Останкино 2067 - Сертаков Виталий Владимирович
– Мне наплевать на репутацию, но кое-что следовало бы уладить. Оба мои адвоката погреются тут с нами, вы не против?
Легкий кивок в сторону колышущихся простыней скринов. Оттуда казенно улыбаются двое в черном, застегнутые на все пуговицы. Последний писк моды для публичных людей, называется «мой адвокат всегда со мной». Не слишком дорого и очень эффективно, особенно во время публичных выступлений, когда одно слово может стоить скандала.
– Я не против адвокатов, но характер беседы настолько конфиденциальный …
– Зато я раздену вас до нитки, если хоть одно мое слово подвергнется цитированию без письменного разрешения.
Янушу так и не удается определить, прослушивает ли кто-нибудь беседу. Скорее всего, его визави блефует. Гирин клятвенно обещал, что убедит рок-кумира не записывать встречу.
– Договорились. Петр… Я могу называть вас так?
Примирительный жест двумя пальцами в ответ. Ни «да», ни «нет».
Тропическое солнце прижигает дознавателю спину. Он примчался сюда прямо с рейса и теперь с тревогой ощущал, как даже в толстых ботинках начинают плавиться ступни.
– Почему вы купили у нас «Нугу»? Это первое ваше приобретение в области персональных шоу?
– Первое, но мне в кайф.
– Могу я спросить, почему вы не приобрели «Лукум» или другую вариацию «Щербета»?
– Потому что мне в кайф.
– Ясно.
Дознаватель отирает пот со лба. Чемоданчик с собранным и готовым к использованию скраббером ждет возле ног. Половину дороги Януш штудировал инструкцию, которую как будто нарочно написали с издевкой. Добрая половина терминов предназначалась только для спецов разведки, а обещанных практических рекомендаций не было вовсе. Человек «со стороны» вообще не понял бы, с чем столкнулся.
Потому что скрабберов не существует.
Януш помнит коротенькое слово, которое в аэропорту прошептал ему на ухо незнакомый мужчина со свертком. Януш произнесет это слово в микрофон своего скрина, в случае если скрабберу будет угрожать похищение. И через несколько секунд, даже если воры будут увозить прибор на скоростном планере или катере, вся его электронная начинка превратится в запеканку.
Если дознаватель не успеет сказать слово, он наберет несколько цифр. Их тоже бархатным голосом подсказал мужчина, подсевший за столик в зале ожидания. Мужчина тонкой губой прикасался к поверхности кофе, листал журнал и показывал Полонскому в журнале расписание полетов. Он деловито что-то подчеркивал, но говорил при этом совсем не о самолетах. Он говорил о том, что скраббер ни при каких обстоятельствах не должен попасть в чужие руки. Что если не удастся сказать заветное слово или набрать комбинацию цифр, даже это не беда. Главное – после прилета и получения багажа немедленно уединиться, собрать прибор из одиннадцати частей, разложенных по разным углам чемодана, и приложить ладонь к опознавателю на рукоятке.
После этого чемодан становится братом и другом, нельзя отходить от него больше чем на пять метров. То есть отойти можно, но скрин немедленно подаст сигнал, свистнет в ухо. Спустя десять секунд свистнет вторично, и скраббер расплавится.
Если случится так, что чемодан не дадут унести дальше пяти метров, а также зажмут рот и свяжут руки, следует быстро и спокойно выбрать способ самоубийства. Возвращаться в Россию и планировать дальнейшую деятельность не рекомендуется.
Мужчина с тонкими губами произнес это все своим бархатным голосом, не отрывая глаз от журнала. У собеседника была очень ровная гладкая кожа, несомненное следствие качественного «мейкапа», а на ладонях чуть отсвечивала прозрачная пленка. Когда кофе закончился, Януш переложил сверток в чемодан.
– Вопросы? – Мужчина скатал журнал и спрятал его за пазуху.
Туда же, за пазуху, в пакетик, перекочевал одноразовый стаканчик и скомканная салфетка. Бархатный сказочник не оставлял после себя ни малейших следов и производил все манипуляции столь же непринужденно, как обычный человек размешивает в кофе сахар.
Это был единственный момент, когда Полонский испугался.
