Книжные черви 3 - Фаусто Грин
За перелеском показались берега небольшой речки. Возле воды сидела женщина и стирала бельё. Увидев, что из лесу к ней идёт совершенно нагой мужчина, она перекрестилась, завизжала и, подхватив бельё, бросилась прочь. По счастливой случайности убегающая обронила нижнюю рубаху.
Мужчина поднял её, надел на себя. Мокрая и холодная ткань неприятно прилипала к телу. И скиталец побежал прочь от этого места, чтобы его не поймали. Камни ранили его ступни, но он мчал без оглядки.
Он шёл несколько часов, встречал редких прохожих, которые сторонились его, смотрел на указатели, и наконец увидел один.
«Париж – две тысячи вёрст».
Путешественник знал, что ему нужно в Париж. Что там он должен найти своего отца. Отца звали Иван Сергеевич. А его самого – Павел. И это всё, что мужчина знал о себе.
За день Павел смог пройти почти пятьдесят вёрст. Когда он совсем обессилел, он сошёл с дороги в лес и устроился под раскидистым дубом. Рубаха его совсем высохла. Сжавшись в комочек, путник устроился между корней и задремал.
Проснулся Павел оттого, что его ударили носком сапога.
– Да ты, видно, каторжник беглый, – сказал солдат.
– Nein. Ich geriet in Schwierigkeiten. Ich bin ein Adliger. Aus St. Petersburg. (Нет. Я попал в беду. Я дворянин. Из Санкт-Петербурга).
Павел не мог объяснить, почему он понимает солдата, но не может вымолвить ни слова на по-русски.
Солдат поморщился.
– Ить, я твою тарабарщину не понимаю, я в академиях не обучался. Илья Викторович, что он балакает?
К мужчинам приблизился ещё один молодой солдат. Он подошёл к Павлу, небрежно схватил его за руку, рассматривая следы.
– Qu'est-ce qui vous est arrivé? (Что с вами случилось?)
– Je me suis réveillé. Je ne me souviens presque de rien, sauf que je venais de Saint-Pétersbourg et que j'allais chez mon père à Paris. J'ai été volé. Je suis mort. (Я очнулся. Почти ничего не помню, кроме того, что я из Санкт-Петербурга и ехал к отцу в Париж. Меня ограбили. Я мертвец).
Солдат цокнул.
– Vous comprenez notre discours? (Понимаешь нашу речь?)
– Oui. Mais je ne dis pas. (Да, но не говорю).
– Пойдёмте, отвезём вас в ставку, попробуем помочь.
Через час солдаты приехали в небольшой посёлок недалеко от Вильны. Илья распорядился, чтобы несчастному нашли одежду да накормили.
Затем, немного пришедшего в себя Павла повели к командиру. Беспамятный скиталец и сам не знал – почему, но в армейской среде он сразу почувствовал себя как дома. Мужчине даже подумалось отчего-то, что, если удастся задержаться здесь подольше, к нему, возможно, вернётся память. Значит, нужно, чтобы командир позволил ему остаться. Вот только как убедить его оставить подозрительного незнакомца? Наверняка первым делом он заподозрит в Павле шпиона. Сам Павел, во всяком случае, что-нибудь такое бы и подумал.
И, тем не менее, всё время до встречи с командиром Павел думал только о том, как нужно ему здесь остаться. Это был буквально вопрос жизни и смерти. Мужчина концентрировался на своём желании так отчаянно, что в какой-то момент ощутил странный жар и покалывание в ладонях, которым, впрочем, не придал особого значения. Это ощущение не покидало его на протяжении всего разговора с командиром, который, на удивление, прошёл как по маслу. Павел, казалось бы, не рассказывал ничего, кроме своей, откровенно говоря весьма подозрительной, правды: что он дворянин, офицер гвардии в отставке, и кроме этого помнит о себе лишь то, что прежде, чем лишиться памяти, следовал по личному делу в Париж. В этом месте мужчина предположил, что, видимо, в дороге его ударили по голове и ограбили – этим лучше всего объяснялась как его амнезия, так и полное отсутствие какого-либо имущества.
Делясь всем этим, Павел постоянно думал о том, что сам бы он в подобную историю ни за что не поверил, однако командира, к его удивлению и радости, всё совершенно устроило, и он разрешил скитальцу остаться на какое-то время. Объяснение произошедшему Павел нашёл намного позже.
Среди военных Павел почувствовал себя намного лучше. Он стал вспоминать, что и сам был служивым. Но только никак не мог припомнить свой полк. Что он был военным, подметили и другие солдаты: хоть на вид мужчина многим из них годился в отцы, а выправку не потерял.
На несколько дней скиталец остался в ставке военных и всё это время показывал им чудеса обращения с оружием. В фехтовании мужчине так и вовсе не было равных. И умения его развеивали любые сомнения о его происхождении.
Русскую речь он всё ещё не мог вспомнить и общался с новыми знакомыми по-немецки, по-английски и по-французски. И язык его пытался выдавить хоть простые русские слова «да» и «нет», но обжигался, словно калёным железом, каждый раз, при попытке их произнести.
Ежедневно всё больше солдат собиралось посмотреть, как Павел палкой отделывает очередного горе-вояку. Даже ставки начали делать. И раз за разом, побеждая, Павел забирал выигрыш себе.
Однажды вечером, уже после отбоя, молодые офицеры решили спросить Павла, что же за родственника он ищет. Что помнит про него. И Павел вновь упомянул про некоего Ивана, что живёт в Париже.
– Эка, сколько таких Иванов в Парижах живёт! А кто он? Дипломат? Военный? Писатель, может, какой?
На фразе про писателя Павел схватился за волосы, словно пытался выдернуть воспоминания силой. А потом неуверенно кивнул.
– Ребята, вы писателей каких нынче читаете?
– Пушкина!
– Некрасова!
– Достоевского!
– Гоголя!
Мужчины перебивали друг друга. И их речь превращалась в спор. Но среди этих фамилий Павел не слышал нужной.
– Эти все не во Франции. Может, не столь этот твой писатель в таких краях в почёте. Бунтовщик какой. Много их развелось. И все, как один, писатели.
*
День за днём проводил Павел в военной ставке и медленно учил русскую речь. Тяжело она давалась ему. Чужеродно. Язык не слушался. И каждое слово приносило боль. А когда пытался он книги читать, так потом его мучили кошмары. Словно видел он вымышленных героев наяву, но в мире, ему неведомом. С высокими домами из стекла и каретах без лошадей, где женщины носили срамные одежды, а мужчины смотрели в светящиеся коробочки.
