Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Ример Людмила
Мирцея кивнула, и лантар негромко постучал в дверь. Сначала за дверью ничего не происходило, потом что-то прошелестело, и створка приоткрылась, явив бледное испуганное лицо прислужницы.
Мирцея ласково улыбнулась и заговорила по-антубийски:
– Доброе утро, Эйса. Я пришла навестить мою дорогую сестру Гульмиру.
Девушка испуганно оглянулась и быстро залепетала в ответ, пытаясь закрыть проход своим телом. Но Мирцее эти дипломатические уловки уже надоели, и она решительно шагнула внутрь комнаты, отодвинув в сторону слабо сопротивлявшуюся прислужницу.
В комнате было нестерпимо жарко и душно. Несмотря на солнечное утро, шторы на окнах были плотно задёрнуты, и только несколько свечей пытались рассеять царящий здесь полумрак. В большом камине ярко пылал огонь, но его тепла явно не хватало дрожащей в ознобе больной, возле постели которой прислужники установили ещё и две треноги с жаровнями, полными тлеющих углей.
Гульмира полулежала на высоких подушках, до подбородка натянув тёплое одеяло из меха горных коз. Мирцея не видела её около месяца и внутренне ужаснулась произошедшим за это время переменам. Некогда пышущее здоровьем молодое красивое лицо страшно осунулось и побледнело, под глазами залегли тени. Сами глаза запали и ярко блестели от сжигавшей девушку лихорадки. Губы потрескались, в углах рта появились страдальческие морщины.
На когда-то гладкой бархатистой коже расползлись пятна неприятного грязно-серого цвета с неровной поверхностью, похожие на сырную плесень. Мирцея, подавив отвращение, приблизилась к постели. Насвира, тоже оказавшаяся в комнате, недобро глянула на посетительницу и метнулась в угол, стараясь заслонить серебряный таз с какими-то бурыми ошмётками.
– Дорогая моя сестра! До меня дошли слухи, что ты приболела и неважно себя чувствуешь. И, Боги милостивые, эти слухи оказались правдой! Я тот час же прилетела, чтобы лично убедиться, что здесь делают всё для твоего скорейшего выздоровления.
Мирцея обернулась к Насвире, оставившей в покое таз и занявшей своё место в ногах госпожи.
Наставница с поджатыми губами и сплетёнными на животе пальцами упорно глядела куда-то мимо непрошеной гостьи.
– Кто из лекарей её осматривает?
Насвира пожевала губами и слегка приподняла брови – ответ был очевиден.
– Лекарь Бурсум. Он всё время лечит мою госпожу.
– Вижу я, как он лечит! Вы что, шакалы вонючие, решили угробить нашу госпожу Гульмиру?! Немедленно отправляйся за Лабусом Сусвинтом! Да живей шевелись, старая корова!
Насвира от возмущения побледнела. Её руки затряслись, и она собралась уже открыть рот, чтобы гневно возразить, но Мирцея так глянула на неё, что та, налетев по дороге на пару-тройку стульев и сундуков, благоразумно заторопилась к двери. За ней тут же метнулась Эйса, пользовавшаяся любой возможностью, чтобы сбежать из гнетущей атмосферы этой комнаты.
Мирцея удовлетворённо улыбнулась – а этой старой сводне тоже досталось! Ничего, скоро весь ваш гадючий выводок отправится в поганую Антубию… если раньше не сдохнет. Придвинув стул ближе к кровати, она уселась у изголовья и принялась с сочувствующим видом наслаждаться открывшейся картиной. Полюбовавшись пару минут, Мирцея отдала приказ пришедшей с ней Фасиме, беспокойно топтавшейся у двери:
– Немедленно открой окно! Здесь невыносимо душно, а девочке просто необходим свежий воздух.
Прислужница метнулась к занавешенному окну, и через секунду яркий солнечный свет наполнил комнату. Гульмира охнула, судорожно дёрнула головой и попыталась закрыть воспалённые глаза исхудавшей бледной ладонью. Край одеяла откинулся, и Мирцея с радостью отметила, что редчайший розовый бриллиант в форме сердца продолжает сиять на груди умирающей.
Фасима немного повозилась со створкой, и в комнату ворвался свежий холодный воздух.
– За…крой…те… мне… хол… лодно… – слабый голос с подушки прошелестел едва слышно.
– Дорогая моя, но нельзя же лежать в такой духоте! Ты ещё больше заболеешь. – Мирцея поправила одеяло, снова укрывая девушку.
