Саша Камских - Институт экстремальных проблем
— Нет, что ты! Я совсем не к тому это сказала, чтобы напомнить, как мы ругались. «Ведьма» – значит ведаю, знаю. Ко мне иногда приходит ЗНАНИЕ.
Вадим не отрывал глаз от девушки.
— Сейчас ты решишь, что я психически не совсем нормальна. Не торопись с выводами. — Светлана прикусила нижнюю губу. — Вадим, у меня есть генетическая память. Может, это не совсем точное определение, но я именно так называю это явление.
— Света! — Вадим осторожно взял ее за руку и с беспокойством заглянул в глаза.
— Я так и знала, — грустная улыбка промелькнула на лице. — Ты считаешь, что я, вежливо говоря, переутомилась. Выслушай меня, пожалуйста. Да, это отклонение от нормы, но не психическое расстройство.
— Да что же это такое, ты можешь толком объяснить? Откуда это взялось?
— Мне передалась, не знаю, каким образом, память моих предков, не могу сказать точно на сколько поколений. Чем дальше от нашего времени, тем менее четкая и полная картина мне открывается. Родительская память наследуется только до момента зачатия, видимо, это каким-то образом связано с передачей генетической информации, поэтому я и называю такую память генетической.
— Света, я ничего не понял! — В голосе Вадима было самое настоящее отчаяние.
— Во мне живут воспоминания моих родителей до того момента, как они меня зачали, бабушек и дедушек с обеих сторон – до момента зачатия моих мамы и папы. И так далее.
— Хорошо, Светлаша, хотя ничего хорошего я во всем этом не нахожу, допустим, это я понял. Но скажи, как это все умещается у тебя в голове – десятки и сотни людей, как ты можешь со всем этим сосуществовать? Как ты различаешь, где чья память?
— Это, действительно, нелегко, я не сразу научилась с этим справляться. Поначалу я сама решила, что у меня крыша поехала. Понимаешь, это ярко проявилось после папиной смерти. И раньше бывали необычно реальные сны, какие-то неожиданные мысли, но редко, а тут навалилось со всей силой. В буквальном смысле, голова пухла. Потом я решила спокойно во всем разобраться. Я «зацепилась» за бабушкину память. Оказывается, еще до встречи с дедушкой – папиным отцом – она побывала замужем, и у нее была дочка. Муж и ребенок погибли. Я была уверена, что мне никто и никогда об этом не рассказывал, начала связываться с архивами и ЗАГСами и нашла стопроцентное подтверждение этим фактам. Тогда я решила пойти вглубь. Бабушкин дед был священником, он жил в Сербии. В его памяти я нашла несколько фактов, которые можно было проверить – я ведь историк, я знаю, где искать подобные сведения. Все совпало.
— Светонька, а все-таки не могло получиться так, что ты от кого-то из родных об этих событиях слышала в детстве и вроде бы забыла, а потом вдруг из памяти это выплыло?
— Нет, я неоднократно проверяла, дошла примерно до пятнадцатого века. Там, конечно, очень тяжело разобраться, что к чему. Это как перепутанный клубок – торчат несколько разноцветных концов, а попробуй вытащить, не порвав, хоть одну нить. Очень сложно, но пару раз получилось. Вот одна из этих нитей и привела меня в Чехию. В шестнадцатом веке там жил один из моих предков – Густав. Его считали колдуном – он занимался алхимией, астрологией, некромантией, еще какими-то вещами, которым я даже не знаю названия. Он лечил людей, в основном, травами, но и восточная медицина, ты не поверишь, ему была отлично знакома. В его записях я нашла ссылки на Абу Али ибн Сину или Авиценну, по-европейски, на Аюрведу, на китайские трактаты. Женился Густав в очень преклонном, по тогдашним меркам, возрасте – в пятьдесят лет – на девушке, которую он вылечил. У Анны, так звали эту девушку, было, говоря современным языком, психосоматическое расстройство – от сильного испуга ее разбил паралич, и она несколько лет лежала без движения и ничего не говорила. Ее пытались лечить разные знахари, даже провели над ней обряд изгнания нечистой силы, но ничего не помогло, а Густав поставил Анну на ноги. От него у меня сохранилась очень обширная память. С одной стороны – пятидесятилетний жизненный опыт, с другой – мощнейший интеллект. Неординарная личность, что и говорить. Конечно, у него совсем другой образ мышления, и чаще всего его головоломки получается разгадать далеко не с первого раза.
Вадим поежился.
— И они все постоянно у тебя в голове присутствуют?
— Нет, что ты. Я, можно сказать, выделила для своих предков угол, где все это хранится. Боюсь, правда, что больше всего он похож на набитую кладовку, в которой не сразу найдешь нужную вещь, зато иногда дверь распахивается, и на меня вдруг вываливается что-то совсем неожиданное, какое-нибудь ЗНАНИЕ.
