Джефф Вандермеер - Ассимиляция
Услышав «механизмы, а не животные», она засмеялась.
– Нет уж, он определенно понимает и признает механизмы. И понимает их лучше, чем мы. – Она встала прямо перед ним, смотря в глаза, гневно и отчетливо произнося каждое слово. – Неужели ты еще не понял, что тот, кого ты называешь врагом, умеет манипулировать генами, создавать чудеса мимикрии и биологии? Знает, как управляться с молекулами и мембранами, заглядывает в самую глубину предмета, видит все насквозь, выходит на разведку, а затем отступает? Для него наш смартфон все равно что кремниевый наконечник от стрелы, что он действует на основе столь тонких и сложных сенсорных механизмов, что в сравнении с ними все инструменты, которыми мы располагаем, все способы изучения Вселенной свидетельствуют лишь о нашей примитивной природе. Возможно, он даже не считает, что у нас есть сознание или свободная воля – по крайней мере не в том смысле, в котором он это понимает.
– Если так, то зачем ему вообще обращать на нас внимание?
– Возможно, он старается обращать на нас как можно меньше внимания.
Нет ли у тебя в уголке глаза соринки, которую никак не вытащить?
– Так что же, мы сдаемся? Будем жить на острове, сделаем себе шляпы из листьев, питаться будем дарами моря…
Построим дом из ребер одного из левиафанов, которых он видит во сне. Будем плясать под собственную примитивную музыку, пить самогон, сваренный из ядовитых трав. Отвернемся от реального мира потому, что его больше не существует.
Она не обратила внимания на эти его слова.
– Кит может ранить другого кита с помощью своего сонара. Один кит может переговариваться с другим в океане на расстоянии шестидесяти миль. Кит так же умен, как и мы, просто наделен другой формой интеллекта, о которой мы пока представления не имеем. Потому что мы не отличаемся от своих грубых, примитивных инструментов. – Опять она за свое. – По крайней мере, ты – точно.
Последние эти слова она пробормотала себе под нос, так что, может быть, ему просто послышалось.
– Так ты симпатизируешь этому своему Нечто? – сказал он. – Оно тебе нравится, да? – Дешевая уловка, но он просто не сдержался.
– Нет, я ему не симпатизирую. Просто хорошо знаю экосистемы. А ты – нет.
Слишком часто за последние четыре дня у него возникало ощущение, будто он проходит мимо одной из диорам в музее естественной истории, который он так любил – интригующе, впечатляюще, но не вполне реально, во всяком случае для него. Даже если все эти эффекты проявились не до конца, он чувствовал себя зараженным, подвергнувшимся чужеродному вторжению, переделанным. Неужели ему суждено превратиться сначала в некое стонущее создание в тростниковых зарослях, а потом в пищу для червей?
– В этих заметках Уитби много написано о подделках, – через некоторое время осторожно заметил он, чтоб проверить ее реакцию. Тем более что мыслями своими она была где-то далеко, как всегда, не сводила глаз с неба. Возможно, для того чтобы проверить, есть ли границы у ее безразличия к собственному положению. Пусть маленькая, но хоть какая-то месть с его стороны, удержаться он был не в силах. Потому что идти на остров не было никакого смысла.
Она не ответила, и тогда он процитировал, ощутив вину, едва эти слова слетели у него с губ:
– «В каком-то смысле совершенная подделка становится предметом, под который мимикрирует, и благодаря этому странному, но статичному процессу приоткрывается правда об истинном устройстве мира. Даже несмотря на то что подделка по определению не может быть оригиналом».
Она по-прежнему хранила молчание.
– Нет? Ну а что скажешь вот на это: «Когда встречаешь самого себя, видишь своего двойника, что ты будешь испытывать к нему, искреннюю симпатию или стремление немедленно уничтожить эту копию? Может, сочтешь ее нереальной и порвешь на мелкие клочки, как картонную куклу?»
Еще одна подделка, потому что Уитби не рассматривал двойников. Ни разу в этом чертовом документе.
Она остановилась, развернулась к нему лицом. И ему, как всегда, стоило немалых усилий не отвернуться.
– Так вот чего ты боишься, Контроль? – произнесла она это беззлобно и бесстрастно. – Что я могу тебя загипнотизировать, верно?
– Ты и сама можешь быть восприимчива к гипнозу, – ответил он, желая ее предупредить, понимая, что может настать момент, когда ему понадобятся ее гипнотические способности, которые она продемонстрировала в туннеле на пути к Зоне Икс. Возьми меня за руку. Закрой глаза. Ощущение такое, точно он непрерывно выползал из пасти длиннющей чернильно-черной змеи, что он «видел» скрежещущий звук, выходящий из глубины ее горла, и что со всех сторон в синей глубине его обступали левиафаны, не спускали с него глаз.