– Один вопрос, – сказал он. – Такие меры безопасности разработаны специально для той вещи, что я получил? Мне это интересно чисто в профессиональном плане, – быстро добавил он, не видя никакой реакции на свои слова. – Признаюсь, я никогда не сталкивался…
– Такие меры осуществляются с любым нашим оборудованием, – вежливо ответил незнакомец. – Приятного вам отдыха, большой привет другу.
И растворился в толпе.
Теперь Полонский чувствует, что скатывается к легкому безумию. Ему все время кажется, что до чемодана больше пяти метров. Невозможно постоянно держать в руке, а если поставишь, кто-то непременно норовит схватить и передвинуть. Таксист в аэропорту, служащий в бюро информации, официант в кафетерии.
– Кстати, – говорит Ласкавый, – что вы носитесь со своим чемоданом? Бросьте его там, в домике, никто не возьмет.
Бунгало стоит посреди островка восхитительно правдоподобных джунглей, вся идиллия прикрыта сверху огромным колпаком. Огороженные сеткой, бормочут какаду и фазаны, с пятиметровой высоты лениво осыпается водопад, в знойном воздухе колышется миниатюрная радуга.
Аккумулятор в стенах купола вырабатывает достаточно энергии для автономного существования этого маленького закрытого царства. На краю песчаной косы, вдоль узкой полоски джунглей разбросано несколько десятков таких же защищенных оазисов. Внутри них можно менять микроклимат по своему усмотрению. В куполах функционируют все системы жизнеобеспечения, привычные в мегаполисах, туда протянуты трубопроводы, поддерживается достаточный запас пищи, спиртного и всего необходимого. Круглосуточно вентилируется воздух и очищается вода в бассейнах и саунах. Невидимые и бесшумные туземцы подметают отгороженные пляжи, проверяют заряд батарей в батискафах и скутерах, гоняются за каждым брошенным окурком. Там, снаружи, за полупрозрачными стенами, загорают и купаются тысячи туристов попроще, и Полонский, пока летел на такси вдоль берега, не заметил особой разницы в качестве воздуха.
Разница в другом.
Обитатели куполов не могут без словосочетания «олл инклюзив». Полонский где-то читал, что полвека назад это сочетание обозначало совсем иное. Тогда смысл чаще соответствовал содержанию, и люди проще общались между собой. Теперь «олл инклюзив» стал стилем жизни, он подразумевает особую культуру поведения. Совсем необязательно каждому богачу соответствовать этому сибаритскому стилю, но, войдя в круг, не следует его покидать. Единожды выпав из «инклюзива», единожды допустив братание с толпой, ты оказываешься вычеркнут.
Ласкавый берет со столика фужер с коктейлем. Кусочки льда сталкиваются в молочной пене. Столик сделан из кедра и ореха как минимум полтора века назад. Фужер из первоклассного германского хрусталя. Янушу приходит в голову, что молоко в коктейле получено от коровы-медалистки.
– Я заранее прошу прощения за такой вопрос. Услышав о нашем шоу, вы обрадовались возможности воплотить свои фантазии?
– Не за что просить прощения. Сами знаете, нынче подружку с огоньком днем с огнем не сыскать.
Где же она, думает Януш, неужели девушка не с ним…
– Откуда вы узнали о нашем предложении? Вспомните, пожалуйста, не было ли такого, что вас кто-то уговаривал?
– Уговаривал?! Меня? Разве я упустил бы возможность прихватить от жизни еще кусочек, а? Да еще со скидкой!
Со скидкой, повторяет про себя Полонский. Ну, конечно, со скидкой, как старым боевым друзьям.
– Про вас писали, что вы когда-то специально ездили в Тай?
– Было дело… – Шляпа опускается еще ниже на лицо, но Ласкавый не проявляет нетерпения, разговоры о женщинах ему нравятся. – Если уж вы так дотошно копались в моем прошлом, могли бы заметить и героические страницы. На меня ополчились фурии из Лиги этих самых, свободных прошмандовок, как я их называю. Они просто исходили злобой, когда я ляпнул на концерте в Ростове, что люблю и уважаю свою бабушку.
– Я что-то припоминаю, это было лет пятнадцать назад. Вы, кажется, сочинили гимн в честь бабушек, которые знали свое место в доме, или что-то в этом роде?
