На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Сокол Аня
В свое время я родила Алису в старейшем родильном доме нашего города в центре на Набережной, сейчас его уже не существует. Я отогнала непрошенную ностальгию, разбередили мне сегодняшние события память. И совесть.
Роддом девятки мы нашли сразу же, трехэтажное здание меньше чем в ста метрах от Тутаевского шоссе, прямо напротив остановки, даже спрашивать не пришлось, так как асфальт перед зданием украшали различные вариации надписей: «Спасибо за сына!», «Лена, я тебя люблю!», «Виталик 3.09.2013, 4 кг 600 гр, 58 см».
Я еще раз набрала номер Ирины и получила тот же самый ответ, девушка не желала ни с кем общаться. Оставалось без всякого толка разглядывать череду окон на трехэтажном здании из красного кирпича.
— Мы даже не знаем, кого она родила, мальчика или девочку, — посетовала я, не представляя, чем эта информация могла бы нам помочь.
Ответили мне рычанием, клыки выдвинулись вперед, в глазах зажглись красные уголья, движения стали тягучими. Гробокопатель перестал притворяться человеком.
— Здесь был кто-то из наших. — Его ноздри раздулись.
— Был или есть?
— Не знаю, но след четкий. — Веник одним прыжком переместился к двери, я побежала за ним.
Если падальщик так резво взял след, значит, противник слабее, на более сильного он не стал бы охотиться, чувство самосохранения у Веника такое же острое, как и все остальные.
Первое помещение: просторная квадратная комната с лавками для посетителей и доской объявлений на стене, несколько голубых и розовых прямоугольников с поздравлениями счастливым отцам. Слава святым, последних и вообще посетителей в этот час не было, лишь медсестра средних лет в бело-розовом халате и туфлях без каблуков. Она успела выдать пару стандартных вопросов: «Вы к кому? Вы куда?», прежде чем Веник одним движением отмахнулся от нее. Женщина прижалась к стене, зажимая рот руками, позднее она убедит себя, что желтые зубы, горящие глаза мужчины ей просто почудились.
— Простите, — пролепетала я, — он слишком волнуется, первенец, и все такое.
Объяснения не лезли ни в какие ворота, но ошарашенная женщина кивнула, думаю, минут через пять она придет в себя и вызовет полицию, и тогда у нас будут проблемы. Или у полиции.
Больничный коридор, выкрашенный бежевой краской, каталка в данный момент пустая, лестница рядом с кабиной лифта, ни лифтера, ни кабины — уже счастье. Веник взлетел на второй этаж, прыгая через три ступени, я догнала его лишь у одной из палат с настежь распахнутой дверью. Две женщины, до этого шедшие по коридору, жались к окну от испуга, но при этом не убегали с криками, а старались заглянуть в комнату, в которую секундой ранее вбежал мужчина. До поста дежурной сестры мы не дошли четыре двери, и из-за высокой стойки я не видела, сидит там кто-то или нет.
Палата в принципе обычная, тот, кто видел одну, видел их все. Стены отделаны белым кафелем, санузел за дверью, железная кровать, столик для пеленания, мини-вариант кровати для ребенка на высоких ножках больше напоминал тележку из супермаркета. Обе кровати пусты. Девушка стояла у окна: спокойные глаза, спутанные, как после сна, волосы, ночная рубашка, черные пластиковые тапки. Ничего необычного, за исключением того, что в доисторические времена мы бы лежали в такой палате вчетвером, а детей нам приносили только на кормление. Сейчас все изменилось.
Веник перекатывался с носков на пятки посреди комнаты, ноздри по-прежнему раздувались, руки подрагивали.
— Разве дети сейчас не лежат вместе с матерями? — удивилась я пустой кроватке.
— Нет, — ответил за женщину гробокопатель, — если мать отказывается от ребенка.
Девушка по-прежнему молчала, никак не комментируя ни вторжение незнакомцев, ни их разговор. Мужчина фыркнул, развернулся и выскочил из палаты.
— Бесполезно, — без эмоций сказала Ирина, — рядом лес, там их уже не догнать.
— Их? — внезапная мысль застала меня врасплох.
Вместо ответа она отвернулась к окну.
— Он забрал ребенка, так ведь? — Я вошла в палату.
Женщина дернула плечом.