– Я невосприимчива.
– Но ведь ты же двойник, копия, – с нажимом произнес он. – Возможно, копия не обладает той же сопротивляемостью. И ты сама до сих пор не понимаешь почему. – Она сама ему это сказала.
– А ты проверь меня! – Эти слова вырвались из ее горла, точно рык. Стоя прямо перед ним, глядя ему в глаза, она сбросила рюкзак. – Валяй, проверяй. Скажи это. Скажи слова, которые, как ты думаешь, могут меня разрушить.
– Я не хочу разрушать тебя, – тихо произнес он и отвернулся.
– Уверен? – Теперь она стояла почти вплотную. Он чувствовал запах ее пота, видел приподнятые плечи, полусогнутую в локте левую руку. – Так ты уверен? – повторила она. – Почему не сделаешь мне прививку, если не уверен? Ты уже на крючке: и хочешь меня, и одновременно не уверен, что я человеческое существо, верно? Сделана врагом. Должна быть врагом сама. Но ты не можешь с собой справиться.
– Я помог тебе, тогда, в Южном пределе, – сказал он.
– Не надо благодарить людей за поступки, которые они обязаны были совершить. Ты сам мне это сказал.
Он неуверенно отступил на шаг.
– Но я здесь, Кукушка. И иду туда, куда мне вовсе не хочется идти. Следуя за человеком, которого не уверен, что знаю. – Она манила его, и он, как бы ни сопротивлялся, не мог устоять.
– Не морочь мне голову. Ты прекрасно знаешь, кто я такая, должен знать. Ты боишься. И я тоже боюсь, – сказала она, и он понял: так и есть. Здесь ему было нечем обороняться, особенно от нее.
– Не думаю, что ты на стороне врага, – сказал он, и слово «враг» прозвучало на этот раз грубо, необоснованно. – И я не считаю тебя копией. Вовсе нет.
Она вновь ответила с нажимом, хотя, как ему показалось, на этот раз слегка ослабив тон.
– Я копия, Джон. Но далеко не совершенная. Я не она. А она не я. Знаешь, что я сказала бы, встретившись с ней лицом к лицу?
– Что?
– Я бы вот что сказала. «Ты понаделала чертову уйму ошибок. Целую кучу ошибок, но я все равно люблю тебя. Ты дрянь, но ты и озарение, а я не могу быть ни тем ни другим. Все, что я могу, это разобраться во всем сама». И тогда – а уж я-то ее хорошо знаю – она посмотрит на меня, усмехнется и возьмет образчик моих тканей.
Тут он так и покатился со смеху. Хохотал и бил себя кулаком по коленке.
– Черт, а ведь ты права! Наверное, права. Именно так она бы и поступила! – Он снял рюкзак и уселся на землю, а она осталась стоять, где стояла, застыв, как часовой. – Здесь я вне пределов своей компетенции. Я в полной жопе. Даже если бы мы пошли к маяку.
– В полной жопе, – с улыбкой повторила она.
– Странно, не правда ли? И место чертовски странное. – Все-таки ей удалось вывести его из равновесия, пусть он этого и не хотел. И тут он почувствовал спокойствие, впервые с тех пор, как попал сюда: все его провалы и неудачи остались по ту сторону границы и были теперь неразличимы.
Она посмотрела на него с одобрением.
– Нам надо идти дальше, – сказала она. – Но ты можешь читать дальше.
И протянула ему руку, чтобы помочь встать. Рука у нее была такая сильная, что вселяла больше уверенности, чем любые слова.
Он взвалил на спину рюкзак.
– Вообще-то это позор, черт побери. Ведь я читаю тебе завещание, последнюю волю придурка.
– Ну а какие еще тут у нас развлечения?
– И то правда.
Контроль не стал рассказывать ей о странной комнате Уитби или о своих подозрениях, что Уитби был проводником Зоны Икс. Не сказал и о тех ужасных моментах, которые довелось пережить в Южном пределе во время смещения границы. А затем вдруг осознал, что, не поделившись с Кукушкой этими сведениями, он стал лучше понимать причины, по которым лгала мать. Она хотела скрыть основания своих решений, пряча или искажая факты… Впрочем, не важно. Потому что, чего бы она ни хотела, какой бы лабиринт ни возвела, каждое умолчание оставляло какой-то след своего присутствия.
– «Как Оно обновляется, если не через наши действия? Наши жизни?» – Контроль процитировал эти слова Уитби, будучи почти уверен, что этот человек мертв или еще того хуже.
Но она не слушала: ее внимание снова привлекло что-то в небе, и это были не аисты. На этот раз при нем был бинокль, и он стал доставать его, чтобы выяснить наконец, на что она засмотрелась. А когда он нашел это, то несколько раз поменял фокус, потому что поначалу просто не поверил своим глазам.
