «пустоты», но когда он услышал об учении Эйнштейна, его мир нарушился! Его внешним мотивом поездки в Мюнхен было желание уничтожить еретическое учение квантовой механики, но он, должно быть, все время чувствовал скрытое беспокойство в глубинах своего сознания, хотя он был явно настроен на то, чтобы подавить такое чувство при помощи рассудка. Ему это не удалось, так как чувство, которое он желал подавить, внезапно усилилось, может быть, к его великому разочарованию, когда ему бросил вызов Зоммерфельд. Наконец, инцидент с Планком направил его туда, где он должен был быть с самого начала! В его сознании никогда не было никакого представления о том, что должно произойти, так как в квантовой механике в этом отношении ничего нельзя предвидеть заранее. После этого, то есть после раскрытия необходимой здесь интуиции он открыл нейтрино и сформулировал принцип запрета.
Он никогда не совершал ничего такого, что обычно принято называть экспериментом, так как эмпирический метод практиковался лишь потому, что все классические ученые — от древних греков до Ньютона — практиковали его, а не по какой-либо иной причине, во всяком случае, не по той, о которой ты подумал:)
На сем я заканчиваю свое первое письмо, посвященное интеллектуальной подготовке молодого квантового механика. Надеюсь, оно развлекло моего молодого ученика. Тут есть о чем поразмыслить! Не забывай своего де Селби, пиши или звони, но особливо не забудь отыскать известного нам герра Э. или увериться в том, что в городе П. и окрестностях его нет. Напоминаю, это очень важно! 8) В случае невыхода на связь в течение недели я буду считать, что все пропало, похоронено, кончено, человеческой расе незачем больше существовать, и открою банку с D.M.P. Помни, что судьба человечества теперь всецело в твоих руках!;))) Думаю, нет нужды напоминать тебе о необходимости строжайшей конфиденциальности!
От высказанной де Селби между смайликами угрозы того, что весь запас кислорода в атмосфере вскорости может быть уничтожен, настроение мое еще более ухудшилось, я быстро написал отписку, дескать, только что прибыл на место в город П., но уже начал, не медля ни минуты, искать герра Э., и снова пошел подышать свежим воздухом. Питкяранта, помимо монбланов мусора, наполнена множеством других достопримечательностей, оставшихся в основном со времен Великой Отечественной, таких, например, как памятник Ленину, монумент Воинам, павшим в 1941–1945 гг., танк Т-26, Братская могила, пушка ЗИС 245 мм и т. п. В сумерках, да еще и в тумане, все это трудно было разглядеть. Улицы днем обыкновенно пусты, утром и вечером наполнены гуляющим или спешащим на работу или с работы людом. Бедность, конечно, необыкновенная, ужасающая. Никогда не видел ничего хотя бы в малой степени столь же унылого (возможно, в этом виновато первоначальное впечатление, усиленное туманом и т. д.). Случайно, между прочим, как раз возле клуба «Онлайн», встретил давешнего старика из поезда. Он меня узнал, сказал: Блади, Блади! — и что-то еще дружелюбное по-карельски, но мне не о чем было с ним говорить, тем более, спрашивать, где Эйнштейн, я и на русском-то не мог этим поделиться с человеком не в теме, к тому же памятуя про конспирацию. Мысли мои теперь сосредоточились на том, чтобы найти Эйнштейна, любую встречу и любую достопримечательность я теперь рассматривал лишь с этой точки зрения, точно так же, как в поезде все рассматривал с другой точки зрения, не буду повторяться, какой. Возвращаться к той точке зрения, т. е. думать об Ильме и т. д., мне было теперь неприятно, как будто вспоминать о своем некоем неловком поведении или поражении и т. д. В общем, я рад был, что Эйнштейн при помощи де Селби напомнил мне о себе и выбил Ильму у меня из головы, лишняя она была, мешала, мешала, только отвлекала и мешала. В общем, он мне сказал Блади Блади, а я сказал привет| — и спросил у него то, что он у меня спрашивал в поезде, куй сину нимиття, или как-то так. Он очень обрадовался, и стал говорить: Илья! Илья! На том мы и расстались; я отделался от него, боюсь, как-то неуклюже. Я торопился в «Лас-Вегас» и пришел туда уже в темноте; рядом с входом ждал меня мой проводник, но я сделал вид, что его впотьмах не заметил, и вошел внутрь под его негромкое жалобное: Блади, Блади. Денег хотел, чего еще.
