Ник Перумов - Сталь, пар и магия
Никто ничего не замечал.
Фанни читала маме.
Мама пребывала в расстроенных чувствах и, соответственно, на окружающее внимания почти не обращала.
Папа по-прежнему строчил на своей любимой пишмашинке, подключив её к трубопроводам, и стук клавиш смешивался с шипением пара.
Билли был слишком увлечён высокими материями стратегии и тактики игрушечных баталий.
И одна лишь мисс Моллинэр Эвергрин Блэкуотер сидела замерев и даже перестала дышать.
«Пусть мне это всё почудилось, Господи!» — взмолилась она жарко-жарко, как никогда ещё в жизни. Она вообще-то не слишком часто поминала Его, даже когда оказалась за краем мира, но сейчас…
Пусть всё это будет не так! Не нужно братику никакой магии, ой-ой-ой, что ж теперь с ним делать-то, как учить, ой-ой-ой, мамочки!
Солдатики шевельнулись в последний раз, но тут, похоже, Билли счёл диспозицию удовлетворительной и начал баталию — катал по расстеленной суконке пару многогранных кубиков и, шевеля губами, складывая или вычитая получившиеся числа, решал, кому из оловянных воинов суждено продолжить бой, а кому — нет.
Судя по редеющим рядам теотонов и старательному «Пу-уф! Пу-уф!» из уст братика, доблестные королевские артиллеристы били очень и очень метко. Порой он, правда, жульничал — когда выпавшее на кубиках явно означало успех наступающего врага, братец морщился и словно бы ненароком подправлял кубик мизинцем.
Книга выскользнула у Молли из рук, однако она даже не заметила. Перед глазами вихрем проносились госпожи Меньшая, Средняя и Старшая, тот несчастный усатый гость, что пожаловал к госпоже Старшей искать спасения от дикой своей магии, с которой не мог, не умел справиться… и окровавленные руки старой колдуньи, и её слова: «Бедолага этот пришел, спасения ища. Ну, мы его и спасли… а что прежняя жизнь для него кончилась — это будет уже совсем иное. Главное, что он теперь если кого и погубит — так исключительно на пользу дела».
Нет-нет-нет, не хочу, не хочу, чтобы Билли бы вот так… или сгорел… или… или чтобы его утащил Особый Департамент, чтобы он очутился на том железном табурете в глухом цементном стакане, как она, Молли!
Братец продолжал себе играть, а Молли смотрела на него, смотрела неотрывно, и мысли, одна другой безумнее, проносились у неё в голове.
Бежать… снова бежать, забрать братца — и ходу отсюда, обратно, в леса, к госпоже Старшей. Билли надо выучить, иначе, иначе…
Или же бежать — всё равно ведь придётся! — но сюда, в норд-йоркские трущобы. Другой Билли — который Мюррей — про них немало рассказывал, да и бедолага Сэмми тоже.
Но всё равно — тупик, глухая стена! Куда деваться от графа — он же пресловутый «девятый эрл» — Спенсера? Это тебе не лорд Вильям, даже когда он был не в виде головы на серебряном подносе у госпожи Старшей!.. Вцепится, так не отпустит!..
И у неё самой внутри — пустота, такая пустота…
Она не заметила, как правая рука её сама встала на локоть, как развернулась ладонь, открываясь небу, пусть и будучи отрезана от него перекрытиями и крышей; выпрямились пальцы, словно принимая прозрачный шар чистого хрусталя.
Защитить! Прикрыть! Спрятать!
…Шевельнулись громадные и мягкие крылья, сова-совушка расправила их, сберегая гнездо.
…Всё шире и шире они, обнимают, обволакивают, скрывают. Им нипочём ни дождь, ни зной, ни ветер, и ничьи взгляды не пробьются сквозь них.
Никто не смеет тронуть мою семью!
Тепло! Тепло в пальцах!
Мир вокруг исчез. Молли, замерев, глядела, как на ладони медленно, грациозно разворачивает крылья маленькая Жар-птица. Или, скорее, её птенец.
Вот дрогнули перья многоцветного пламени — оранжевые, алые, багряные, желтоватые. Вот повернулась точёная головка с высоким хохолком, внимательно глянул на Молли чёрный глазок.
Молли, однако, не испугалась. Руку начинало жечь, однако девочка совершенно спокойно дунула на готового взлететь птенца, словно направляя его.
И он — или она? — маленький Жар-птиц или птица, всё поняв, расправил крылья, сорвался с пальцев Молли и исчез в камине. Лишь комната на миг осветилась — тёплым, уютным, ласковым светом, прогнавшим сырость и всё, что ещё таилось по углам после долгой-долгой зимы.
Бегали, угасая, по линиям ладони тонкие огнистые змейки. Исчезали — но не умирали, а словно жучки, прячущиеся под слоями коры, скрывались в глубине Моллиной руки. Они были здесь, знала девочка. Они всегда придут на помощь.
