Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий
— Помню, у тебя обвалованная площадка была на складах, — уточнил начальник полигона. — Она сохранилась?
— Так точно. В настоящий момент пустая она, — ответил фельдфебель.
— Вот туда срочно все эти ящики с новыми гранатами и сложишь, прикрыв от дождя. Не хватало нам, чтобы еще склад боепитания на воздух взлетел вместе со всем полигоном.
— Будет исполнено, господин майор, — взял под козырек Эллпе.
— Тогда что стоишь тут? Действуй.
Когда за фельдфебелем захлопнулась дверь, майор спросил персонально меня:
— А ты, Кобчик, что думаешь об этом? Выдай-ка нам очередную свою завиральную идею, — усмехнулся он в усы, но без злобы.
— Да чтоб у меня хоть одна такая завиральная идея завелась, — с завистью выговорил лейтенант Щолич, забычаривая папиросу в пепельнице, где окурки лежали уже горкой. — Я бы уже богатым был.
— Я думаю, господа, что причина в новой взрывчатке, — выдал я свою версию. — Но тут необходимо химию смотреть. Специалист нужен узкий, а у меня только школьный курс. Но чуйка об этом верещит громко.
— Вот-вот… — всколыхнулся инженер, — наша пушка тут ни при чем.
— Контрразведка все выяснит, — наванговал Щолич.
— Извини, Кобчик, но покидать полигон до приезда представителя военной прокуратуры я тебе запрещаю, — заявил майор Многан.
— Записку-то хоть в город с вашим посыльным отправить можно? — спросил я у него, понимая, что на полигоне я застрял надолго.
— Кому записку? — спросил майор с некоторой опаской в тоне голоса.
— Точнее две записки, господин майор. Одну семье, что я тут задерживаюсь, чтоб не беспокоились понапрасну. Вторую — генерал-адъютанту Онкену, что я задерживаюсь у вас из-за состоявшегося на полигоне инцидента.
— А без этого никак? — с надеждой спросил Многан.
— Никак, — твердо ответил я. — У меня приказ генерал-адъютанта сегодня вернуться в город и предстать пред его светлые очи в правом крыле дворца. Так что либо сам я, либо депеша от меня сегодня должны быть в его канцелярии.
7
— Наливай, не жалей, — поторопил я Эллпе нравоучительной проповедью, — и гения нашего не пропусти. Нам после такого лечиться надо долго — нервные клетки не восстанавливаются. И нет ничего лучшего из лекарств, чем хорошо очищенная можжевеловая водка. — Ну, за то, что мы сегодня живы остались… Вздрогнули…
Поднял я тост и залпом опрокинул в рот содержимое граненой стопки.
— Молодец, фельдфебель, — проговорил я с набитым квашеной капустой ртом, ощущая, как тепло от выпитой водки разливается «по зебрам». — Хорошо рецепт усвоил. Можешь после войны водочный заводик открывать. Миллионером станешь. Обязательно. Лишь представь себе, сколько народа после фронта сопьется, чтобы только забыть ужасы окопной войны… Ты только заранее рецепт можжевеловки запатентуй. А то стырят, оглянуться не успеешь. И патентуй по-хитрому… просто рецепт водки, настоянной на можжевеловых шишках. Не раскрывая тонких секретов производства. Их ты сыновьям передашь.
Фельдфебель попытался было возразить, что это я ему дал такой рецепт. Но я его заткнул на полуслове.
— Твое все, Эллпе. Все твое… А мне и моего хватает… Вот возьмем и с нашим оружейным гением Шпроком, — хлопнул я по плечу конструктора, — сконструируем самозарядную винтовку. Чтобы затвор вообще не передергивать. А что? Запросто!
Взял бутылку, посмотрел на ее пустое донышко и убрал со стола.
Эллпе, понимая меня без слов, выставил на стол новую емкость с можжевеловкой.
— Генералы нас не поймут, Кобчик, — пьяненько возразил Шпрок, выковыривая из зубов застрявшее волокно бекона. — Скажут — излишний расход патронов. Не нать им такого… У них солдат-дурак и просто в чистое небо патроны жжет от страха.
