Глаза войны - Алексей Адушев
Как не странно это прозвучит, но для меня война начиналась хорошо, прям здорово так начиналась. Вот сейчас все поголовно пишут и говорят, про фатальное лето сорок первого, вспоминают ту растерянность и беспомощность первых месяцев войны.
Не посчитайте бахвальством, но моё лето сорок первого началось с побед. Наша 110-ая стрелковая дивизия в конце июня организованно и без лишней суеты начала отбывку на фронт с Тульского железнодорожного вокзала. Получили продовольственный паёк, НЗ, боеприпасы, материальное имущество. Нас не бомбили, сборы и погрузка прошли по плану, даже успели получить усиление в несколько тысяч бойцов, сверх штата.
Когда в начале июля мы прибыли на вверенный нам рубеж обороны, который к слову, мне и другим инженерам только предстояло подготовить, то и там не было никакого бардака и растерянности. Офицеров хватало, все были кадровые, с выучкой, грамотные, все чётко знали свои задачи.
Тогда не стояло даже задачи удержать Могилев, мы строили инженерные сооружения и копали траншеи полного профиля на Днепровском рубеже, здесь мы должны были остановить фрица, и ни к какому Могилеву откатываться никто не собирался.
Немец не прощупывал нашу оборону, начал нагло, нахраписто, не знаю, были у них точные агентурные данные, а может им так повезло, но они смогли создать сразу три плацдарма на нашем берегу Днепра и все они были в удалении от нашего укрепленного оборонительного рубежа. До сих пор думаю, что если бы фрицы ударили и начали переправляться на нашем участке обороны, то они бы хлебнули лиха. Они и так хлебнули, но переправились.
Поступил приказ, бросать вверенный нам рубеж и контратаковать созданный немцами плацдарм в районе Шклова. Для инженера – сапёра нет ничего хуже, чем бросать только что выкопанные и только обжитые траншеи и блиндажи в три наката, ведь всё это литры пота, часы напряженного труда и стёртые до кровавых волдырей ладони.
Но мы тогда были уверены в своих силах и полны энтузиазма. На плацдарме в районе Шклова действительно разгорелись жестокие, яростные, но скоротечные бои. Считаю, что нам не хватило совсем чуть - чуть, чтобы сбросить немцев в Днепр. Решающее значение оказало то, что над плацдармом чуть ли не круглосуточно висели немецкие самолёты и ходили у нас буквально по головам, выкашивая личный состав и технику.
Сейчас я понимаю, что даже если бы мы прожали немца и сбросили его в реку, то у них было ещё два плацдарма, где им было легче и где они не встретили такого противодействия. К слову, Шклов они так и не взяли в те дни, пришлось обходить его с севера, они вообще на подступах к Могилеву кровью умылись, об этом даже Константин Симонов писал. Я вот когда смотрел фильм «Живые и мёртвые» по книге Симонова, тоже без слёз не мог смотреть, сразу картины тех июльских боёв в глазах…
Мы отошли к Могилеву. Вот там и началась мясорубка, немцы окружили город, создали преимущество, а мы в боях за плацдарм растеряли всю основную матчасть, и людей осталось с гулькин нос. У меня в моём отделении всего 3 человека, я четвёртый. Из нас всего два более-менее толковых сапёра, остальные, так, на подхвате.
Взрывчатки много, мины есть, а вот времени почти нет. Скакали как сайгаки, минировали основные и главные направления предполагаемых ударов, но толком не успели. Начались уличные бои, немцы старались в город танки не пускать, долбили артиллерией, утюжили с воздуха, штурмовали пехотой. Дня три-четыре мы держались и даже считали, что почти побеждаем, враг нёс большие потери.
Когда немцы смогли занять могилевский аэродром, то дела стали совсем жвах. Этот аэродром был единственной связью с большой землей, по которой мы получали боеприпасы, а потом снабжение нам стали сбрасывать уже на парашютах, падали эти контейнеры куда попало, когда к нам попадало, но чаще к немцам.
Немцы рассекли оборону города на две части, здесь уже наши командиры дрогнули, в городе был такой винегрет из остатков разных частей и бригад, что стало уже не ясно кто и кому подчиняется. Например, основной личный состав бригады в одной части города, а их командование и штаб вообще в другой, отрезанной немцами. Или командование могло быть вообще за периметром города и окружения. Вот такие вот пироги.
Началось, как на корабле: «Спасайся кто может!». Могли ведь ещё город держать и немцам хвоста накрутить, но сами виноваты, побежали, дрогнули раньше времени.
Я своего начальства уже как сутки не видел, слышал, что капитана инженерной службы, нашего Гуменко Бориса, ещё в первый день штурма города убило, а лейтенант командир взвода пропал без вести.
Кто нами руководит? Кому подчиняться? Да пёс его знает.