Точно так же, как придёт и она.
Молли едва сдержалась, чтобы не вскочить. Внутри словно распрямлялась упругая пружина, слишком долго пребывавшая сжатой до предела; и Молли не знала, что, оказывается, в её силах было отпустить этот тормоз.
Сила возвращалась. И если бы сейчас на пороге явился весь Особый Департамент во главе с лордом Спенсером, она бы только порадовалась.
Она никогда не думала, что способна так радоваться.
Магия вернулась — вернулась, когда потребовалось защищать не себя, но других.
Но… но это означало и новую опасность. Что, если лорду Спенсеру придёт в голову проверять её той самой камерой? Или братца?
Молли тихонько огляделась. Нет, никто ничего не заметил. Вот отложила книгу Фанни — отправилась, судя по всему, за чаем для мамы. В папином кабинете стих перестук клавиш.
У Билли оловянные солдаты Королевства пошли в решительную атаку.
Всё хорошо.
Она зажмурилась. Завтра её ждал Пушечный клуб. И наверняка новые письма от лорда Спенсера.
Но это будет завтра.
А сегодня она будет тихо радоваться возвращению магии. Очень-очень тихо и осторожно, чтобы не выдать себя.
…Братец Билли тихо сопел носом к стене. Молли не спала, сидела, подтянув колени и положив на них подбородок. Она ждала пустых, бестелесных взглядов — и дождалась. Они появлялись один за другим, пара за парой возникали в темноте, пялились алчно и жадно — на братца, в этом Молли теперь уже не сомневалась.
Ожившая магия тепло ворохалась в груди, словно проснувшийся пушистый зверь. Она что-то чуяла и негромко ворчала, как, бывало, ворчал громадный пёс Polkan на дворе у госпожи Старшей.
Инстинктивно Молли сжалась, словно опасаясь, что эти холодные, пустые и жадные взгляды каким-то образом проникнут в её тайну, разузнают и выдадут. И потому просто гладила братца по голове, стараясь не вглядываться в темноту, где то возникали, то пропадали проверченные во мраке дыры бездонных чужих зрачков.
Не смотри в них. Отведи взгляд. Их для тебя нет. Ты просто успокаиваешь испуганного братца. А этих… дыроглазов… просто не существует.
Ей вновь чудилось, как мягкое крыло — пестрота палевых, бежевых и коричневатых перьев — накрывает Билли вторым одеялом, отгораживая от всех страхов и бед.
И бесплотные обладатели пустых взглядов один за одним исчезали. Разочарованно, как показалось Молли.
Nesolono khlebavshi, как сказала бы госпожа Старшая. Отведав, так сказать, совершенно несоленого.
* * *Разумеется, наутро Молли ждало письмо от лорда Спенсера, подоспевшее ещё до завтрака. Предписывалось со ссылкой на «папиных пациентов» срочно отправить ещё одно послание и положить его в тайник «ещё до начала занятий».
Пришлось поторапливаться.
Новую гувернантку братцу Билли так и не нашли, мама, однако, довольно бодро возилась с ним сама в те часы, когда чувствовала себя неплохо. Молли наблюдала искоса — за завтраком она попыталась вспомнить кое-что из показанного госпожой Средней.
Локоть-ладонь-пальцы, и незримое дыхание магии сорвалось с руки, поплыло, словно бабочка, мерно взмахивая перламутровыми крыльями, заметными только Молли, уселось маме на волосы удивительной брошкой. Медленно растаяло, и у мамы как-то сразу распрямились плечи, стал твёрже взгляд, и в речи её скользнуло какое-то удивление.
— М-молли… мисс…
— Да, мама? — Молли немедля проделала идеальный книксен.
— Нет-нет, ничего… — рассеянно отвечала мама, глядя словно куда-то внутрь себя. — Бегите, мисс, вам надо торопиться…
Как обычно, Молли опустила письмо в тайник; но на сей раз она не торопилась от него отойти.
Здесь, в тени высоких кирпичных стен, снег задержался и упрямо не таял. Конечно, его покрывала чёрная короста скопившейся угольной гари, но какие-то следы тех, кто подходил к тайнику, должны были бы остаться.
Следы и оставались. Её собственные, судя по всему. Во всяком случае, отпечатки совпадали точно. А кроме этого…
Кроме этого, никаких следов там не было.
Конечно, она могла их не увидеть, снег, в конце концов, подтаивал, покрывался настом, на поверхность поднималась гарь, выпавшая долгой и холодной зимой, всё это застывало настоящей коркой… но её-то собственные следы остались, как ни крути!
Если бы лорд Спенсер не верил в её рассказ, если бы никакого «связного» не было, то письма из тайника должны были бы забирать сами департаментские. Должны были б оставить следы. Или…