— И лабиринт тоже так на тебя вывалился?
— Именно. Я знала, есть способ вылечить тебя, но это было очень неопределенное знание. Потом откуда-то, скорее всего от Густава, а может, и не от него, пришло понятие о лабиринте. За эту ниточку я ухватилась и стала разматывать весь клубок.
— Так ты в Чехию поехала, чтобы найти следы своего предка? И как, нашла? Что с ним дальше было?
— Много чего нашла. Нашла его заметки, что-то вроде дневника, некоторые из его книг, нашла протоколы суда инквизиции над ним. Церковь обвинила его в колдовстве, судила и отправила на костер. Жена и дети исчезли бесследно, но кто-то из них остался жив, раз память Густава дошла до меня, а вот памяти Анны я не обнаружила. — Светлана улыбнулась. — Меня в те времена тоже сожгли бы на костре как ведьму.
— Светка, не смей так говорить! — Вадим крепко прижал девушку к себе, сердце у него бешено заколотилось. — Прости меня, солнышко мое, что я тебя так называл, прости, пожалуйста!
— Дим, ну что ты! Я и не обижалась на тебя за эти слова. Успокойся, а то ведь не заснешь сегодня. И давай-ка уже укладываться – первый час. Весь распорядок дня кувырком полетел.
— Да не беспокойся ты о такой ерунде, если не засну – книжку почитаю. У тебя «Властелин колец» есть? Столько о нем говорят, давно хотел прочитать, да все как-то не получалось. У Ирины в читалке его тоже не было.
— Ира не увлекается такой литературой, она человек практический, ей не до фантастики, а у меня Толкиен есть. Сейчас достану тебе книжку, — Светлана улыбнулась и пошла за книжкой.
Вадим пытался переварить то, что рассказала Светлана. Лабиринт почему-то не слишком поразил его, возможно, потому что в свое время он повидал немало пещер с подземными реками и озерами, и проплыть сколь угодно большое расстояние ему не казалось чем-то невыполнимым. Гораздо большее впечатление на Вадима произвели слова любимой о памяти, принадлежащей ее предкам. Он постарался представить себе, как можно существовать, когда в голове теснятся воспоминания десятков людей и время от времени вырываются наружу. Ему стало понятно, почему иногда Света вдруг замолкает, а взгляд становится отсутствующим. Наверное, именно в такие моменты чья-то память прорывается в ее сознание. Вадим вспомнил, как бледнело иногда Светино лицо, и понял, что она тяжело переносит это вторжение чисто физически.
С другой стороны, как это здорово, когда можно вот так непосредственно прикоснуться не только к своим корням, к истории своей семьи, но и, получается, к мировой истории. Со стыдом Медведев подумал, что не знает своих предков дальше бабушки с дедушкой по материнской линии. Родителей отца он не застал в живых и при случае с трудом припоминал их имена. То, что Ирина Устюгова оказалась родственницей, в свое время просто потрясло его.
«Почему такие вещи меня никогда не интересовали?» – Вадим вспомнил толстый альбом со старыми фотографиями. Кто был на них, он в подавляющем большинстве случаев не имел ни малейшего понятия. «Надо будет обязательно расспросить родителей, — мелькнула мысль и тут же сменилась другой, — вот когда только смогу это сделать?»
Вадим задохнулся от нахлынувшего отчаянного желания снова ощутить себя полноценным человеком, способным самостоятельно двигаться и контролировать основные функции организма. Очень долго он гнал эти мысли, вышибал их на задворки разума, всеми способами не давая им прорваться в сознание. Ему казалось, что только так, стараясь не думать о своей травме, он сможет сохранить рассудок. Светлана догадывалась об этих усилиях, спрятанных под внешним спокойствием, и пыталась поддержать его.
«Как мало, оказывается, нужно в жизни: встать утром, почувствовать под ногами теплую упругость ковра и холод кафельного пола, сбежать по лестнице и дойти пешком до работы, перепрыгивая через лужи. Ощутить самому радость физической любви и подарить это счастье обожаемой женщине, а не обременять ее сменой подгузников тридцатипятилетнему мужику! — Вадим обеими руками прижал подушку к лицу и вцепился в нее зубами, чтобы заглушить невольный полустон-полурычание. — Неужели все это когда-нибудь вернется?»
Потом, чуть успокоившись, Медведев вспомнил Светины слова о летнем солнцестоянии. «Когда оно? Я просто неуч какой-то – ничего не знаю», — разозлился он на себя и вспомнил Ирину – вот уж, действительно, ходячая энциклопедия, не только Серега смотрит на нее, открыв рот.
