Саша Камских - Институт экстремальных проблем
— Я все это понимаю, — Света, соглашаясь, кивнула головой. — Я справлюсь. Я должна справиться.
Вадим сосредоточенно разглядывал потолок.
— Светонька, скажи, как жить дальше? И стоит ли вообще жить?
— Вадим, слушай меня внимательно, — Света обхватила его лицо ладонями. — Я многое могу сделать, больше, чем традиционная медицина, но мне необходима твоя помощь, ты не должен быть пассивным объектом воздействия. Сейчас это для тебя тяжело, нужно немало сил, а у тебя их нет. Давай пока полечимся по стандартным методикам, а потом, когда тебе станет лучше, займемся йогой и всем остальным. Все будет хорошо, понял?
— Понял, Света, я все понял, — сложно было догадаться, какой смысл Медведев вложил в свои слова, в едва слышном голосе, кроме усталости, ничего не ощущалось.
Без сопротивления он вытерпел все процедуры, даже поел немного, потом заснул. Светлану сильно беспокоило его спокойствие, она ожидала другой реакции на то, что ему сегодня стало известно. Олег попробовал успокоить ее, когда она поделилась с ним своими сомнениями:
— Он же сказал тебе, что сам обо всем догадался, да и тебя расспрашивал. Видимо, поэтому то, что Кленов рассказал Вадиму, уже не могло потрясти его. Света, в конце концов, он сильный мужик, ты ведь слышала, что Евгений Петрович про него сказал.
— Да я и так знаю. Но не нравится мне все это…
Вадим казался спокойным, даже улыбался Светлане, когда она подходила к нему, и ей стало казаться, что Олег прав, что ее тревоги надуманы. Она почти совсем успокоилась, когда на следующий день Медведев поинтересовался:
— Светлаша, ты на работе, я хочу сказать, в отряде часто бываешь?
— Не каждый день, но пару раз в неделю по полдня работаю. Ребята о тебе все время спрашивают, желают тебе побыстрей поправиться.
— Как только, так сразу, — криво усмехнулся Медведев. — Мобильник у меня живой? Можешь узнать? Рабочий, скорей всего, накрылся, а мой, может, кто нашел в машине.
— Обязательно спрошу у ребят и, если отыщется, принесу тебе.
— Спасибо, милая.
— Пока не за что. Вот когда принесу, тогда и скажешь.
— А я авансом, разве нельзя? — Вадим улыбнулся.
Когда Светлана ушла, от улыбки не осталось и следа. Хотя сил у Медведева пока что было очень мало, чувствовал он себя намного лучше. Но это совсем не радовало – он не верил никаким словам о своем выздоровлении, и в голову неотступно лезли самые мрачные мысли о будущем. Еще одна проблема не давала ему покоя: как долго удастся скрывать произошедшее с ним от родителей. Год назад он категорически заявил, чтобы им ничего не сообщали, если вдруг с ним что случится, и даже уничтожил данные о них из всех компьютерных баз. Не сам, конечно, у него не было ни должных знаний в этой области, ни допуска к соответствующим файлам, но две бутылки коньяка помогли договориться с одним из программистов, а в отделе кадров он банальнейшим образом, воспользовавшись отсутствием Порошина, выдрал из личного дела листы с данными о родственниках. Вадим усмехнулся, когда вспомнил эту историю в стиле примитивного шпионско-детективного романа: Генка стоял «на шухере», а он, надев, как дурак, перчатки, лихорадочно перерывал папки с личными делами сотрудников в поисках своей. Пропажи, похоже, так никто и не заметил.
Вспоминать об этом, конечно, было смешно, но мысли о родителях угнетали Медведева очень сильно. Какое-то время можно отделываться обычными телефонными звонками раз в месяц, но рано или поздно все станет известно. «За что же им такое наказание под старость? Ленкин развод, тяжелейший ревматоидный артрит, развившийся у нее на почве стресса, инвалидность по этому заболеванию; внук Вовка, трехлетний малыш, тоже с инвалидностью – заячья губа, волчья пасть, задержка развития… У Катюшки какой-то идиот определил аутизм – слава богу, близко ничего подобного на самом деле нет. Теперь еще я…» – думать об этом не хотелось, но и не думать было нельзя, и Вадим временами почти мечтал о тех страшных приступах, которые не оставляли ничего, кроме желания избавиться от боли.
Вместо Светланы во второй половине дня пришла высокая полная медсестра, которая показалась Вадиму чем-то знакомой: большие черные глаза, певучая речь пробуждали какие-то туманные воспоминания, однако задумываться над этим не хотелось, совсем другие мысли занимали его. А она все никак не хотела оставить его в покое, постоянно спрашивая, не болит ли что, удобно ли ему, не холодно ли. Глаза очень по-доброму смотрели на него, притягивали к себе и волей-неволей заставили припомнить далекое прошлое: занятия на курсах при художественном училище, красивую темноглазую натурщицу с великолепной косой, ставшую его первой женщиной.
