40к хемо-псов и летописец - Hydra Dominatus
Мы же в атаку идти не могли, тоже самоубийство. В результате ситуация незавидная, загнанный в угол, оставленные без возможности перехватить инициативу, мы просто ждали своей неминуемой участи.
– Надо прорываться. К ангарам, – произнёс я, перезаряжая свой револьвер.
– Связь с нашими пропала пол часа назад, – ответил лейтенант. – Культисты уже окопались, заняли позиции и ждут нас. Кроме того до них два километра. Два километра через территорию врага.
– Километр если по поверхности. Там территория никому не принадлежит.
– Потому что орудия грохочут без остановки. Там сущий ад, где не выживет никто.
– Уверен, ты также сказал бы и про Савлар.
– Коршун, это самоубийство.
– Вероятно. Но если мы останемся здесь, то сдохнем в окружении как шавки, если прорвёмся к шаттлам... из двух плохих вариантов я выбираю тот, с которым готов мириться. И подыхать загнанным в угол, словно скот на убое, ни один пёс не согласиться на это.
После этого, не дожидаясь ответа лейтенанта, я отправился прямиком в центр наших позиций, в госпиталь, дабы передать новый приказ бойцам. Чёткого командования у нас не было, как и силой никого за собой тащить я не собирался. Каждый будет решать для себя сам, что делать в такой ситуации. Во многом из-за того, что в победу уже никто не верил и единственное что нам оставалось – выбрать какой будет смерть.
Там же я нашёл и Шакала, который вовсю помогал раненным вместе со своими помощниками. Раненных хватало, всё же и три атаки прошли, и в целом местные командиры были менее циничные, чем хемо-псы. Потому тяжело раненных они не добивали и тратили на них бесценные ресурсы. Хотя кажется использовать все НЗ нам и так не позволят, так что плевать было на лишний литр медицинского спирта и бинт.
– Держите его, – приказал Шакал, одарив помощником холодным взглядом.
– Нет! – попытался закричать гвардеец, но тут же три крепких мужчины схватили его и прижали ко столу.
Без единой эмоции на лице Шакал поправил свою маску, после чего вытер пот со лба и начал работать пилой. Этот мерзкий скрежет костей был одним из худших звуков, которые можно услышать на войне. Не знаю почему, но именно он был всегда слышен лучше всего, хотя гвардеец кричал, умолял, выл словно раненный зверь не столько от боли, сколько от осознания, что навсегда останется калекой.
И столько раз видя подобное... невольно задумываешься над тем, что в хирурги идут не те, кто любят людей. Ведь какой силой характера нужно обладать или каким психопатом необходимо быть, чтобы твои руки не дрожали, когда ты методично пилишь судьбу бойца, что так кричит и умоляет остановиться. Да, это долг, все дела, без этого боец вообще умрёт, но...
Шакал, как и многие другие военные доктора, убил в себе всякое сострадание уже давно, ведь иначе бы он просто сошёл с ума.
– Что хотел, Коршун? – просто спросил он, будто бы не прошло и суток с того как он покинул наш отряд.
– Наших не видел? – спросил я, ведь так и не встретил никого из своего отряда.
– Нет, – кратко ответил Шакал, начиная штопать культю. – Наверное погибли, бойня, слыхал, была лютая.
– Надеюсь, – честно ответил я. – Мы идём в прорыв...
– Я останусь здесь, – всё также не поворачиваясь ко мне и глядя лишь на культю, отвечал Шакал.
Спорить или переубеждать его не имело смысла, это было слышно по голосу. Я понимал почему он так поступает, ведь хорошо знал Шакала. Постояв ещё две секунды, я молча снял с пояса трофейную зажигательную гранату и оставил на столе, после чего ушёл прочь собирать отряд для прорыва через поверхность к ангарам.
Шакал же продолжил обрабатывать рану, делал всё на совесть, так словно бы от этого действительно что-то зависело. Будто бы бойцу ещё предстоит прожить десятки лет, детишек взращивать, жену на руки поднимать. Потому шов должен быть аккуратным, а не как обычно штопают раненных. Благо руки у Шакала набитые были, как никак чёрный трансплантолог.
После же Шакал отправил помощников проверять состояние других раненых. Сам же присел на стул, стянул покрытые кровью перчатки, после приспустил на подбородок медицинскую маску. Достал из кармана самокрутку помятую, закурил, молча глядя за вошедшими хемо-псами, что взглядом нашли нужный ящик со стимуляторами. Шакал наделал из подручных средств кучу добра для последнего боя. Неделю не спал, думал всё это поможет одержать красивую победу, а оно вот как оказалось.
И хоть усталость уже должна была давать о себе знать, но её Шакал не чувствовал. Всё же и сам был на препаратах, от которых в следующие пять лет уж точно от инфаркта помрёт или инсульта. Возможно моторчик и сейчас не выдержит, тем более когда Шакал закурить решил, при том сидя, пока сердце и без того колотиться словно бешенное. Хотя... какая уже к чёрту разница?
– Не самая худшая смерть, – задумчиво произнёс Шакал, со стеклянным взглядом смотря в пустоту.
На Савлар постоянно прибывали преступники. Все считали себя невиновными, а как иначе... Шакал тоже так говорил всем, что по беспределу повязали, что он лишь исполнитель и всякое такое, но на деле... на деле он всё понимал и даже на суде не оспаривал решения. Этими же руками, такими жёсткими и никогда не дрожащими, он вскрывал тела бедняков, похищенных людей, зачастую детей... он был одним из самых лучших хирургов, что мог работать даже с младенцами. А аристократы ради спасения своих детей, готовы были заплатить любые деньги.
И это происходило куда чаще, чем думает большинство. В любом мире где есть список топа богатейших людей всегда будет и рынок органов. Это результат системы, ведь цена есть абсолютно у всего. И когда у кого-то становится слишком много денег, то начинается создание инфраструктуры для того, чтобы этот кто-то мог эти деньги потратил. Все эти вечеринки, разврат, педофилия, инцест... они каждый раз заходят всё дальше и дальше, а остановить их не может никто.
– Потому что у них деньги... да вот только оправдание это слабое... – протянул Шакал, вспоминая всю свою дерьмовую жизнь.
С его умом и образованием, с навыками доктора, он мог выбрать тысячу и более других путей, однако в конечном итоге выбрал самый мерзкий. И не получалось оправдывать себя тем, что если
