Мы – плотники незримого собора (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас
– В том-то все и дело.
Темпл разглядывал картину на стене. Плакат предвыборной кампании розоволицего человека, так и пышущего здоровьем, с жесткой седой шевелюрой и распахнутыми синими глазами. Под портретом было написано «Дж. Х. Маккракен – кандидат в конгрессмены, XIII округ».
* * *В глазах у Темпла потемнело, его заколотил озноб. Он встал, дико озираясь. Провел руками перед глазами и закричал:
– Грек! Какой сегодня день? Я забыл! Я забываю важные вещи!
Голос Грека звучал словно в эхокамере:
– Пять часов вечера, 11 января. С тебя десять центов, пожалуйста.
– О, да. Да. – Стив стоял, покачиваясь, и не сводил взгляда с плаката с Дж. Х. Маккракеном, кандидатом в Конгресс. – Значит, у меня еще есть время. До убийства Эллен осталось три дня…
– Что такое? – спросил Грек.
– Ничего, ничего, – ответил Стив, положив на стойку две пятицентовые монетки.
Через мгновение он уже стоял перед дверью кафетерия, отворяя ее, а вдогонку, за миллион миль раздавался голос Грека:
– Уже уходишь?
Стив ответил:
– Да, пожалуй. – А потом спросил: – Грек?
– Что?
– У тебя так бывало, что тебе снится миллион кошмаров, ты просыпаешься в ужасе, сдавленный теменью, а потом засыпаешь, и тебе снится нечто возвышенное и прекрасное, стремительное и сияющее, как звезды? Это хорошо, Грек. Это перемена. Все ужасы забываются на время. Впервые за многие годы ты пробуждаешься живым. Вот что со мной произошло, Грек…
От его прикосновения дверь отворилась. Вошел туман, холодный и солоноватый, назло теплым ароматам снеди. Он погружался в раздумья, опасаясь, что забудет про Эллен, про машинку и будущее. Забывчивость ему ЗАПРЕЩЕНА. Навсегда. Вот же на стене висит портрет Дж. Х. Маккракена. Отбросьте «Мак», и останется написать его фамилию с буквы «К». Он производил впечатление порядочного человека, любящего мужа и отца.
Нравится ему или нет, но отныне Дж. Х. Маккракен один из тех, кого Стиву предстояло убить! Вот что ему следовало помнить.
Ему вспомнилось кое-что еще. Первые, неосознанные ироничные слова, напечатанные им на машинке позапрошлым вечером:
«Настал черед всем добропорядочным гражданам протянуть руку помощи…»
Будущее! Стив Темпл вышел и захлопнул дверь перед изумленным Греком. Вот так-то.
Скоро туман рассеялся, а вместе с ним и мрак, и наступил полдень.
По пересеченному зеленому ландшафту Гриффитских холмов автобус увозил Стива Темпла навстречу теплым свежим местам, которые живописала Эллен Абботт.
Он шагал один. Когда-то годы и расстояния растворятся в дымке. Здесь будут ходить и говорить люди, живущие в дворцовом комплексе Диктатора. Как взлетевшие и застывшие серебряные копья, вознесутся ввысь здания. Из радиоприемников, запрятанных в кронах деревьев, на холмах и в гротах польется нежная сладостная музыка. А по небу поплывут воздушные суда, словно искорки и блестки, из которых состоят грезы.
Самое главное, что спустя пятьсот лет (Темпл взобрался на высокий холм и стоял, глядя на царящие вокруг тишину и безмятежность, потом смежил веки) на этом самом месте женщина по фамилии Абботт будет томиться на верхнем ярусе хрустального чертога. Под ее пальцами зашелестят алые клавиши, и ее послание пробуравит на пути к нему пять столетий.
* * *Будущее было таким осязаемым, что еще чуть-чуть – и Стив мог бы протянуть руку и коснуться его. Ветер трепал листы машинописной бумаги, зажатые в его руке – свиток его разговоров, вытянутый из машинки в полуночные часы.
По светлой материи будущего угрожающе расползалась черная жижа Кракена, четвертого по счету в династии, бледного человека с мягкими чертами лица, который мертвой хваткой стиснул в кулаках весь мир и не собирался выпускать.
Стив потер подбородок. Он начинал ненавидеть человека, которого ему не суждено было увидеть.
Он мог лишь встретиться с ним опосредованно. Черт возьми! Все происходящее граничило с фантастикой. Он вступил в войну против человека, от которого его разделяли века! Кто бы мог подумать, что такому незначительному человеку, как он, выпадет шанс сыграть героическую роль для всего мира?