Потом сочувственно провела по её голове и в ужасе отдёрнула руку – на ладони остался пучок чёрных длинных волос. Она присмотрелась внимательнее – сквозь редкие пряди безжизненно светилась обтягивающая череп кожа.
«Боги Всесильные!» – Мирцее стало жутко. Ей захотелось немедленно бежать из этой комнаты, из этого ужаса, который она сама же и устроила. Своими руками…
– Я… зам…мёрзла… – Девушку бил озноб, её губы посинели и дрожали.
– Фасима! Ты что, оглохла, дрянь ты эдакая? – Женщина накинулась на вконец растерявшуюся прислужницу. – Закрой немедленно окно! Ей только простыть ещё не хватало!
Мирцея вскочила и нервно зашагала по комнате, стараясь не смотреть на белеющее на подушке лицо. На большом чайном столике строем стояли какие-то склянки и пузырьки с тёмным и светлым содержимым, чаши с отварами и коробочки с порошками. Лечение было в самом разгаре, но, судя по плачевному состоянию больной, не имело ни малейшего успеха. Женщина усмехнулась. Галиган прав – всё идёт как по нотам, и бедной вдовушке недолго уже осталось до свидания с любимым мужем.
– Да, совсем из головы вылетело! Гульмира, дорогая, я же пришла к тебе с подарком! Фасима, что ты стоишь столбом! Подай госпоже конфеты – зря я, что ли, посылала за ними к торговцу Самуму.
Фасима, с круглыми от ужаса глазами, почтительно склонилась и подала больной золотую ажурную вазочку, в которой лежало новомодное лакомство в серебристой бумаге. Гульмира из последних сил отпрянула в сторону, как будто к ней протянулась не девичья рука, а внезапно выскочившая из засады ядовитая змея.
– Милая, да что с тобой? Это же конфеты! Ты всегда их любила! Или ты думаешь, что я способна причинить вред моей дорогой сестре?! Боги Вечные и Истинные – свидетели мои! Я хочу тебе только добра и скорейшего выздоровления…
Увлёкшись своей пламенной речью, Мирцея не услышала, как открылась дверь. Заметив внезапно возникшего у кровати Лабуса, она вздрогнула и испуганно замолчала. За спиной лекаря маячили Трокан в белом высоком головном уборе и едва не задохнувшаяся от быстрой ходьбы Насвира.
Лабус обошёл кровать и, отодвинув в сторону всё ещё стоявшую с протянутой вазочкой Фасиму, склонился к больной. В нависшей тишине стало слышно, как легонько потрескивают в камине прогорающие поленья. Лекарь разогнулся и строго произнёс:
– Я попрошу всех немедленно покинуть комнату. Мы с лекарем Троканом должны осмотреть больную.
– Но я…
Лабус резко повернул к Мирцее голову и зло зашипел:
– Никаких «но»! Все вон! Это очень срочно…
Мирцея фыркнула, выражая крайнее недовольство, и, махнув рукой прислужнице, вышла из комнаты. Повозмущавшись у дверей спальни Гульмиры – специально для ушей несущих караул Золотых Мечей и проходившего мимо Главного смотрителя дворца, – что «этим заморским коновалам только облезлых верблюдов можно доверить, а девушку они точно угробят», она гордо удалилась.
Внутри неё всё ликовало – всё получилось так, как они планировали! Ужаснувшись тому, как коварное «сияние» жестоко расправилось с молодой здоровой девушкой, Мирцея внезапно осознала, какое могущественное оружие случайно попало в её руки. И кто знает, не придётся ли применить его ещё раз…
Размышляя об открывающихся перспективах, она дошла до своих покоев и, приказав не беспокоить её ни в коем случае, улеглась на диван.
Рубелий
Девочка умирала. Лабус это ясно видел по только ему одному известным признакам, которые он замечал уже сотни раз и которые его никогда ещё не обманывали.
Оставшись вдвоём с Троканом, он отвернул край одеяла и остолбенел – в нос ударил терпкий запах свежей крови, сквозь который отчётливо пробивался тяжёлый неприятный дух гниющей заживо плоти. Под ягодицами девушки на белой шёлковой простыне расплывалось яркое красное пятно.
Насвира, заглянувшая через плечо Лабуса, в ужасе отпрянула и громко зарыдала. Звонкая пощёчина, отвешенная Троканом, остановила надвигающуюся истерику, но положения не исправила – Гульмира истекала кровью. Между её белых исхудавших ног лежал маленький безобразный комочек плоти – несостоявшийся Повелитель Нумерии.
