Макс Мах - Авиатор
«Что же мне со всем этим делать?»
Она вдруг осознала, что мотается по каюте, словно маятник: туда-сюда, туда-сюда, из угла в угол… Чертыхнулась мысленно. Обозвала себя дурой и остановилась у раскрытого окна. Приближалась ночь. Жара спадала, среди камней и деревьев сгущались тени. Лиза смотрела на горы, подставив пылающее лицо легкому ветерку, вдыхала ароматы неизвестных трав и цветов, слушала неспешный шелест реки внизу, под днищем брига.
«Что же мне со всем этим делать?»
Зазвонил телефон.
«Не отвечать? Послать всех к чертовой матери?»
Телефон продолжал звонить.
«Вот ведь настырный!» — Лиза специально длила паузу, авось надоест. Но телефон не умолкал, и, в конце концов, она подняла трубку.
— Браге у телефона!
— Извините, Елизавета Аркадиевна…
— Вам не надоело? — спросила Лиза раздраженно. — Ну, да, я не она, но почему по имени-то не назвать? Не хотите Лизой, пойму. Называйте Эльзой! Эльзой вы меня называть можете?!
— Вы на меня рассердились, — вздохнул Тюрдеев. — Я, собственно, хотел… Разрешите… Эльза, к вам зайти. Мне хотелось бы объясниться, но по телефону как-то неправильно. Это не займет много времени, обещаю!
— Приходите! — коротко ответила Лиза и положила трубку.
«Вот же паскудство! Эльза, блин, Аркадиевна!»
Хотела или нет, она опять пошла по проторенной дорожке: открыла бутылку коньяка и приложилась прямо к горлышку. Сделала несколько сильных глотков, матерясь мысленно на все лады, оторвалась, выдохнула, вдохнула, цапнула враз налившейся болью рукой папиросу. Хотела закурить, но пальцы левой руки свело, — контрактура, — и ухватить зажигалку этими сжавшимися в кривой инвалидный кулак пальцами не удалось.
— Твою ж мать!
В дверь постучали, а у нее от боли слезы на глазах. От боли, от унижения и от злости!
Все-таки открыла. Пусть видит!
Тюрдеев вошел и, конечно же, все увидел. И понял, разумеется, что с ней происходит. Поди, не дурак, а целый доктор медицины! Посмотрел на руку, поднял взгляд к лицу, нахмурился.
— Очень больно? Впрочем, извините! Разумеется, больно! — Он взял ее руку в свои и стал осторожно разжимать пальцы. — Потерпите!
Разжал один, промассировал, возвращая тепло и чувствительность, взялся за другой.
— Перенервничали? — спросил виновато.
— Какая разница! — выдохнула Лиза со стоном.
— Простите!
— Да, не за что! Эт-то вам… Ух, ты ж! Вам спасибо!
— Часто случается? — спросил Тюрдеев, выпрямив ей мизинец, и начал осторожно массировать ладонь.
— Нет, — вздохнула она с облегчением, чувствуя, как отпускает боль. — Всего второй раз. Или третий…
— В прошлый раз, пальцы об стол били, как днепровскую тарань?
— Видели сбитые костяшки?
— Да, — кивнул Тюрдеев. — Думал, боксом занимаетесь, или кун-фу.
— Я кун-фу не знаю, — открестилась Лиза, которая, на самом деле, кое-что в кун-фу понимала, — только в книжке читала… А вы, Лева… Тьфу ты! Простите, Леонтий Микитович, просто хреново очень! Не могли бы вы и правую руку растереть?
— Разумеется! И заодно уж объяснюсь, коли за этим пришел.
— Объясняйтесь! — И только сказав это, Лиза поняла, какую совершила ошибку.
Тюрдеев стоял поневоле очень близко, — так близко, что она чувствовала его запах, ощущала тепло, — и держал ее руку в своих. Гладил, разминал… Получалось, ласкал. Лиза это сразу поняла, хотя он, наверняка, ничего еще не заметил, тем более, не осознал.
«Ох! Ну, я… Вот же дьявол!» — Ее обдало жаром, и сердце понеслось, и…
Все симптомы указывали на то, что она завелась с пол-оборота. Вот только что буквально умирала от боли, а сейчас — и минуты не прошло, — уже совсем о другом думает. Впрочем, не думает, вот в чем дело! Потому что думают головой, а этим местом не думают, а просто хотят. И непонятно, то ли это тело Елизаветы так отреагировало на Леонтия, то ли Лиза и сама успела увлечься…
А Тюрдеев, между тем, еще и говорил, этим своим низким, мужским по определению голосом.
— Я был неправ, — сказал лекарь, разминая правую кисть Лизы. — Я не должен был вываливать на вас свои горести, будто вам мало своих. Извините! И не думайте, что я вас в чем-то виню. И вот еще, что. Как-то это у нас не по-людски вышло. Вернее, у меня. Вы одна, Лиза, были и есть, одна и та же женщина. А то, что меня забыли, так на то веские причины имеются.
— Лиза?
— Если позволите.
