Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий

— Что всегда?

— Одним все, другим ничего, — взял он коня под уздцы и стал выводить из конюшни.

— Не понял тебя. Объяснись, — крикнул я ему в спину.

— Такое наставление у меня почти готово. Сам писал в инициативном порядке. Остались только чертежи и иллюстрации, — обернулся он в дверях.

Тогда, выйдя за ним на солнышко, я достал из планшетки и показал ему оба авторских свидетельства на эти дровяные лафеты.

— Все равно оно ко мне попадет на редактуру, прежде чем его утвердят, — пояснил свою позицию. — Предлагаю тебе соавторство. Ну и чертежи все с меня.

Я протянул ему руку.

Лейтенант подумал и пожал ее.

— Что мне в тебе нравится, Савва, что ты как курица, — сказал он, взлетев в седло.

— Это комплимент или повод для драки? — включил я обидчивого горца.

— Каждая тварь только под себя гребет, одна курица от себя, — улыбнулся он. — Не каждый, имея на руках такой приказ, славой поделится.

— На вопрос ответишь?

— Смотря на какой… — Щолич натянул повод и левой рукой охлопал конскую шею. — Ну… не балуй.

— Зачем ты писал это наставление? В обязанности полигонного субалтерна это не входит.

— Честно? — Лейтенант пристально посмотрел на меня с высоты лошадиной спины.

— Только честно.

— В Академию Генштаба поступать хочу, — признался Щолич. — А авторство наставлений дает существенное преимущество при зачислении перед остальными кандидатами. При прочих равных, конечно… Ну, бывай, я поехал караульных проверять.

На обеде в столовой оказался я по соседству с представителем патронного завода. Вид тот имел вздрюченный. Ел плохо.

— Что? Прокурорские аппетит отбили? — участливо спросил я его.

В ответ он только рукой махнул с досадой:

— Не то слово.

— Сам-то ты понимаешь, что произошло? — спросил я его. — А то мы все тут в полных непонятках ходим. А семи человек уже как не было.

— Сами виноваты, — буркнул он. — Меня надо было дождаться. А не заниматься самодеятельностью.

— Ты и в окопы будешь к каждой пушке приставлен? — поднял я бровь. — Если твои снаряды для своих же солдат оказались страшнее, чем для вражеских, то кто их на вооружение поставит? — И покачал головой осуждающе.

— Неизвестно еще, кто виноват во всем. Технику безопасности пока никто не отменял. Особенно при испытаниях… — набычился на меня представитель военно-промышленного комплекса.

— Ага… Понятно… — произнес я на автомате, хотя мне ничего понятно не было. — Только вот такое дело, милчеловек, у империи нет дипломированных инженеров во фронтовых канонирах. Есть наспех обученные вчерашние крестьяне из тех, что поздоровее. Именно таких в заряжающие и отбирают — снаряды таскать. Хотя взрывчатка у вас мощная, не могу не отметить. Мимо меня колесо от пушки пролетело — еле разошлись на встречных курсах. А ведь я стоял в ста пятидесяти метрах от орудийного дворика.

— Не может такого быть от взрыва одного трехдюймового снаряда, — возразил мне он.

— Ты инженер, ты и считай, сколько нужно снарядов разом взорвать, чтобы тяжелое колесо нашли за две сотни метров.

— Ящик, — устало выговорил он. — Ящик снарядов, взорвавшийся разом. Не меньше. Я это и прокурору объяснил. Даже по уставу нельзя располагать снаряды в ящиках рядом с пушкой, в том числе и те, которые черным порохом снаряжены. Для того и подносчик в расчете предназначен, а часто и не один, чтобы с унитарами в руках бегать от снарядного погреба к замковому бомбардиру. Так что нарушение техники безопасности тут налицо. И ничего больше.

— А взрывчатка ваша абсолютно безопасна и тут совсем ни при чем? — добавил я ехидцы в голос. — Все равно же до правды дознаются. Не здесь, так на заводе. Я не прокурор. Мне виновных искать не надо. Мне королю доложить требуется все как есть. Без искажений.

Инженер мазнул взглядом по моему аксельбанту, украшенному королевским вензелем.

— Вы адъютант короля?

