Калейдоскоп - МаксВ

Может быть, их мечта даже лучше, ведь в ней нет и намёка на взращенную людьми чёрствость, нет тяги к машинному бездушию, творцом которого был человек. Новая цивилизация, новая культура, новое мышление. Возможно, с оттенком мистики и фантазёрства, но разве человек не фантазировал? Мышление, стремящееся проникнуть в тайны, на которые человек не желал тратить время, считая их чистейшим суеверием, лишенным какой-либо научной основы».

И вдруг ему вспомнилось другое явление, не менее тревожное:

«Но эта суета с проверкой леса не самое главное. В последнее время происходит много странного... Что за стук слышится по ночам?… Что бродит около дома, заставляя енотов просыпаться и повизгивать, а никаких следов утром не видно?

Еноты знают ответ. Они знали его задолго до того, как получили речь, чтобы говорить, и контактные линзы, чтобы читать. Они не зашли в своём развитии так далеко, как люди, – не успели стать циничными скептиками. Они верили в то, что слышали, в то, что чуяли. Они не избрали суеверие как форму самообмана, как средство отгородиться от незримого».

Дядюшка снова повернулся к столу, взял ручку, наклонился над лежащим перед ним блокнотом. Бумага скрипела под нажимом его руки:

«Эбинизер наблюдал дружелюбие у волка. Рекомендовать Совету, чтобы Эбинизера освободили от слушания и поручили ему наладить контакт с волком».

С волками полезно подружиться. Из них выйдут отменные разведчики. Лучше, чем еноты. Более выносливые, быстрые, ловкие. Можно поручить им слежку за дикими механорами за рекой, поручить наблюдение за за́мками модификантов».

Механор покачал головой:

«Теперь никому нельзя доверять. Те же механоры… Вроде бы ничего плохого не делают. Держатся дружелюбно, заходят в гости и в помощи не отказывают. Соседи как соседи, ничего не скажешь. Да разве наперёд угадаешь… И ведь они машины изготавливают.

Модификанты тоже никому не мешают, они вообще почти не показываются. Но и за ними лучше присматривать. Кто знает, какая у них чертовщина на уме. Как они с человеком поступили, какой подлый трюк выкинули: подсунули идеи Серемара в такое время, что в результате это извело род людской. И неизвестно, что ещё у них голове.

Люди… Они были для нас богами, а теперь ушли, бросили нас на произвол судьбы. Конечно, в Синеграде ещё есть сколько-то людей, но разве можно их беспокоить, им до нас дела нет...»

Глава 6

Глава 6

Сидя в сумерках, он вспоминал, как приносил на подносе чай с выпечкой, как выполнял разные поручения, вспоминал дни, когда в этих стенах жили и умирали Раскины.

Теперь он выполняет роль духовного отца для енотов. Славный народец, умные, смышлёные. И стараются вовсю.

Негромкий звонок заставил Дядюшку подскочить в кресле. Раздался ещё один, одновременно на пульте управления видеосвязи замигал сигнал вызова. Бэмс встал и оцепенел, не веря своим глазам:

– Кто-то звонит!

– Кто-то звонит после почти тысячелетнего молчания!

Пошатываясь, он добрел до монитора, стоявшего на письменном столе, опустился в кресло, дотянулся дрожащими пальцами до кнопки и нажал.

Стена перед ним растаяла, и он оказался лицом к лицу с человеком, сидящим в просторной комнате. За его спиной полыхал камин, озаряя стену с цветными стеклами в стрельчатых окнах.

– Вы Дядюшка Бэмс, – утвердительно сказал человек, и в его лице было нечто такое, от чего у механора вырвался крик:

– Вы!.. Это вы!..

– Да, я Иван Раскин, – представился человек.

Дядюшка уперся ладонями в край столешницы и замер, испуганный непривычными для робота эмоциями, которые бурлили в его металлической душе:

– Я вас где угодно узнал бы, – срывающимся голосом произнес он, – Та же внешность. Любого из вас узнал бы. Я вам столько ухаживал! Чай приносил и… и…

– Конечно же, – сказал Раскин, – Ваше имя передавалось от старших к младшим. Мы вас всегда помнили.

– Вы ведь сейчас в Синеграде, Иван? – Тут Бэмс спохватился, – Простите, я хотел сказать – хозяин…

– Можно и не называть меня так. Это ни к чему. Я – Иван, и всё. Да, я в Синеграде. Но мне хотелось бы с вами встретиться. Вы не против?

Дядюшка растерялся от такого известия:

– Вы хотите сказать, что собираетесь приехать?

Раскин кивнул:

– Так я приеду? Думаю, что не буду сильно мешать.

– Но усадьба кишит енотами, хозяин.

Иван усмехнулся:

– Говорящими?

– Ну да, – кивнул механор, – и они будут рады вас увидеть. Они ведь все знают про ваш род. По вечерам на сон грядущий слушают мои рассказы про былые времена и… и…

– Ну, что ещё?

– Я тоже буду рад увидеть вас. А то все время один-одинёшенек!

Бог прибыл.

От одной мысли об этом притаившегося во мраке Альберта бросало в дрожь:

«Если бы Дядюшка знал, что я здесь, – думал он, – Шкуру с меня содрал бы. Он же велел, чтобы мы хоть на время оставили в покое гостя».

Перебирая мягкими лапами, Альберт докрался до двери кабинета и понюхал. Дверь была открыта, – едва-едва!..

Он прислушался, вжимаясь в пол, – ни звука. Только запах, незнакомый резкий запах, от которого по всему телу пробежала волна блаженства и шерсть на спине поднялась дыбом.

Енот быстро оглянулся – никого. Дядюшка в столовой, наставляет всю стаю, как им надлежит себя вести, а Ватсон ходит где-то по делам механоров.

Осторожно, тихонько Альберт подтолкнул носом дверь. Проём стал шире. Еще толчок, и дверь отворилась наполовину.

Человек сидел в мягком кресле перед камином, скрестив свои длинные ноги, сплетя пальцы на животе.

Альберт еще плотнее вжался в пол, из его глотки невольно вырвался слабый визг.

Иван Раскин сел прямо:

– Кто там? – спросил он.

Енот оцепенел, только сердце отчаянно колотилось.

– Кто