Сергей Беляков - Остров Пинель
«Значит, так они пришли к взаимосвязи между кордекаином и стволовыми клетками… А причем тут 32108?»
«32108 – это суперчистый кордекаин… Но это уже уводит в сторону, честно; как-нибудь в другой раз. Главное – они выделили 32108 и убедились, что при обработке им организма любого млекопитающего, от мыши до обезьяны, препарат поначалу великолепно реставрировал поврежденные нейроны… а через день безжалостно разбирал до основания абсолютно все клетки, кроме зародышевой ткани. Вместе с ней он щадил запасы стволовых клеток организма. Розен называл это «феноменом слепого каменщика» – для восстановления искореженных, порванных нейронов 32108 брал аминокислоты из соседних белков, в том числе совершенно здоровых… тем самым необратимо их разрушая. Примерно так же действовал бы незрячий каменщик, считал Розен – в слепом усердии сложить стену нового дома он хватал бы любые кирпичи, до которых смог бы дотянуться, даже если бы для этого ему пришлось разрушить соседние, совершенно целые дома. Такая «перестройка» длилась до тех пор, пока 32108 не уничтожал весь организм – или скорее наоборот, не выстраивал гигантскую китайскую стену одного-единственного прото-белка… В общем, воображение у тебя работает, домысли сам.»
«Но как же… Ведь мы же остались живы?» – Мне странно. Что-то не вяжется. Если бы все было так, как описал Джоди, мы погибли бы, как те мыши – уже через сутки…
Он подхватывает мою мысль.
«Теперь представь, что у слепого каменщика появляется свежий запас кирпичей-аминокислот… Из ненужных организму клеток, или из белков-агрессоров, как например…»
«Нейротоксины! Ботулизм… Погоди… Но ведь мы принимали только 32108…»
Джоди устало трет виски.
«Черт, как ни старайся, все равно что-то упустишь… К тому моменту, когда Розен и Каммингс очистили кордекаин и выделили из него 32108, деньги у них закончились. После минимальных угрызений совести они продали «Каликсе» идею универсального антидота от нейротоксинов. Вскоре после этого компания получает под это солидную денежную инъекцию Агенства Национальной Защиты, что, кстати, находит прямое отражение на судьбе Каммингса и Розена – директорат «Каликсы» непосредственно участвует в натурализации обоих в Штатах… Ты, наверное, помнишь, что ваша группа набиралась для определения предельно переносимой дозы 32108, так? Вас должны были накачивать лошадиными дозами препарата под строгим контролем врачей… и, если с вами все будет в норме, то после вас для более развернутых тестов была бы набрана совсем другая группа… Но штука в том, что вы принимали не только 32108…»
«В каком смысле?» – я остолбенел.
«Время было горячее, ходили слухи о возможных терактах с применением биологического оружия… Ботулизм стоял в списке чуть ли не на первом месте. Умные головы в АНЗ решили форсировать испытание и сразу же проверить не только максимально переносимую дозу 32108, но и его действие как антидота от ботулизма – то, что обычно делается на второй фазе тестовых испытаний, на новой группе добровольцев. Розен и Каммингс уже убедились к тому времени, что если «слепого каменщика» чем-то занять, угрозы организму не будет… Нейротоксин ботулизма являлся идеальным запасом «кирпичей» для этой цели. Директорат компании колебался, но – что естественно – нажим АНЗ перевесил все разумные опасения. Розен уверял, что защитное действие 32108 гарантировано. Чины в АНЗ верещали от восторга, и у «Каликсы» не осталось другого выбора. Испытания начались. Совместно с введением 32108 вас обрабатывали расчетными дозами токсина ботулизма. Дозы обоих препаратов были поначалу микроскопическими, затем более и более ощутимыми. Все шло гладко… до смерти Барнса.»
«Это был не менингоэнцефалит?»
Джоди отводит взгляд.
«Барнс умер на сорок шестой день. Группа, естественно, об этом оповещена не была… Его перевели в реанимацию, но было поздно. К утру следующего дня он умер. Руководство «Каликсы» билось в истерике. Розен… Пардон, Розенкранц… и Каммингс были срочно вызваны в Центр. Вскрытие показало уже виденную ими однажды картину: быстрый коллапс всех клеток тела, за исключением стволовых. Я, к счастью, покойника не видел, но с персоналом морга разговаривал – они утверждают, что за двое суток тело превратилось в варево из протоплазмы…»
Я снова вспоминаю жуткие пластиковые бурдюки в подвале Каммингса. Тошнота подкатывает к горлу; делаю большой глоток коктейля, закашливаюсь…
Становится чуть легче. Я прошу Джоди рассказать подробнее про смерть Барнса.
