Джефф Вандермеер - Ассимиляция
И вот, довольный тем, что они разместили свое оборудование и вроде бы не собираются ничего нарушать и трогать, Саул кивнул и ушел. Он спускался по лестнице и где-то на полпути вдруг услышал наверху звук – словно что-то сломалось или разбилось. Звук не повторился. Саул поколебался, затем пожатием плеч отмел подозрения и продолжил спускаться по винтовой лестнице.
Оказавшись внизу, он занялся уборкой двора и наведением порядка в сарайчике для инструментов, где царил сущий бардак. Не один из досужих наблюдателей удивился бы, увидев, как смотритель маяка обходит свои владения вокруг башен, перебирается с места на место, точно краб-отшельник без раковины. Но на самом деле работы тут было невпроворот, и каждый день приходилось что-то чинить и подправлять, поскольку место открытое, а штормы и соленый воздух делают свое черное дело, грозя разрушить и уничтожить все. Особенно тяжко приходилось летом, на жаре, когда налетали и больно жалили мухи.
Он работал на заднем дворе и осматривал лодку, которую держал под навесом, как вдруг появилась Глория. Навес упирался в гряду из песка и ракушечника, что проходила параллельно пляжу, дальше цепочкой тянулись скалы, уходили в море. Во время приливов волны оставляли на берегу заводи, полные морских анемонов, голубых крабов, морских звезд, улиток и морских огурцов.
Глория была высокой и крупной для своих девяти лет – «Девять с половиной!» – девочкой, и, хотя бродила по этим скалам, иногда шатаясь из стороны в сторону, внутренних шатаний в ее юной головке Саул не наблюдал, и это ему нравилось. Колесики и винтики в его собственной, уже далеко не молодой голове не всегда работали гладко.
И вот она снова здесь, стоит, покачиваясь, на камнях в зимней одежде – джинсы, куртка с капюшоном, под ней свитер, теплые сапоги на широко расставленных толстых ногах. А он уже закончил осматривать лодку и теперь собирал компост и укладывал его в тачку. Она говорила с ним. Она всегда говорила с ним, с тех самых пор, как впервые начала приходить сюда год тому назад.
– Знаешь, а мои предки жили здесь, – сказала она. – И мама говорит, что жили они на том самом месте, где теперь маяк. – Голос у нее был слишком низкий для девочки, порой он даже вздрагивал, заслышав его.
– И мои тоже, дитя, – сказал ей Саул. Толкнул тачку и начал переворачивать ее над компостной кучей. Хотя на самом деле одна ветвь его семьи являла собой странную комбинацию из бутлегеров и религиозных фанатиков, о чем он тоже любил рассказывать в местном баре. – Пришли на эту землю в поисках свободы вероисповедания.
Глория призадумалась над этим высказыванием Саула, а потом выпалила:
– Уж не раньше моих.
– Разве это так важно? – только тут он заметил, что забыл проконопатить небольшую трещинку в лодке.
Девочка нахмурилась. Он почувствовал спиной, настолько сильным было ее недовольство.
– Ну, не знаю. – Он обернулся, увидел, что она перестала прыгать по камням, видно, решила, что эта скачка принимает слишком опасный оборот. У него прямо сердце замирало при виде этих ее упражнений, но он знал, что она ни разу не поскользнулась, не упала, хотя часто была близка к тому, и всякий раз, когда он пытался предупредить ее об опасности, не обращала на его слова ни малейшего внимания.
– Думаю, да, – сказала она после паузы. – Думаю, это имеет очень даже большое значение.
– Я на одну восьмую индеец, – сказал он. – Так что я тоже тут давно. По крайней мере, часть меня.
Впрочем, дело не в этом. Какой-то дальний родственник рассказал ему о работе смотрителя маяка, но взяли его не из-за индейской крови. Просто больше никто не хотел сюда идти.
– И что с того? – сказала она. И перепрыгнула на скалу с острыми отвесными краями, размахивая руками, балансировала на ней секунду-другую, и Саул, затаив от страха дыхание, подошел поближе.
По большей части она раздражала его, просто пока что духу не хватало прогнать эту девчонку. Отец ее жил где-то в континентальной части страны, мать горбатилась на двух работах, ездила в поселок из бунгало на берегу. Хотя бы раз в неделю ей приходилось ездить в отдаленную часть Бликерсвилля – возможно, она решила, что ребенка вполне можно время от времени оставлять одного. Особенно с учетом того, что Саул за ней присматривает, на то он и смотритель маяка. А Глорию как завороженную так и тянуло к маяку, и этому притяжению не могли помешать ни его скучные работы по наведению порядка в сарае, ни сваливание компоста из тачки в кучу.
И зимой тоже она часто оставалась одна – разгуливала по грязному берегу к западу от маяка, тыкала в норки крабов палкой, или гонялась за наполовину одомашненным оленем, или же высматривала койота, или разглядывала медвежий помет с таким видом, точно в нем крылась какая-то тайна. Да мало ли что еще можно отыскать на берегу.