На бумаге Эллен поведала очень многое. Стив перечитывал ее повествование:
«Мы с отцом в поте лица трудились над единственным в своем роде размерностным методом, способным выкорчевать Кракена. Наша работа заключалась в отслеживании хода истории назад, к Кризису, наиболее вероятной точке, в которой было бы проще всего уничтожить его предков. Кракен принял законы, запрещающие исследования Времени, опасаясь того, что они в себе таят. Ему стало известно, чем занимался мой отец. В день убийства моего отца меня схватили и арестовали. Но мы успели довести наше дело до конца. Я принесла с собой в камеру свою «пишущую машинку», якобы для того, чтобы написать свои «последние» мемуары».
Здесь Стив воскликнул: «Почему машинку?»
И она объяснила:
«Отец хотел вернуться в момент Кризиса и убедиться, что ликвидировали именно тех, кого следовало. Эксперименты с подопытными кроликами дали, прямо скажем, неутешительные результаты. Некоторые подопытные кролики вернулись, вывернутыми наизнанку. Почему, нам неизвестно. Так получилось – и точка. Но не все. Кто-то вернулся частично – без головы, без туловища или вообще не вернулся. Мы не могли рисковать жизнью отца при выполнении этой работы. «Путешествовать» во времени невозможно. Кто-то из Прошлого должен будет взять это дело на себя, не задавая вопросов, и без оплаты…»
«И этот кто-то зовется Темпл?»
«Да. Если справится. Если пожелает и будет полностью убежден в том, что от этого зависит будущее. Вы убеждены, Стив?»
«Не знаю. Думаю, да. Но…»
«Мы пытались связываться по радио, Стив. Говорить напрямую гораздо проще, но четвертое измерение глушит радиоволны. Так что от этой затеи пришлось отказаться. Металл куда прочнее плоти и радиоволны. Вот так и возникла пишущая машинка – долговечная, крепкая, сварная, с деталями из особых сплавов. Единственный метод, которым мы могли воспользоваться, и наилучший. И, наконец, нам удалось пробиться к вам. А времени у всех нас остается все меньше…»
Остальное Стив знал наизусть: машинка является компактным, самозаряжающимся, размерностным перевоплощением Эллен Абботт. И еще о Кракене: он убивает невинных людей, он порабощает людей миллиардами. Страницы заканчивались так:
«В вашей власти оживить мертвых, Стив. Вы способны воскресить моего отца, уничтожить Кракена и вызволить меня из тюрьмы. Всё это вы можете. Теперь мне пора уходить. Завтра вечером снова…»
Стив оторвал взгляд от сложенного листа бумаги с машинописным текстом, посмотрел на небо, где полагалось возвышаться осязаемому диктаторскому дворцу, на верхушке которого находилась Эллен.
Но вместо этого он узрел одни лишь облака.
«…оживить мертвых».
До дому он добрался автостопом.
* * *Мертвых – оживить. Да. Стоит устранить Кракена – и автоматически конкретизируется очередной Вероятный мир. Те, кого Кракен убил бы, будут спасены. Отец Эллен тоже не будет уничтожен.
Мир состоит из всевозможных ЕСЛИ. ЕСЛИ бы он всю оставшуюся неделю сидел и глазел на машинку, не прикасаясь к ней, Эллен Абботт была бы казнена. ЕСЛИ он убьет Маккракена, она будет жить.
В жизни полно всяких ЕСЛИ. Он МОГ бы многое совершить, если бы сделал свой выбор. Он мог бы отправиться в Нью-Йорк, или Чикаго, или в Сиэтл. У него был выбор. В этих городах он мог бы питаться или голодать. Он мог выбирать. Он мог совершить убийство. Или ограбить кого-нибудь. Покончить с собой. Выбор. Множество ЕСЛИ. Любое из них приведет к другой жизни. К иному существованию. Как только будет сделан выбор.
Итак, Эллен и Кракен не были невероятными. Она жила в самом что ни на есть Вероятном ЕСЛИ-мире. Она продолжала бы жить в нем, и ее казнили бы в пятницу вечером, если он это не пресечет. ЕСЛИ. ЕСЛИ. ЕСЛИ.
ЕСЛИ у него хватит духу. ЕСЛИ ему повезет. ЕСЛИ никто его не остановит. ЕСЛИ он до этого доживет. Завтрашний мир – это пчелиные соты вероятностей, которые ждут, когда их наполнят реальностью, определенными, осознанными действиями.