— Вы и не собирались его оставлять. — Я поморщилась, удивляясь, как не поняла этого раньше. — Кольцо слишком широкое и тяжелое для женщины. Я все думала, зачем брать ненастроенный артефакт? Проще дождаться рождения ребенка и настроить медальон. Но нет, вы покупаете неактивный артефакт, а значит, впоследствии его придется возвращать на доработку или искать другого ведьмака, платить. Зачем? Откуда у медсестры дома престарелых такая сумма? Деньги за рождение переводят после того, как отец обнюхает и признает отпрыска.
— Что ж, теперь — она оперлась руками о подоконник, — вы знаете.
— Кольцо уже не у вас.
— Ищите, — приглашающий жест рукой.
— Это с самого начала была сделка, — я начинала злиться на эту равнодушную и спокойную женщину, отдавшую часть себя и нисколько не сожалевшую об этом, — поэтому артефакт заказали для отца, на тот случай, если ребенок окажется слишком слаб и будет напоминать хищнику не отпрыска, а добычу.
— Я уже выбрала страну, в которую поеду, — на ее лице появилось мечтательное выражение, губы сложились в улыбку. — Я бы всю жизнь просидела в этом болоте, но не теперь. Я больше не перестелю ни одной постели, не вынесу ни одного судна, я заслуживаю лучшего. Угадайте, куда я лечу?
— Зачем вы девчонок в это втянули, — я сжала кулаки, — свели их с Верой?
— Меня попросили. — Она провела пальцем по подоконнику. — Я не видела повода отказывать. Ведь медальоны помогли, разве нет? Если они хотят сами растить этих клыкастых, ушастых созданий, мое какое дело?
Дверь скрипнула, в палату вернулся Веник.
— Лешак, мне его в лесу не поймать, там он на своей территории, — добыча ушла, падальщик был в ярости.
— Кольцо у него, — сообщила я.
Веник кивнул и сделал шаг к женщине, жаль, что она по-прежнему стояла к нам спиной и не видела его глаз.
В полной тишине палаты мой телефон заиграл гимн СССР, или России, как кому нравится. Громко, торжественно, на пределе динамиков. Слишком неожиданно. Мы с девушкой подпрыгнули, Веник молчал, пока я трясущими руками разыскивала трубку в сумке. Эта мелодия стояла на одном номере, номере, который давно не существует, и звонить с него не мог никто.
— Да, — не слово, а выдох в трубку.
— Ольга. — На короткое мгновение мне почудилось, что мечта обернулась явью, всего на одну секунду, и сердце пропустило удар, а потом я узнала голос.
— Семен Евгеньевич? С какого номера вы звоните?
— Не важно. Можете возвращаться.
— Почему? Мы не нашли кольцо. Откуда вы звоните? — Я почти кричала, так важен был для меня ответ.
— Уже не надо. — Старик откашлялся. — Со мной уже связались насчет этого артефакта. Все разногласия улажены, так что возвращайтесь.
— Откуда у вас этот номер? — продолжала упрашивать я.
Семеныч натужно рассмеялся, пожалуй, слишком натужно, и приказал:
— Возвращайтесь.
В трубке раздались короткие гудки, а я все стояла посреди чужой больничной палаты и пялилась в стену, не находя в себе сил ни опустить руки, ни сбросить вызов, ни повернуть голову. Трубку мягко забрали. Посмотрев на экран, Веник покачал головой и пихнул аппарат обратно в сумку, висящую на плече.
Абонент «Любимый муж» — номер, с которого не могло прийти ни одного вызова. В далекий восьмидесятый год прошлого столетия, когда моя идеальная семья, существовавшая, похоже, только в фантазиях, превратилась в мираж, все, что у меня осталось, — это рабочий номер телефона Кирилла. Обычный набор из шести цифр, стационарный номер одного из пыльных отделов завода ЯЗДА, сегодня даже здания, где он работал, не существует. Время и люди беспощадны, они уничтожают все, с чем связана память, и скоро совсем ничего не останется. В те годы мы не знали ни сотовых, ни определителей номеров, ни автоответчиков. Этот номер я знала наизусть. Спустя два года в нашей тили-мили-тряндии и двадцать лет в человеческом мире, когда первый мобильный телефон оказался в моей руке, первым номером, занесенным в телефонную книгу, был номер несуществующего отдела несуществующего предприятия. Вторым — домашний матери. Не знаю, зачем, не знаю, почему. Но стереть лишнюю и никому ненужную информацию не поднималась рука. Просто память, как кожаный браслет — поделка моей дочери, как носки, связанные мамой. Символы, как и излишне торжественная мелодия. И сегодня с этого символа мне позвонил староста Юкова и велел возвращаться домой.