— Оксана? — спросил Медведев, все еще сомневаясь.
Черные глаза над маской улыбнулись.
— Узнал-таки. Я тебя тоже узнала, хоть и изменился ты – был мальчишечка, а теперь вон какой мужчина роскошный, обзавидоваться можно. Могу себе представить, каким ты стал! — Оксана ласкающе провела рукой по телу Вадима. Он вздрогнул от этого прикосновения. — Такой был славный хлопчик, добрый, застенчивый… Сколько же лет прошло? — Оксана задумалась. — Пятнадцать, нет, даже больше…
Она что-то делала с ним, временами отрывая от катушки куски пластыря, и продолжала говорить:
— Да ты успокойся, вот ведь как напрягся, не собираюсь я прошлое ворошить, я уже дважды бабка. Светочка у тебя красавица, умница, руки у нее золотые, а характер, именно, что светлый. Вы с ней такая на редкость красивая пара, глаз не оторвать, как в сказке! И детишки у вас будут – загляденье.
Вадим – на то, чтобы разозлиться, у него не хватило сил – безнадежно сказал:
— О чем ты? Какие детишки? Я все знаю, что со мной, поэтому не надо ничего говорить, уговаривать меня, что жизнь не закончилась. Я столько наслушался этих заклинаний, что они уже звучат, как издевательство.
— Ты забыл, как с меня Солоху рисовал? — Оксана картинно подбоченилась. — Я точно, как она, ведьма, только ведьма добрая, не сомневайся, зла сроду никому не делала. Я на тебя, как здесь увидела, на картах гадала, на тебя и на Светочку. Карты сложно легли, никогда никому такой расклад не выпадал, но я тебе точно говорю – все хорошо закончится.
— Ерунда все это, не верю я ни во что, — пробормотал Вадим, устало закрыв глаза, и притворился, что спит.
* * *«Пятнадцать лет», — сказала Оксана. Какое там пятнадцать, почти восемнадцать… Его тогда допекли прогулки в парке с сестрой и «ядовитой пигалицей», как он называл тогда Светлану. Даже желание навестить бабушку не всегда считалось мамой уважительной причиной для отказа. Единственное, что принималось во внимание, — тренировки в спортивной секции и подготовка к поступлению в институт. Вадим уже занимался самбо и волейболом, записался еще в секцию скалолазания и объявил родителям, что хочет ходить на подготовительные курсы при художественном училище, потому что иначе на экзаменах в архитектурный институт рисунок он никогда не сдаст. В итоге, у него остался только один свободный вечер в неделю, а его он проводил у бабушки. Желаемый результат был достигнут, прогулки прекратились.
На подготовительные курсы принимали десятиклассников, и Вадиму пришлось соврать, что он заканчивает школу уже в этом году. Его приняли, особо не разбираясь, так как выглядел он наравне с ребятами, которые были старше его на год, а то и на два. Занимались они по воскресеньям с утра и до середины дня, каждый раз получалось по-разному. Рисовал Вадим, в принципе, неплохо, но на занятиях очень скоро понял, что не знает элементарных вещей, в школе их обучили только самым азам, и без этих курсов в институт, действительно, нечего было даже соваться. Вместе с ним ходили на курсы две девчонки, которые в этом году пытались поступить в архитектурный, но не прошли именно из-за рисунка. Обе с интересом поглядывали на рослого симпатичного парня; Вадиму они тоже нравились, к тому же ему льстило внимание девушек старше его, но он никак не мог решить, какой отдать предпочтение, а встречаться сразу с обеими казалось неприличным. Пока он находился в положении Буриданова осла, подруги нашли себе кавалеров побойчее и перестали обращать на него внимание. Уязвленное самолюбие немного потрепыхалось, но скоро он забыл об этих переживаниях.
Преподаватель Аркадий Иванович разбил их на две подруппы: бСльшая часть продолжала рисовать гипсовые слепки и прочие муляжи, а нескольким ребятам, для которых он посчитал этот этап успешно пройденным, художник предложил попробовать силы на живой натуре. Так Вадим первый раз увидел Оксану. В полутемной небольшой комнате, куда преподаватель запустил их, на невысоком подиуме стояло старое ободранное кресло с наброшенной на него тканью сочного вишневого цвета. Пятеро ребят и две девушки сидели в ожидании начала занятий и болтали обо всем на свете. Как вошел преподаватель, они не услышали, потому что громко хохотали, вспоминая эпизоды из свежей французской комедии с Пьером Ришаром. Смех моментально стих, когда включился яркий свет, и они увидели рядом с преподавателем статную черноволосую женщину в длинном халате.