– А кто такие эти странные люди, которые сюда приехали? – спросила она.
Он с трудом удержался от смеха. Да на этом забытом богом берегу полным-полно странных личностей, в том числе и он сам. Одни скрывались от властей, другие прятались от кредиторов, третьи – от самих себя. А некоторые верили, что создают здесь собственное суверенное государство. И уж наверняка хотя бы двое находились в стране нелегально. Люди часто задают здесь подобные вопросы, но честного ответа не ожидают. Удовлетворяются какой-нибудь выдумкой.
– Это ты о ком?
– Ну, о тех, с трубками.
Саул замолк на секунду, представил, как Генри и Сьюзен разгуливают по берегу с трубками в зубах, курят, дымят нещадно.
– Трубки. О, это не трубки. Это совсем другое. – Скорее, они походили на огромные свернутые кольцами москитные сетки. Несколько месяцев назад, еще летом, он позволил членам «Бригады легковесов» оставить их в задней комнате на первом этаже. Как это она их разглядела?
– Но кто они такие? – не унималась Глория. Теперь она балансировала на двух камнях, и Саул с облегчением выдохнул.
– Они с острова, что к северу от побережья. – Что было чистой правдой, их база все еще располагалась на острове Невезения, ставшем настоящим заповедником для десятков таких типов. – Ставят всякие опыты.
Подобные слухи распространялись в местном баре, и он считал, что в целом они недалеки от истины. Частные исследования, с одобрения правительства занимаются различными замерами. Но появлялись также слухи о том, что деятельность БП&П имеет более зловещую подоплеку. Возможно, источником подобных слухов стала организованность и тщательность одних и полное отсутствие организации среди прочих им подобных? Или же просто парочка скучающих пьяных пенсионеров выползла из своих домов-фургонов и принялась рассказывать всякие небылицы?
Но, по правде сказать, он понятия не имел, что они делают на том острове или для чего им сваленное на полу первого этажа оборудование. Он даже не знал, чем в данный момент занимаются Генри и Сьюзен наверху, в башне маяка.
– Я им не нравлюсь, – сказала девочка. – И они мне тоже.
Саул хмыкнул. Насмешило его не само высказывание, но то, как дерзко она выпалила его, скрестив руки на груди, точно уже давно решила, что эти люди – ее враги навеки. И еще он проникся к ней чувством сродства.
– Ты надо мной смеешься, что ли?
– Нет, – ответил он. – Ничего я не смеюсь. Ты такая любопытная. Задаешь вопросы. Поэтому, наверное, им не нравишься. Вот и все. Людям, задающим вопросы, далеко не всегда приятно, когда вопросы задают им.
– А что плохого в том, что человек задает вопросы?
– Ничего. – И одновременно все. Стоит начаться вопросам, и прежде ясное и понятное становится непонятным. Вопросы открывают путь к сомнениям. Так говорил ему отец. Не позволяй им задавать вопросы. Ты уже дал им все ответы, пусть даже они этого и не осознают.
– Но ведь и ты тоже любопытный, – сказала она.
– С чего ты взяла?
– Ты охраняешь свет. А свет… он все видит.
Свет, может, и все видит, но он заболтался и не сделал еще несколько дел, и теперь они задержали его во дворе дольше положенного, и это ему не нравилось. Надо поскорее вернуться на маяк. Он откатил тачку на стоянку, оставил ее на гравии рядом с фургоном. Он ощущал некоторую тревогу – надо бы проверить, чем занимаются там Генри и Сьюзен. Что, если они нашли потайную дверцу и наделали каких-нибудь глупостей, к примеру, рухнули в люк и сломали свои дурацкие шеи? Им разрешалось просвечивать прожекторы, но лишь тогда, когда они прикрыты, а они остались открытыми. Он устремился наверх по лестнице, а потом заметил Генри – тот смотрел на него сверху вниз, навалившись грудью на перила, и под этим взглядом смотритель почувствовал себя страшно глупо, словно страдал паранойей. Потом Генри помахал ему рукой. Или то был какой-то другой жест? Голова у Саула закружилась, и он резко отвернулся, словно ослепленный яркими солнечными лучами.
Он заметил на лужайке что-то блестящее. Оно было наполовину скрыто от взгляда растением, поднявшимся над дерном, в том месте, где пару дней назад он нашел мертвую белку. Что это? Стекло? Ключ? Темно-зеленые листья окаймляли стебель по кругу, не позволяя видеть, что лежит у его основания. Он присел на корточки, заслонил глаза ладонью, но сверкающий предмет был по-прежнему скрыт под листьями растения. Может, это часть листа? Что бы это там ни было, ясно одно: предмет страшно тонкий и хрупкий, но одновременно почему-то напоминал ему четырехтонный прожектор, находящийся высоко над головой.
