Первомайские мальчики - Евгений Бузни

– Извини, но я только поправлю тебя. Не все революции были народными. Были, например, и буржуазные, совершавшиеся ради интересов одного класса – буржуазии.

– Да, конечно, – согласился сразу Роман. – Но суть в данном случае не в этом. У кулака отняли его мельницы. Вопрос почему?

– Он их заработал собственными потом и кровью, – заметил Герман Георгиевич.

– Но наверняка на этих мельницах кто-то батрачил, получая гроши за работу, иначе у владельца их не было бы дохода. Не работал же кулак сам на двух мельницах. И вот для того чтобы не было батраков, чтобы каждый работал на всех, а не на кого-то одного, совершена была Октябрьская революция. И революционные преобразования потерпели поражение в нашей стране именно благодаря кулаческим настроениям, сохранявшихся, но скрывавшихся тщательно за масками согласия с советской властью. Вы, Герман Георгиевич, хотите, как я понимаю, что бы кто-то, например я, был, образно выражаясь, батраком у вас, но быть батраком у меня вы не согласитесь. Однако и я не хочу на вас батрачить. Так как же нам с вами разрешить это противоречие, чтобы мы не побили друг друга? Только революционным путём, заставив и вас, и меня работать на всех.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся громко Герман Георгиевич. – Очень оригинальное объяснение.

– Герман, – включился в разговор Пётр Сергеевич, широко улыбаясь, – нашему Роману палец в рот не клади – в раз откусит. Давай лучше выпьем за наших дам. Их у нас сегодня меньше, чем мужиков, но все они прекрасны. Так что попрошу: мужчины, стоя, женщины до дна. И каждый мужчина локоток с рюмкой на уровень плеча, заглядывает каждой женщине по очереди в глаза и улыбается. Такой у нас порядок. Ребятам нашим, хоть они уже и с паспортами предлагаю разбавлять шампанское минералкой. Удовольствие такое же, но зато не опьянеете с непривычки. Да и соки есть – пейте, что нравится.

Застолье продолжалось весело, пока опять не завязался спор. В этот раз его начал Николай Иванович. Расслабившись от напитков и сытных блюд (на горячее было подано жаркое в глиняных горшочках) он обратился к сидевшему напротив гостю:

– Герман Георгиевич, вы в начале нашего вечера говорили о том, что Сталин вызывал только страх, а не уважение. Не могу не ответить на это, потому возвращаюсь к разговору. Мне кажется, такое мнение вызвано влиянием современных средств массовой информации, которых хлебом не корми сегодня, только дай позлословить о советском прошлом.

– Точнее, – вмешалась, разливая чай и внимательно слушая мужа, Ирина Владимировна, – именно на этом журналисты зарабатывают свой хлеб сегодня.

– Ты совершенно права, Ириша, – согласился Николай Иванович, кивая головой, и продолжал: – А как вы смотрите на то, что, спустя более пятидесяти лет после смерти Сталина, когда никто уже его не боится, после многих лет пресловутой перестройки Горбачёва, на лобовых стёклах современных КАМАзов, КРАЗов, которых и в помине не было при Сталине, часто красуются его портреты, а не изображения того же Горбачёва или современных президентов и политических лидеров? Народ уважает, заметьте, а не боится именно Сталина. И, кстати, паспорт советский вызывал особое уважение при нём, хотя тогда не очень-то и ездили за границу. Зато сегодня тысячи ежедневно выезжают за рубеж нашей Родины, а уважение к российскому паспорту сменилось ненавистью к новым русским, недовольством их поведением, когда они живут на широкую ногу, тратя бездумно деньги, наворованные в своей стране. Не лучше относятся и к тем, кто едет в поисках более счастливой, чем в России судьбы, надеясь на подачки доброго дяди Сэма. И богатых не уважают, и бедных. Вот вам отношение к современному паспорту, о котором теперь не скажешь, как Маяковский «читайте, завидуйте».

Герман Георгиевич внимательно слушал выступление своего оппонента, говоря языком науки, и, качнув, давно поседевшей головой, пригладив пальцем столь же седые маленькие усики, сказал:

– Относительно новых русских я с вами согласен. Ведут они себя не лучшим образом. Но я, наверное, на их месте тоже вёл бы себя так же. После стольких лет нищенской жизни вдруг оказаться при огромных деньгах. Тут от соблазнов отказаться трудно. Но по поводу Сталина не могу вас поддержать. Уважают его многие за страх, который он сумел на всех навести.

– Вы полагаете всё же, что главное страх. – Опять вмешался Роман. – Он вам никак не даёт покоя. А мне думается, главное в том, что он вывел Россию в сильнейшие державы мира. И если уж говорить о страхе мира, то страхе не перед вождём, а перед могущественной страной, которую оставил после себя Сталин.

– Вы собираетесь, наверное, стать учёным? – проговорил примиряющим тоном Герман Георгиевич в ответ на эмоционально произнесенные слова Романа. – А знаете ли вы, молодой, подающий, насколько мне известно, надежды, человек, что знаменитый физик Ландау терпеть не мог вождя всех народов? Вместе с другим московским физиком Корецом он подписал листовку, призывавшую к вступлению в антифашистскую рабочую партию и свержению диктатора.

– Ну и что? Сейчас об этом среди физиков не знает только самый ленивый. Пётр Сергеевич показывал мне текст этой листовки. Во-первых, Ландау написал это в тридцать восьмом году, когда ему было тридцать лет. Есенин тоже почти в таком возрасте писал и подписывал манифесты. Прославиться хочется всем. Наш современный поэт Евгений Евтушенко писал:

«Мне скоро тридцать. Я герой пародий,

статей, разоблачительных стихов.

Приписаны мне прочно все пороки

и все из существующих грехов».

Но кто из этих почти тридцатилетних сохраняет свой пыл до старости? Евтушенко сник после развала Советского Союза. Вернее, перестроился вместе с перестройкой и перестал быть заметным, как и вся наша поэзия сегодня. Есенин расстался с жизнью до времени. И Ландау после освобождения из тюрьмы, откуда его вытащил академик Капица, перестал бузотёрить, но начал получать правительственные награды и учёные звания. И Сталин его больше не трогал, а сколько говорят о злопамятстве Сталина. Где же оно в этом случае?

Видя, что парень начинает горячиться, Пётр Сергеевич, как бы разминаясь от обеда, поднял со стула своё несколько грузноватое тело, под стать несколько полнеющей жене, подошёл к Роману и, похлопав его по плечу, сказал:

– Всё правильно, Рома, но я добавлю ещё одну важную деталь. История сама доказала, что всё сказанное в листовке было лишь больной фантазией так называемых подписантов. В листовке говорилось, что Сталин ненавидит социализм и готовит страну в качестве лёгкой добычи фашизму, на деле же получилось так, что фашизм был наголову разбит с именем Сталина на устах, а социализм всего за пять-десять послевоенных лет