Народу в клубе было уже много, почти все столики были заняты. На маленькой сцене певица и исполняла такие песни, как «Кабриолет», «Очи черные», «Миллион алых роз», «Подсолнухи» и т. п. Певица раскачивалась в такт мелодии и своим словам; сокращения тела помогали выходу воздуха из легких, как зубной пасте из тюбика, только более плавно. Благодаря этим сокращениям по оси абсцисс певица держалась в плюсе, зато по оси ординат она была в глубоком минусе. Я кратко осмотрелся и не увидел никого похожего на Эйнштейна, да он и не стал бы сидеть за отдельным столиком в затрапезном ресторане. Мое главное внимание было привлечено к стойке. С радостью я заметил, что там сидел, спиной к двери, человек, шевелюра которого очень походила на прическу Эйнштейна на канонической фотографии работы Альберта Сасса. Моя миссия оказалась очень легкой! Я сел на соседний табурет и заказал пива. Человек с шевелюрой Эйнштейна словно специально отворачивался от меня, так что я не мог видеть не только его профиля, но даже и ракурса в три четверти. Я все думал, как обратить на себя его внимание, что тут ни скажи, все будет глупо, как у меня вдруг зазвонил телефон. Я взял трубку и сказал нарочито остроумно, специальным игривым тоном, чтобы тот человек заинтересовался и повернулся ко мне: внемлю! Звонил де Селби, который только что получил мое письмо, хотел уточнить мой адрес IRL, узнать, может быть, телефон гостиницы, чтоб туда перезванивать, экономя мои средства, еще раз напомнить про конфиденциальность и т. д. Было довольно шумно, поэтому я отвечал ему, возможно, несколько громче, чем следовало бы. Заодно уже и я воспользовался звонком, чтобы еще раз убедить де Селби не уничтожать мир, а попытаться найти решение мирным способом. Всегда была вероятность, и даже существенно больше 50 %, что де Селби блефует, но выглядел он и вел себя достаточно безумно, чтобы можно было принимать его всерьез. Де Селби, как всегда, ушел от прямого ответа и начал что-то мямлить. В этот раз, мне казалось, шансов будет больше, и я еще повысил голос, де Селби сопротивлялся, и я говорил: де Селби! ну де Селби! — не зная, как еще его убедить. В эту минуту певица на маленькой сцене замолчала для смены фонограммы, и я, для соблюдения конспирации и осознав тщетность моих усилий, замолчал и даже отключил телефон, не слушая бормотаний де Селби. По крайней мере, пока я нужен был ему нужнее, чем он мне. Человек с эйнштейновой шевелюрой повернулся ко мне и любезно произнес: видимо, вы и есть таинственный Блади/[2] Какой же я таинственный, сказал я, кажется, уже весь город знает, что приехал на поезде Блади и поселился в гостинице «Питкяранта». Нет, я этого не знал, сказал незнакомец (увы, это оказался не Эйнштейн, чем дальше, тем очевиднее это становилось; Эйнштейн, например, знал бы все толки), но теперь, конечно, знаю. Позвольте представиться — Евграф Николаевич, здешний мэр, владелец заводов, газет, пароходов, как говорится, а также этого скромного пристанища, он обвел рукой бар «Лас-Вегас». Сегодня для вас, нашего гостя, все напитки бесплатны. И все позволено| И ничего не стыдно| — сказал он и подмигнул. Спасибо, машинально сказал я, гадая о причинах такого гостеприимства. Не так часто удостаивают нас люди из столицы. Ведь вы же из Москвы? Нет, я из М***, сказал я, и тут же вспомнил о конспирации и захотел сказать, что да, я из Москвы, чтобы Евграф Николаевич позабыл, что я из М***, но, конечно, надеяться на это было довольно глупо, и я, надеюсь, остался хладнокровен и никак не выдал своей ошибки. Ну, тем более, тем более, сказал он. Вы к нам надолго? Пока не знаю, может быть, и надолго. Мне рассказала о вас Ильма, она ехала вместе с вами. Очень высоко отзывалась, между прочим. Ну, вы пока отдыхайте, осматривайтесь, а вечером у нас тут продолжение банкета, я к вам еще подойду, не пропадайте. С этими словами Евграф Николаевич отошел от меня делать распоряжения бармену, встречать гостей и т. д.