«Иногда просто диву даешься, насколько тесен мир… Ее звали Бриджит Причер, она входила в группу статистической обработки данных «Каликсы» и приходилась Барнсу какой-то седьмой водой на киселе. Они выяснили это случайно, повстречавшись за обедом в кафетерии Центра Геронтологии. Несмотря на строжайший приказ держать детали тестирования в тайне от группы добровольцев, она по-родственному рассказала ему о параллельных инъекциях ботулизма. Параноик Барнс не поверил в надежность 32108 и решил подстраховаться: в его номере были найдены пустые облатки армейских антидотов от ботулизма. Плохо ли, хорошо ли, но табельный антидот работал – концентрация токсина ботулизма в организме Барнса была из-за этого существенно ниже расчетной… и «слепой каменщик» его убил. Такие вот расклады. Барнса надо было хоронить в Фениксе, его родном городе… а хоронить было нечего. В общем, АНЗ с «Каликсой» пришлось сочинять историю с вирусным менингоэнцефалитом. Протокол вскрытия составил и подписал экстренно принятый в штат клиники Майо доктор Розенкранц… Капитолию не нравится, когда федеральные службы сорят деньгами добросовестных налогоплательщиков. Поступила директива по-тихому прикрыть испытания. Дабы не дразнить гусей, то-бишь прессу, общественность и сенаторов-демократов, АНЗ было необходимо спустить все на тормозах. В деле 32108 пенять было не на кого – как и любое другое аналогичное исследование, этот проект сопровождался определенным риском. Риск себя не оправдал. Деньги списали, Центр Геронтологии тихо распустили. Осталась одна шероховатость…»
«Мы… Оставшиеся в живых…» – выдыхаю я.
«Ага. Но этот вопрос чуть ли не решился сам собой… В то время, когда в Агенстве шли дебаты по поводу суммы, которой хватило бы, чтобы заткнуть вам рты, произошло непредвиденное. Шестого марта в пять сорок утра дежурный диспетчер службы спасения Южного района Тампы зарегистрировал звонок из апартаментов «Палм Коув». Женский голос умолял как можно скорее прислать неотложку – звонившей было очень плохо. Диспетчер принял вызов и попросил кратко описать симптомы, но ответа не последовало. Неотложка прибыла по названному адресу через семь минут, однако спасти женщину не смогли – она скончалась по дороге в госпиталь. Она была одинокой, жила скромно, врагов не имела. Соседи ничего подозрительного не заметили. Уголовное дело – к счастью – быстро закрыли. Почему к счастью, спросишь?» – Он не мигая смотрит на меня. – «Потому, что женщину звали Сабира Санкар. Вскрытие ее тела в морге Тампы провести не удалось – потому что от тела почти ничего не осталось… Кроме, как ты можешь правильно предположить, определенного количества протоплазмы.»
Джоди пытается определить, какой эффект возымел на меня этот поворот в его рассказе. Я сижу, прикрыв глаза рукой. Мне плохо. Я вспоминаю письмо Крекера, в котором он упоминал всех наших – Сабира числилась в списке погибшей от инсульта…
«Ты сказал, что дело разрешилось само собой…»
«Нет… Я сказал – почти… Почти – потому что в последующие два дня еще четверо из вашей группы умерли…»
«Почему не я… почему не все?»
Он встает с кресла, потягивается, смотрит на лагуну. Верхушки кораллов, постепенно покрываемые начинающимся приливом, блестят под ярким солнцем.
«Тебе здесь как, нравится? По мне, влажно до обалдения…»
«Втянулся» – односложно отвечаю я. Как он может, гад… – «Ну, так почему?»
«На следующий день после того, как истинная причина смерти Барнса была установлена, АНЗ в одностороннем порядке решило прекратить тестирование. «Каликса» верноподданически согласилась. Вам устроили отвальную… Выпивки было хоть залейся, закуска – отличная, салаты всякие там, морепродукты, десерты… Сан-Франциско все-таки, порт портов. Вспоминаешь?»
«Какого черта ты юродствуешь, Джоди? Причем здесь все это?» – Меня душит злость.
Как с крысами. С нами поступили, как с крысами.
Он презрительно щурится.
«А нервы у тебя не того… Не очень, хотя и живешь на свежем воздухе… А при том, мистер-нервы-ни-к-черту, что ресторан, который поставлял еду для вечеринки, специализировался на рыбе и дарах моря. По странной прихоти богов рыбного бизнеса, моллюсков и крабов в этом году им поставляли не из Сиэттла – неурожай в заливе Пьюджет Саунд, как нам объяснили – а присылали… С Ангуиллы. Идиотизм, правда? На футбол со своим телевизором… Так вот, кто-то из вас ел рыбу, или, там, салат из крабов… И выжил. А кто-то не ел… Как Сабира. У нее, в частности, была аллергия на морепродукты…»