Не дозрел еще инженер до автоматов, но это дело поправимое. Главное сейчас затащить его на наш «Гочкиз» и обязать контрактом по самое не могу. Он уже и сам готов к тому, что его винтовку в очередной раз не примут на вооружение. Сколько раз уже такое было… два или три… Жаловался он нам уже и на Главное имперское артиллерийское управление, и на то, что отогузский король в лице своего инспектора артиллерии уже успел ему отказать даже без испытаний новой винтовки. Королевский арсенал в Будвице его последняя надежда. Разбрасывается империя гениями, а нам на фирму они так очень даже нужны. Ну не будет боевой винтовки, зато будет классный охотничий карабин. При правильной рекламе если не озолотится, то на жизнь хватит… Главное, чтобы Гоч не возревновал коллег не по делу…
Подруга фельдфебеля, которую я так в прошлый раз и не увидел — миловидная круглолицая чернобровая светлоглазая крестьянка лет тридцати, вся такая пухленькая и округлая, приятная из себя, все крутилась вокруг нашего стола, не зная, куда еще приткнуть очередную миску с домашними разносолами. Заботливая…
— И ей налей, — кивнул я Эллпе, — пусть также за нас порадуется. Считай, мы со Шпроком второй раз родились.
— Да что вы, ваши милости, да не пью я ничего такого крепче бражки, — вяло отмахнулась от меня женщина. — Вы лучше кушайте на здоровье. А то вы сегодня все пьете и ничего не закусываете. Али не по нраву вам наша деревенская еда?
В последней фразе одно женское расстройство за невнимание к ее стряпне.
— По вкусу, милая хозяюшка, по вкусу все… И не величай меня милостью, я сам деревенский, — попытался я ее успокоить.
Еда очень даже вкусная, но в глотку не лезла… А напиться, наоборот, хотелось просто в лохмуты. Еще одной отсадки в секретной тюрьме контрразведки мне не выдержать. Особенно если меня контрики Эликой с сыном шантажировать начнут. Сразу подпишусь, что я гондурасский шпион. Путь потом они по местному глобусу Гондурас чешут до посинения.
— Ой! Да как же это… Ваша милость… Вы же королевский адъютант? — смутилась женщина.
— И что из того, бабонька? — возразил я, несколько теряя дикцию и координацию. — Война когда-нибудь закончится, демобилизуюсь и снова стану деревенским кузнецом, — покривил я душой, рисуясь, потому как нащупал уже в этом мире свой промывочный тазик на золотой россыпи технических идей. Кто ж от такого заработка добровольно отказывается?
Тут пока такой период жизни, что инженеры фонтанируют самыми разнообразными идеями. Мало того, поголовно пытаются воплотить их в металл. Часто даже за свои деньги и весьма экзотическими способами. А я таки просто знаю, что в итоге приживется. Послезнание называется. Мой выигрышный билет и мое проклятие.
Давно я так не сидел душевно в хорошей компании. Остатний раз как домой после дембеля вернулся. Из Российской еще армии…
— Черный во-о-о-орон, что ты вье-о-о-ошься… да над моею-у-у-у голово-о-о-о-о-о-ой. А ты добы-ы-ы-ычи не дождешься… Черный во-о-о-орон, я не твой, — затянул я под настроение.
— Это на каковском языке? — спросил икнувший Шпрок. — На рецкий вроде не похоже?
— На нашем… На горском… — ответил я и прекратил петь, обломался.
Вот так и прокалываются Штирлицы, блин… на буденновке и на волочащемся по мостовой парашюте. А Шпрок клятый кайфолом…
— Давай я тебя спать отведу, — встал Эллпе и заботливо взял меня за плечи. — Тебе не помешает.
После совещания майор Многан энергично закрутил многоплановую перекрестную операцию по прикрытию наших задниц. Опыт — великая вещь! Его не пропьешь и не потеряешь.
Для начала обвешковали место происшествия и по вешкам пустили красный шнур для заметности. Запретная зона, так сказать.
Потом мишенная команда разбрелась по полю и где находила хоть самый малый фрагмент злосчастной пушки, втыкала рядом с ним вешку с красной тряпкой, ничего не трогая. Пусть инженеры потом голову ломают, почему колесо от пушки улетело на двести метров. А где находился фрагмент от тел несчастных канониров, то вешка втыкалась с желтой тряпкой.
Одновременно фельдшер составлял протокол телесных повреждений погибших, а погиб весь расчет — шесть канониров и техник-испытатель с завода. Троих вообще ложками в котелки собирали. Протокол такой велся на все случаи жизни со схемой, откуда и куда летели те поражающие элементы, которые привели к смерти солдат.