Саша Камских - Институт экстремальных проблем
Оксана же, будто нарочно, делала все, чтобы вывести Вадима из себя. Света, в очередной раз с трудом успокоив его, как-то спросила:
— Зачем ты так злишь его? Неужели тебе приятно выслушивать все то, что он, не выдержав, может наговорить?
— А ты представляешь себе его состояние? — вопросом на вопрос ответила Оксана. — Когда тело молодого здорового мужика, раньше такое сильное и послушное, отказывается служить, когда любое неосторожное движение вызывает боль, когда не подчиняются ни ноги, ни кишечник, ни мочевой пузырь. Пойми, его постоянно мучает страх, что это на всю жизнь, и возникает агрессия как протест против такого положения дел. Пусть она выплеснется на внешний раздражитель, — объяснила медсестра свои действия, — иначе он направит ее на себя и разрушит себя еще больше. Такое уже было, ты ведь помнишь… Пусть орет на меня, пусть ругается матом, я переживу, — улыбнулась она, — пусть только знает, что его крик услышан, что на него есть ответ, что тот, кто рядом, разделяет его боль, принимает их на себя. Это нелегко, потому что страдание разрушает все, что оказывается поблизости, и ни твоего сочувствия, ни твоего чувства долга, ни способности сопереживать может оказаться недостаточно, чтобы выдержать муку близкого человека, ты сама можешь потерять терпение и последние силы и в какой-то момент начнешь жалеть себя: «Я больше не могу! Неужели он не может потерпеть?!» И тут есть только одно спасение и для тебя, и для него – когда в твоем сердце поднимется волна любви к нему, такому беззащитному и беспомощному сейчас, и ты почувствуешь, как в ней бесследно растворяются усталость и боль. Без любви в нашем деле нельзя… Как и в жизни вообще…
Света слушала Оксану, затаив дыхание, настолько слова медсестры были созвучны ее мыслям. «И никакого диплома психолога не нужно, — думала она, — мудрость много испытавшей женщины стоит всех дипломов и аспирантур». Оксана заметила наполнившиеся слезами глаза и обняла девушку.
— Вот так-то, девонька… Держись, еще много чего придется тебе пережить и перетерпеть, а Вадиму повезло, что у него есть ты, и, кажется, он наконец-то понял, в чем его счастье. Только ты не вздумай подражать мне, — предупредила она и улыбнулась: — У тебя все равно так не получится!
* * *Худяков сделал еще две операции на левой ноге и, наконец удовлетворившись достигнутым, ушел в отпуск. Кленов, получив Медведева в свое полное распоряжение, во главе бригады хирургов вдохновенно перекраивал и перешивал поврежденные органы и только к концу июля добился желаемого результата. Вадим лежал едва ли не с десятком дренажей, оставленных после нескольких операций. Боли практически не было, но все эти клубки из трубок действовали на него угнетающе, вдобавок ко всему снова началась аллергия и появились проблемы с почками.
— Мне только экземы не хватало! — Вадим несколько дней терпел, но потом расчесал себя до крови. — Лишаями от антибиотиков я уже давно покрылся, а теперь вдобавок эта сыпь!
— А когда ты покроешься коростой, будет еще лучше! — сердито ответила Света, смазывая зудящие красные пятна каким-то травяным настоем. — Я тебе сейчас ногти под корень обрежу. Ты только посмотри, на кого стал похож!
— На шелудивого поросенка, — вздохнул Медведев.
— На кого?
— Может, это по-другому называется, но я представляю себе что-то хилое и покрытое струпьями, вроде меня.
— И к тому же вредное и капризное, — добавила Светлана.
— Светлаша, ты не ворчи на меня, а лучше расскажи что-нибудь хорошее. Что на работе? — внезапно поинтересовался Медведев.
Светлана обрадовалась, потому что Вадим очень редко проявлял интерес к тем вещам, которые, как он считал, теперь не имели к нему никакого отношения. Рассказывая о ребятах, Света не скрывала никаких проблем, то и дело возникавших из-за отсутствия командира группы.
— Гена что-то напутал, когда списывал оборудование и спецодежду, и Черепанову досталось от директора за то, что он смотрит сквозь пальцы на безответственное отношение отдельных сотрудников к порученному делу, и, хуже того, от Анны Соломоновны – за то, что к ней пришли с проверкой то ли из казначейства, то ли еще откуда. Пришли, правда, совсем по другому поводу, но она все эмоции выплеснула на Генку и на Николая Кронидовича, который пытался его защитить.
— Ему не впервой, он и за меня перед этой крокодилицей не раз вступался, — усмехнулся Вадим, — сколько выволочек я от нее в свое время получил – страшно вспомнить, зато потом таким заправским бухгалтером сделался, что пару раз даже удостоился высочайшего одобрения, — не без сарказма похвастался Медведев. — Чем все завершилось?
