Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

— Какие?

— А такие. В человеческом обличии.

— Странники, что ли?

— Я не знаю, кто такие Странники. Но, чувствую, нам с вами надо о многом поговорить, девчата. – И я вдруг увидела, что за улыбкой он прячет тревогу и настороженность. Она быстро промелькнула на его лице – тоненькой морщинкой на лбу, той самой, едва заметной мимолетной морщинкой, а затем он снова улыбнулся, как ни в чем не бывало. – Пойдемте лучше чай пить – заодно и поговорим.

Маша расставляла по столу красивые чашки.

— А как получилось, что вы попали сюда? – спросил Владлен Александрович, устало стащив куртку и повесив ее на спинку стула. Маша тоже сменила униформу на красивое платье с широкой юбкой – ее смена кончилась. Что касается нас с Нэйси, мы были одеты, во-первых, в бинты, а во-вторых, в удобные штаны и рубашки из плотной бирюзовой ткани.

И мы в который раз за этот вечер повторили историю. Подполковник слушал и хмурился. Потом спросил:

— А правда, что у вас в Городе все люди амбидекстеры?

— Амби – кто?.. – оторвала вожделенный взгляд от большого чайника Нэйси. Из носика поднимался ароматный пар. Подполковник пошевелил пальцами, вытянув руки над столом.

— Что вы с обеими руками одинаково управляетесь.

— А-а! – Нэйси кивнула. Глаза у нее сделались пепельно-серыми от удивления. – Ну, конечно. А у вас не так?

— Не так. А вы, значит, можете писать обеими руками?

— Конечно, – подтвердила Нэйси. – Вот, вы странные вопросы задаете! А если в одну руку ранят – так что ж теперь, вообще не писать?.. А драться как?..

Подполковник усмехнулся и налил себе чаю.

— Логично, – все еще улыбаясь, сказал он. – И слышите ультразвук?

— А то. – Нэйси вгрызлась в сушку.

— И интуитивно чувствуете опасность?..

— А вы нет?..

— Кто как, – уклончиво ответил подполковник. – Ну, дела-а… не такое уж у нас плачевное будущее, как вы тут описываете, должен признать.

Я удивилась, но тут он дал понять, что это шутка, негромко рассмеявшись.

— Однако я ума не приложу, что же с вами теперь делать. – И я снова увидела эту морщинку у него на лбу.

— Вы же можете отправить нас обратно, – сказала Нэйси. – Только скажите нам, как отключить установку, а мы сами все сделаем.

— Ишь, какие шустрые, – улыбнулся Владлен Александрович. – А вы, Мария Викторовна, говорите, дети, дети. А они, между прочим, взрослее нас с вами. – И он принялся размешивать сахар в чашке.

— Вы утрируете, – сказала Маша. Явился ее коллега с неизменной чашкой. Он был одет в кожаные брюки и клетчатую рубашку, а причесаться так и забыл, поэтому русые волосы торчали в разные стороны, как стог сена.

— К вам можно? – уточнил он.

— Присоединяйтесь, – кивнул подполковник. Сережа, вместо этого, уселся на край стола, на котором стоял какой-то большой прибор, по-прежнему обеими руками держа кружку.

— Вот бы мне с вами, – сказал он и отхлебнул кофе.

— Он каждый раз так говорит, – пояснила Маша.

— А к вам часто приходят гости из будущего? – удивилась Нэйси, а Маша рассмеялась.

— Нет. Нечасто. Сказать по правде, вы первые.

Кондор

Дела наши приобретали все более неожиданные краски.

По знаку гостя Даклер и Витя кое-как сползли со стола и подобрали свое оружие. Собака нетерпеливо постукивала по полу хвостом, уложив длинную морду на вытянутые лапы. У нее не наблюдалось ни чешуи, ни жала, зато глаза то и дело отливали алым, словно излучали свет. Густая бежевая шерсть с черными пятнами лоснилась, без единой проплешины. Я таких зверей только в старых книжках видел. Решившись, осторожно протянул собаке руку. Та взъерошила шерсть и угрожающе приподняла верхнюю губу, обнажая клыки, но я не двигался. Хозяин собаки чуть растянул губы в полуулыбке, но взгляд оставался серьезным и пристальным. Он наблюдал за нашим знакомством.

Наконец, собака подняла голову и милостиво обнюхала мою руку, отчего уши у нее настороженно дернулись, а розовый язык быстро обежал нос.

— Кровью пахнет, – согласился я. Собака, наконец, успокоилась и улеглась обратно, чуть прикрыв глаза. Видимо, признала меня за своего.

— Ничего, – сказал хозяин. – Он привык. Глядите-ка, старикан ему нравится, – обратился он к остальным. – Он не тронет.

— Не тронет, – подтвердила Майя. – Правда, как мне показалось, голос у нее прозвучал не очень уверенно.