— Флигель-адъютант, — поправил я его и представился: — Савва Кобчик.

— Поло Помахас. Инженер. Доктор химии. Заместитель руководителя лаборатории новых материалов патронного завода, — в свою очередь представился он. — Единственно, что могло случиться по вине завода, по моему умозрительному мнению, так это только брак при лакировке внутренней поверхности чугунной стенки снаряда. Вы понимаете в химии?

— В пределах средней школы, — ответил я.

— Так вот, — пояснил он. — Экразит при соприкосновении с металлом образует соли. Вот эти-то соли спонтанно взрывоопасны. Очень опасны. Достаточно легкого удара, и все… Здравствуйте, ушедшие боги. Поэтому, прежде чем запихивать экразит в снаряд, его внутреннюю поверхность лакируют. Изоляция надежная, разве что какой-то кусок стенки кисточка обошла.

И тут я понял, что ухватил за хвост дельную мысль. Точнее, несколько невнятные воспоминания школьной юности о дельной мысли. И мне требовались уточнения.

— Как называется по-научному этот ваш экразит, который создает такие соли? Насколько я понял, экразит — это торговая марка.

— Тринитрофенол. Раньше он применялся как желтый краситель для пряжи.

Здравствуй, оппа, Новый год. Да я тут, оказывается, ходил в обнимку с мелинитом, или, как он больше для русских людей известен, шимозой, при этом ни сном ни духом… Вот-вот… «На меня надвигается в небесах майский жук. Фиг с ним, пусть надвигается, я на бомбе сижу…» А мужики-то и не знали… И мне стало немного не по себе.

Помню, с дедом как-то разбирали Цусиму (мы с ним регулярно играли в такие интеллектуальные игры по военной истории, когда я учился в школе). И я запомнил, что японцы сами часто на этой шимозе подрывались, пока не изобрели дети Аматерасу нормальной изоляции этой взрывчатки от снаряда.

— Со всеми металлами экразит ведет себя так? — задал я наводящий вопрос.

— Со всеми, кроме олова, но из олова снаряд не сделать, — подтвердил инженер мои подозрения.

— Что делать будем с остальными снарядами этой партии? — задал я новый вопрос, меняя тему, но оставляя зарубку на памяти.

— Взрывать. Однозначно, — убежденно заявил инженер. — Мало ли там еще один бракованный снаряд попадется…

«Угу… — подумал я. — И концы в воду… Нет, дорогой, я саперов вызову из города. Опытных в разминировании». Но спросил другое:

— А с метилбензолом вы работали?

— Нет. Толку от него мало в нашем деле. Да и не получить его в таких количествах, сколько армии нужно, из сосновой живицы.

— Тринитротолуол из метилбензола химики уже производят? — спросил я наугад.

— Давно уже, лет двадцать, — подтвердил он мои предположения. — Но только и хватает его разве что на небольшую добавку в аммонал, которым заменили на горнопроходческих работах опасный динамит и малоэффективный черный порох. А больше он никому не нужен, — отмахнулся от меня инженер.

Бляха-муха, тут, оказывается, еще и тол есть. Или тротил, как чаще называли его в нашем мире. Любую взрывчатку у нас меряют в тротиловом эквиваленте, в том числе и пресловутый ядрён-батон.

Прямо как в старом анекдоте, когда грузин спрашивает девушку:

— У тебя грудь есть?

— Есть — отвечает та гордо.

— Почему не носишь?

Надо будет маркграфу отписать, куда они девают толуол, выделяющийся при переработке нефти? Еще он вроде при коксовании угля получается как составная часть коксового газа. Это вам не живицу в лесу детскими ручками собирать. Тут объемы вырисовываются совсем другие.

— Так что мне сказать королю? — спросил я.

На что получил убежденный ответ фанатика своего дела:

— Передайте его величеству, что произошел несчастный случай из-за нестойкости нового взрывчатого вещества. Надо нам и дальше усердно работать над его изоляцией от металлов. Потому как мы можем много и дешево вырабатывать тринитрофенол в промышленных масштабах, что даст нашей армии огромное преимущество перед противостоящими нам союзниками в могуществе артиллерийских снарядов.

— А где вы тринитрофенол вырабатываете? В городе?