Первомайские мальчики - Евгений Бузни
– Ах, ты моя хорошая, ласковая, ну подскажи, что делать.
И вдруг отшатнулась от дерева, протягивая руки к Роману:
– Смотри, Рома, смола на дереве. Я совсем не ожидала. Теперь руки липкие. Что делать? А я, дурёха, сумку Катюше отдала.
– У меня платок есть, – растерянно ответил Роман.
– Ай нет, он не поможет. Прилипнет к руке. Надо водой. О! – воскликнула Алина и глаза её засветились восторженной радостью. – Вода. Она, конечно, поможет. Вот что нам поможет, повторила девушка. Пойдём, подержишь меня. – и побежала к берегу.
– Постой! – закричал Роман и бросился вдогонку. – Ты же не в брюках.
И в самом деле, сегодня Алина была не в джинсах, а в лёгком весеннем платьице, голубоватого цвета с большими розами, прекрасно облегавшим чудную талию и в то же время весьма коротким, открывавшим всю красоту стройных ног.
Юная красавица в это время добежала до края бетонной стены и, остановившись, задумалась, но всего на несколько секунд, после чего вскинула на парня огромные глаза, слегка наклонила на бок голову и произнесла:
– Ну и что же, что без брюк? Не могу же я ходить с ладонями в смоле. А ты не смотри на меня. Закрой глаза и держи. Только не вырони, а то придётся нырять за мной. – И она улеглась на землю, сползая к воде.
Роман едва успел подхватить её за лодыжки и тут же услыхал:
– Глаза закрой, только честно.
Дорогой читатель, тебе приходилось когда-нибудь стоять на берегу с закрытыми глазами? Даже ничего не держа в руках? Помню я однажды шёл по берегу океана. Глаза у меня не были закрыты, но нас окружала кромешная тьма ночи, волн, набегающих постоянно на берег почти не было видно, и мощь океана настолько ощущалась, что казалось будто я иду не вдоль волн, а прямо на них, то есть какая-то сила влекла в океан. Так и думалось, что сейчас затянет и не выберешься из волн. Вот что такое темнота у водной стихии.
Роман сплющил веки и слегка откинулся назад, держа крепко за ноги Алину, часть платья которой мгновенно соскользнуло на спину, раскрывая ту половину тела, которую, хоть и прикрытую нижним бельём, не принято показывать на людях.
Она же, проказница, понимая в какое смущение ввела молодого человека, начала полоскать руки в воде, приговаривая:
– Ну вот, теперь будет порядок. Ром, а ты можешь открыть глаза, если хочешь, чтобы не свалиться со мной, но смотри не на меня, а вдаль, на другой берег.
А Роман, откровенно говоря, уже сам открыл глаза, когда почувствовал, что его качнуло и он может упасть в воду, однако смотреть на другую сторону реки не догадался, устремив свой взгляд именно на девушку и её замечательную фигуру в ожидании, когда закончится мытьё рук.
Наконец поступила команда поднимать вверх, и Роман потянул за ноги, заметив, что теперь и передняя часть платья сползает с ног, цепляясь за берег.
– Ты меня совсем раздел, – засмеялась Алина, поднимаясь с земли.
Роман отвернулся.
– Ну, теперь смотреть можно, чего уж там, – сказала Алина оправляя платье, – зато руки чистые, смотри, и она протянула вперёд ладони.
Роман обернулся и вдруг схватил её ладони и прижал к своим губам. Мокрые, только что из воды, они сделали влажным его лицо.
– Они мокрые, – прошептала она.
– Ну и пусть, – пробормотал он в ладони.
– Губы мои тоже мокрые, – едва слышно выдохнула она.
Роман отнял ладони от губ, и они мгновенно вспорхнули к нему на шею, пригибая голову к губам Алины.
– Я люблю тебя, – всё так же тихо прошептала она. – Не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу.
Губы их сошлись в поцелуе и долго не расставались.
Не было такого дня в армии, когда бы Роман не вспоминал этот день и эти губы. Но слова Алины «Я чего-то боюсь, Рома» им забылись напрочь и неожиданно вспомнились, когда от его любимой сестрёнки Катьки пришло письмо, в котором она писала, что с Алиной произошло несчастье, и его любовь просит Романа забыть её, потому что они никогда не смогут быть вместе. Что именно случилось, сестра почему-то не написала. Родители тоже прислали письмо, в котором сказали о трагедии с Алиной, но тоже ничего не объясняли, написав, что он скоро приедет и всё сам узнает. Сообщили только, что подлость человеческая не знает границ. Алина же, писавшая ему почти каждую неделю, неожиданно прекратила писать совсем. А ведь они договорились, что как раз к моменту возвращения из армии школьница закончит учёбу, поступит в институт и, не смотря ни на что, они поженятся, и он будет помогать ей в учёбе, а сам пойдёт в аспирантуру.
В то, что рухнули все надежды, Роман не мог поверить. Служба подошла к концу. Занятия на спортивных снарядах, различные тренировки сделали парня ещё сильнее, плечи раздались больше, грудь расширилась. Только нос оставался картошкой и мысль о том, что Алина нашла себе другого, хоть и редко, но прокрадывалась в голову, когда он смотрел на себя в зеркало. Она, эта самая зловредная мысль, не вызывала в нём чувства злобы или ненависти к кому-то. Он действительно любил всем сердцем Алину и хотел, чтобы ей было очень хорошо. Мечтал, чтобы она была с ним и был уверен, что сделает её счастливой, но если его нос картошкой помешал ей полюбить его больше всех, то чего же тут злиться на других? Он далеко, а другие рядом, и эти другие красивее и, может, тоже талантливые, умные, смелые.
И всё же не верилось, что Алина переменилась так неожиданно. Последнее письмо от неё было как всегда тёплое, немного смешное, когда писала о школе, и любящее, очень любящее его, с его носом картошкой. Не могла же она ни с того ни с сего измениться. В письме говорилось и о притязаниях школьного товарища, но было ясно, что ему не на что было расcчитывать. Нет, что-то произошло, и это ужасно, что Романа не было рядом. Теперь он снова и снова вспоминал эти прощальные слова Алины «Я чего-то боюсь». Неужели что-то предчувствовала? Что?
Роман вошёл в квартиру, поставил вещмешок в угол прихожей, обнялся с родителями и Катькой, и сразу заявил, что идёт к Алине.
– Погоди, – остановил его Николай Иванович, – не пори горячку. Алины дома нет. Зайди в комнату, садись и слушай. А лучше умойся с дороги. Поговорим. Разговор будет долгим.
Пока Ирина Владимировна накрывала на стол закуски, Николай
