Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка

Меня наш сержант любит на такие вот места в дневные смены ставить, где господа с мамзельками прогуливаются в охотку: на Коронную набережную, или на Адмирал-плёс, в Ниппонский парк еще или на прешпекты всякоразные. Говорит, я олицетворяю там чего-то, к власти и правопорядку уважение внушаю.

Ну а что ж? Парень я ладный, справный – с четырнадцати лет в молотобойцах, — и ростом Бог не обделил. А кто видом не внушается, так я ж могу и с левой приласкать. С правой не могу – зашибить опасаюсь.

Я, собственно, из-за своего удара с левой в констебли-то и попал. Пошел на рынок прикупить из еды кой-чего, да заодно знакомому лавочнику кухонные ножи своей работы, из брака, да железных огрызков, что на свалке подбирал, наделанные, сдать на продажу, и угодил в историю. Только я к рыбным рядам надумал заворачивать, а тут у тетки Лизабеты, соседки моей, через два дома проживающей, с прилавка какой-то залетный отрез сукна домотканого дернул, шаль вязаную у средних лет джентльмена, что аккурат ту шаль приобрести намеревался, из рук хвать, с кошельком вместе, да деру. Мистер, что к покупке приценялся, за ним, — да шустро так, по всему видать, что догонит, — руку в карман сует зачем-то. Не иначе как за ножиком полез, — это я тогда так решил. Вот же, подумалось, не хватало соседке покойника, за которого потом полиция из нее всю душу повытрясет.

Так-то я этого залетного жулика при любых бы раскладах мимо не пропустил – у нас, в рабочих кварталах, если вора какого поймают, бьют всем миром, жестоко, но не до смерти. Учат, значит, чтобы к честным трудягам не совался, погань, а тут мне его изловить сам Бог велел – не попустить смертоубийству приключиться. Двинул я его в лоб с левой, — удар у меня этот хорошо поставлен, — когда воришка мимо меня пронестись пытался, не сильно-то так и вдарил, а он аж ноги выше головы вскинул, да едва колесо в воздухе не сделал падая. Спиной да затылком сильно о землю приложился, болезный, воздух из него выбило – как не сломал себе ничего, я ума не приложу.

Тетушки, что нехитрыми своими товарами на этом ряду торгуют, тут же воришку колотить бросились, у кого что под рукой было, а я только и успел, что к обворованному джентльмену шаг сделать, объяснить хотел, что нам тут убийств не надобно, и что кошелек его сейчас вернут ему честь-по-чести, чтобы забирал его, да и шел себе… Да только не успел я и второй шаг начать делать, как мужчина этот из кармана сюртука свисток полицейский достал, да как дунет в него – всем по ушам шибанул так, что попадали некоторые.

Полисменам, знамо дело, не обычные свистульки выдают, а специальным образом зачарованные. Такой, если его определенным образом нажать, оглушает не хуже фабричной сирены, и в самом главном управлении, на городской карте, тут же точка красная гореть начинает. Значит, подкрепления полицейскому нужны, или преступника задержал, если эдак вот засвистел.

Тут же, пока я вой этот из ушей вытрясал, появились, ну как из-под земли, двое констеблей, вора у тетушек, свистом оглоушенных, забрали, да наручники на него одели, а обворованный джентльмен этот ко мне подходит.

— Здравствуйте, — говорит, — сударь. Я сержант полиции, Конан Сёкли, а вы, милостивый государь, кто будете?

— Я, — отвечаю, — Айвен Вильк, молотобоец с фабрики мистера Стойка, господин сержант.

— Мистер Вильк, вы, я заметил, видали, как этот тип, — Сёкли кивнул на арестованного вора, — ухватил мои, и той пожилой леди, вещи и бросился с ними бежать. Поскольку она у нас пойдет в качестве потерпевшей, вас я попрошу проследовать с нами в участок, чтобы засвидетельствовать факт кражи.

— Ну отчего бы и не засвидетельствовать, — я пожал плечами. — У нас тут воров не жалуют. Не до такой степени, чтобы полиции сдавать, если говорить между нами, сержант, но коли уж он попался…

— Приятно встретить такое здравомыслие, — ответил он, и повернувшись к констеблям, приказал: – В околоток этого, будем оформлять. Потерпевшая есть, свидетель тоже, да какой свидетель – не чета вам, тюленям нерасторопным! Сам, слышите, преступника скрутил, пока доблестные полисмены где-то посреди торговых рядов шляются, перед девками форсят.

— Э, неправда ваша, шкипер, — ухмыльнулся один из них. — Вы-то здесь были.

— Поговори у меня, Стойкасл, — проворчал мистер Сёкли. — Что-то вы бы делали без своего старого сержанта, который, напомню тебе, аккурат сегодня-то и не на службе? Лучше бы удару у вот этого молодого быка поучились, чем балаболить.