— Антон решил помочь Генке, но все равно тот сидел неделю и, не знаю на сколько раз, переделывал списки оборудования, пока Соломоновна не оставила его в покое, а аудиторская проверка закончилась тем, что теперь весь институт облеплен этикетками, даже на корзинах для мусора есть наклейки с инвентарным номером, — Света махнула рукой, вспомнив, как две недели все занимались только тем, что ходили и, сверяясь с бесчисленными и бесконечными списками, которые противоречили друг другу, помечали все вокруг. — Ребята сначала возмущались, но потом стали смеяться, что теперь осталось каждому на лоб по этикетке приделать. Санька с Денисом нарисовали на липкой ленте штрихкод, приклеили на рабочую одежду и ходили перед всеми, хвастаясь, что их уже посчитали, а остальным нужно подойти за штрихкодом, который теперь будет вместо пропусков, в отдел кадров, и после этого помеченным поднимут зарплату. Ты представляешь, очень многие приняли их слова за чистую монету и пошли к Виктору Елисеевичу за наклейками! Даже Черепанов «купился» и стал выяснять, почему он ничего не знает об этом распоряжении директора, а Виктор Елисеевич сначала не мог понять, что от него требуют, а потом пообещал уволить тех, кто все придумал.
— Шуты гороховые! — Вадим не одобрил выходку ребят, хотя сам недолюбливал кадровика. — Ладно, Шурик еще совсем зеленый, ему простительно, но вот Денису пора уже и повзрослеть; Ирина была права – у него замашки десятилетнего сопляка. Кошки и дурацкие розыгрыши – вот и все, что у него на уме!
— Не ругайся на ребят, Дим, — Света мягко остановила Медведева. — Они достаточно серьезно относятся к жизни. Я сама узнала лишь недавно, что Санька первым подписал документы о согласии на донорство и именно он был инициатором в этом деле, а Денис сделал это вслед за ним, буквально на следующий день.
— Какая уж такая в этом заслуга? — не понял Вадим. — Мы раньше без всяких бумаг кровь сдавали и в плановом порядке, и в экстренных случаях, дали нам какие-то удостоверения и льготы обещали, но, сколько я знаю, никто из ребят ничем, кроме отгулов, сроду не пользовался.
— Тут не о таком донорстве речь идет, а о том, что в случае своей гибели человек согласен на то, чтобы его органы использовали для пересадки другим людям, — объяснила Светлана.
— Совсем спятили! — непроизвольно вырвалось у Вадима. — В таком возрасте о жизни нужно думать, а не о смерти!
— Мише Мухину в мае исполнилось бы двадцать семь, — вздохнула Света.
— Ну и…
— Он не успел подписать все необходимые бумаги, и за него разрешение на донорство дала Маша. Она хотела, чтобы Мишка продолжал жить хотя бы таким образом. Ему пробило голову, а все остальное не пострадало… Что именно у него взяли, я не знаю, слышала лишь, что мужчина, которому пересадили Мишкино сердце, очень много помогает Маше, хотя сам еще находится под постоянным наблюдением врачей.
Вадим долго молчал, пытаясь осмыслить то, что услышал. Ему подобные мысли никогда не приходили в голову, хотя он знал, что порой рискует жизнью. Но вот так, заранее, распорядиться собой? Медведев вдруг представил, как из него, пусть уже мертвого, вынимают сердце, почки, печень, и от этой картины что-то противно заныло внутри. «При нынешнем развитии медицины, когда пересаживают все, кроме головы, хоронить будет уже нечего, в качестве гроба вполне хватит коробки из-под обуви», — мрачно подумал он.
— И Шурик с Денисом решили, чтобы их, в случае чего, разобрали на запчасти?
— Не только они, следом за ними Антон, Сергей и Илья прошли дополнительную медкомиссию и стали потенциальными донорами, а Генку забраковали как злостного курильщика.
— А меня забраковали бы по всем статьям, — невесело усмехнулся Медведев. — Всегда думал про себя, что здоров, как бык, а оказалось, что во мне нет ничего, что работало бы нормально.
— Дим, у тебя все в порядке, а проблемы и с пищеварением, и с почками, и с нервной системой – это, если можно так сказать, естественная реакция организма на травму, на стресс.
— И на методы лечения! Оксана все время мне выговаривает за пластырь, а ты посмотри, что у меня от него!
Медведев откинул простыню и, Света не успела ни сказать ничего, ни остановить его, отлепил пластырь, фиксировавший дренажную трубку в области левого подреберья. Полоска липкой ткани отошла вместе с кожей, оставив на теле ранку, из которой тут же начала сочиться сукровица.