— Тогда, на «ты»! — говорить было трудно, думать тоже. Хотелось прижаться к нему, и чтобы он обнял… И…
«Нет! — сказала она себе твердо. — Не сегодня, даже если вообще… Не сейчас!»
— На «ты»? Что ж, раз ты так решила…
— Как мне тебя называть? — спросила Лиза, борясь с соблазном наплевать на условности.
— Лёвой, раз уж все равно начала!
— Хорошо! — она осторожно вынула свою ладонь из его рук и отошла на шаг назад. — Спасибо, Лёва! Но сейчас тебе лучше уйти!
Он посмотрел ей в глаза, кивнул, и вышел, не задав вопросов и не прокомментировав, кому что лучше.
* * *За отрогами Высокого Атласа, западнее горы Эль-Арар началась Сахара. Бриг шел над засыпанными щебнем каменистыми равнинами, — арабы называли их хамадами, — и галечными россыпями, называемыми реги. Галечники и каменистые пустоши. Однообразный пейзаж, выдержанный в серых и желтовато-коричневых тонах. Жестокая негостеприимная земля, мертвая, безлюдная, выжженная солнцем, расчерченная сухими руслами давным-давно несуществующих рек.
Три дня ничего не менялось, и только потом появились желтые пески, изредка перемежавшиеся солончаками и скалами. Все это время бриг шел на высоте трехсот метров и на скорости в двадцать узлов. Медленно, монотонно, но зато без остановок. Час за часом, ночью и днем. С севера на юг.
Лиза по выбору стояла ночные вахты: вести бриг под звездным небом было куда приятнее, чем через дневное марево. Ночью «рулила», а днем отсыпалась, но не будешь же спать весь день? Вот и сегодня, проснулась в полдень, встала, превозмогая апатию, и погнала себя в душ. Постояла под холодной водой, но, кажется, так до конца и не проснулась, да и вода была, не сказать, чтоб холодная. Поела без аппетита, — стюард принес ланч прямо в каюту, — и пошла наверх, на крышу левой надстройки.
Солнце стояло высоко и палило беспощадно. Небо выцвело, мертвые пески медленно текли с юга на север, уходя под днище брига, исчезая за кормой.
«Скорость сорок километров в час! Взбеситься можно!» — Лиза выбросила окурок, хотя обычно старалась на борту не сорить, и, открыв железный ящик телефона, сняла трубку.
— Доброго дня! — поздоровалась она со связистом. — Здесь капитан Браге! Дайте, пожалуйста, ангар!
— Лукас! — сказала она в трубку, изо всех сил сдерживая нетерпение. — Это Лиза. Сделай доброе дело, взнуздай «сивку»!
— Опять приспичило? — поинтересовался начальник «легкой» группы.
— Да, вот, — вздохнула Лиза, — или в небо, или в землю. Третьего не дано!
— Ладно, капитан! — добродушно усмехнулся Лукас. — Понимаю! Все мы люди, у всех свои жуки в голове! У шкипера, к слову, тоже. Дал, понимаешь, карт-бланш на все твои художества. Так что, взнуздаю, приходи! Через четверть часа будет готов! Отбой!
Четверть часа! Как раз переодеться и бегом, бегом! Лиза белкой метнулась к себе в каюту. Набросила куртку, обмотала шею шарфом, схватила шлем, гоглы и перчатки и опрометью бросилась на корму. Добежала, перевела дыхание, глотнула из фляжки, закурила и, не торопясь, вошла в ангар.
— Всем привет!
— И тебе не хворать! — механик Джейк Робинс, закрыл боковой технический лючок и оглянулся на Лизу. — Боец готов, а ты капитан?
— Я всегда готова! — улыбнулась Лиза.
«Как пионер!» — добавила она мысленно и, предвкушая наслаждение, пошла к «Гренадеру».
Конечно, гренадер не коч, но тоже штурмовик. Устаревший, да еще и франкской сборки, но старичок все еще не промах. Может показать класс!
Лиза погладила выпуклый бок штурмовика и, благодарно кивнув Джейку, полезла на стремянку. Кабина у «гренадера» находится высоко. Круговой обзор хороший, но зато внизу ни хрена не видно. Сажать его, — тем более, на палубу, — та еще морока, но оно того стоит! На максимуме боец выдает триста двадцать километров в час. Не триста восемьдесят, как у коча, однако и на нем можно крутить сальто.
Лиза заняла место в кокпите, механик закрыл плексигласовый фонарь и хлопнул по нему ладонью, желая счастливого пути. Начиналось самое интересное. Лиза запустила двигатель, прислушалась к ритму работы цилиндров, увеличила обороты, и аккуратно выкатила «гренадер» своим ходом на летную палубу. Встала на старт.
— Диспетчер, здесь Стрикс. Прошу взлет!
— Давай, сова! — откликнулась диспетчерская. — Взлет!
Лиза разом прибавила обороты, удержала на мгновение на тормозах рвущийся в небо штурмовик, и отпустила, позволив ему набрать скорость. «Пробежала» полосу, сорвалась с трамплина и сходу выжала максимум из взревевшего на повышенных тонах двигателя. Штурмовик рванул, заваливаясь на правое крыло и задирая тупое рыло в небо.