Очень он меня потом, по дороге, расхваливал, мне прямо и неудобно стало – ничего же я такого особенного не сделал. А в его изложении получалось, что прямо я подвиг совершил и особо опасного преступника задержал.

— Совсем вы меня засмущали, сержант, — наконец, уже в участке, признался я ему. — Понятно же, что парень этот вор не профессиональный, а обычная голытьба с Нижнего Сити, с голодухи, поди, и решился на такое.

— Очень, очень интересно, — Сёкли оторвался от заполнения протокола, где он фиксировал мои показания, и с любопытством поглядел на меня. — И отчего же вы делаете вывод о том, что он именно с Нижнего Сити, а не из бараков Фэкториз, например?

— Так, — я даже растерялся на миг. — Да не похож он на факториала. У тех копоть и сажа так въедаются в кожу и волосы, что только в хорошей суомской бане и отмоешься, а она, баня-то, так расслабляет, что после нее идти воровать… Ну, глупо это как-то. И одежка у него поприличнее той, что большинство факториалов носят. И не рыбак он, из них запах рыбы полностью вытравить никак нельзя. Не в теле, так в одежонке задержится. А в наших кварталах я и не видал его никогда. Вот и выходит, по всему, что нижнегородец он.

— Замечательная наблюдательность, — пробормотал себе под нос сержант. — Ну а отчего вы считаете, что он не матросик с торгового судна, к примеру? Стащил бы, что плохо лежит, и ищи его завтра в открытом море?

— Да вы верно шутите, сержант, — я даже рассмеялся. — Уж на их-то брата я насмотрелся, их любой дубровский за милю по походке отличит.

— И то верно, мистер Вильк, — посмеялся сержант вместе со мной. — Вы умеете подмечать мелочи, это хорошая черта, полезная. Ну что же, я вам сейчас вслух зачитаю, что написал в протоколе, и, коли все верно, попрошу вас на нем расписаться. Сможете?

— И отчего же не смогу, — даже досадно мне на него стало. Что же это, если я такой крупный и сильный, то обязательно глупый и необразованный? — Очень даже смогу, да и утруждаться вам, читая мне вслух, смысла никакого нет. Грамоте обучен.

— Ну-ка, ну-ка, — сержант аж подобрался, словно кот, перед прыжком на воробья. — А продемонстрируйте умение, мистер Вильк. Я, знаете ли, не всегда неточности на написанном вижу, на слух, оно лучше у меня выходит. Не изволите ли?

Я принял от него лист с протоколом, да и прочел написанное вслух – трудно мне что ли?

— Да вы, мистер Вильк, не иначе и писать можете?

— Не очень быстро, — вынужден был признать я. — Практики с пером мало. Вот с молотом, этого куда как более. Но когда кому из соседей надо письмо накарябать родне, так ко мне всегда приходят.

— Слушайте, да вы же настоящий клад, — воскликнул сержант. — Отчего же вы мне ранее-то не встречались? Ведь, поди, и не пьёте вовсе?

— Ну, кружечку или две на праздники можно, — не согласился я. — Или под выходной пинту. Одну. Затратно это, пьянствовать, а пользы никакой.

— Воистину клад! Послушайте, мистер Вильк, а не хотелось бы вам служить в полиции? Вы нам как нельзя лучше подходите, и вакансия у меня сейчас есть.

Так вот я в констебли и попал. Случайно, что уж тут скажешь. Не такое уж и великое у констебля жалование, чтобы так вот на него и позариться, — три шиллинга в день, — да и из молотобойцев меня обещали в мастера перевести. Год уже обещали, но что-то никак все.

Так что даже пришлось сержанту меня с пару минут поуговаривать, в сомнениях я был все же. Но – согласился.

Напоследок судьбой "приголубленного" мною воришки поинтересовался.

— Что ж с ним будет-то дальше, сержант, — спросил я. — За мелкую кражу три года тюрьмы дают, я слыхал.

— Три, да не три, — ответил мне мистер Сёкли. — Это уж от обстоятельств зависит. А они таковы, что он покусился на имущество полисмена, притом открыто, посередь бела дня и при скоплении народа, что квалифицируется как грабеж, сиречь открытое хищение чужого имущества, так что светит ему аж семь лет каторги. Ну, это если судья сильно не в духе будет, конечно.

— Семь лет каторги?! — изумился я. — За кусок ткани, шаль и кошелек?!!

— Ну-ну, не зверь же я, в самом деле, — поморщился сержант. — На такие случаи уже столетие как есть указ Его Величества Императора и Короля, Бриана Седьмого. Подпишет десятилетний контракт на службу во флоте, и отправится бороздить моря. На кораблях, служба, конечно же совсем не сахар, но и не каторга беспросветная. Сыт будет опять же… если попадет на корабль с нормальным старшим офицером.