— Идем, Гверн. – Хозяин хлопнул по бедру, и пес послушно вскочил и встал у его ноги, словно пришитый. – Отправим раненых в безопасное место.

— Стоять, – уперлась Лидия. – Мы все тут раненые.

Он пожал плечами.

— Значит, все и пойдете.

Но Лидия преградила ему дорогу, отчего Гверн угрожающе зарычал.

— Ты сказал, противостоять грабителям больше некому. – Она твердо смотрела прямо в глаза собеседнику. – Так принимай команду, какая есть.

Одно очень долгое мгновение они будто сцепились взглядами. Затем гость вдруг откинул голову назад и тихонько засмеялся.

— Такая команда мне уже нравится, – сказал он, успокаивающе положив руку на холку пса. – Меня зовут Казимир. Рад знакомству.

Дэннер

Я бы так и стоял посреди дороги, да только из ближайших кустов вдруг высунулась чья-то рука и дернула за штанину. Совершенно необдуманный, опрометчивый поступок, должен сказать…

В общем, к тому времени, как разум, запоздало включившись, усмирил рефлексы, я едва успел вовремя отдернуть руки от тонкой детской шеи.

— Ты с ума сошла! – зашипел я, заползая в кусты следом и стараясь унять сердцебиение – подумать только, я едва ей голову не отвернул! – Совсем инстинкт самосохранения потеряла?!

— Прости, Дэннер! – немедленно раскаялась Лесли, невольно хватаясь за шею. Спасибо, не «командир». Наигралась девчонка, наконец, в солдатики. Вот и хорошо. – Я не знала, как еще привлечь твое внимание…

— И нашла, что суицид – вполне подходящее для этого занятие. – Я все еще злился. Лесли опустила чудом уцелевшую голову и покаянно шмыгнула носом. Я отцепился от ее рукава, плюнул и отвернулся.

А вагонетка, тем временем, преспокойно проехала мимо нашего куста и скрылась за поворотом.

На языке вертелось с десяток обвинений в адрес Лесли, но я сцепил зубы. Еще поругаться нам сейчас не хватало, да и незачем ее ругать – все равно, время упущено. И даже если я буду орать громким матом – вагонетка обратно не покатится.

— Это ты за мной крадешься от самого города?

Лесли неуютно завозилась.

— Ну… а что, еще кто-то был?

Что-то меня насторожило в ее голосе. Но что именно – я никак не мог понять, и это раздражало. Должно быть, я слишком устал, чтобы собрать разбегающиеся мысли.

— Не знаю. Может, и был. Ладно. – Я поднялся и отряхнул мелкий сор с одежды. Было неприятно оттого, что я полез в эти чертовы кусты, что упустил вагонетку, что оставил Обреза одного, что, наконец, теряю время. Все эти мысли навалились разом и давили, душили, не давали покоя, а потому – требовалось поскорее отыскать Нэйси и Алису, вернуть их домой и подробно расспросить Кондора и Тележкина, что делать дальше и как помочь остальным. А потом еще Майю записать в школу, и помочь раненой Лидии с делами, и помириться с Ласточкой… до тех пор, пока я не буду уверен, что все они живы, здоровы и в относительной безопасности – все, включая чертов наш Город – я не успокоюсь. И можете сколь угодно считать меня чокнутым трудоголиком, мне с вами спорить некогда – дела надо делать.

— Ты возвращайся к проходной, – сказал я Лесли. – Там Обрез, подождите меня вместе. Я быстро – отыщу их и обратно. Ступай. Оружие есть?

Но Лесли помотала головой.

— Не пойду. Я с тобой.

— Нельзя со мной, – повысил я голос. – Ты мне там только мешаться будешь.

— Сюда же я как-то дошла, – резонно возразила Лесли. – И не мешалась. И теперь ты меня не прогоняй. Может, я не мешаться буду – а помогать. Вот, ты знаешь, как внутрь попасть, чтобы тебя не прихлопнуло?

— Нет, – брякнул я, не успев толком удивиться.

— А я – знаю, – припечатала девочка. – Пойдем.

— Лесли!.. – Я замолчал, выругался и кинулся ее догонять.

Обрез

Я пялился на реку, машинально поигрывая Вовкиным ножом. Минуты тянулись удручающе медленно, ожидание казалось бесконечным. И раны болели очень. От духоты и усталости клонило в сон, но куда спать, когда надо по сторонам глядеть.

Поначалу я хотел застрелиться, чтобы облегчить Селиванову задачу, а себе мучения, но поразмыслил и решил, что рано пока. Может, еще оклемаюсь. Да и помирать страсть, как неохота.

Так прошла, наверно, целая вечность, а потом еще несколько вечностей, и глаза все это время слипались, а я изо всех сил старался не спать. Река, как назло, убаюкивала своим журчанием, а Черта вела себя неспокойно – мерцала и вспыхивала. Может, это я ей не нравлюсь, не знаю.