Новые: Изгой (СИ) - Швалев Юрий

Однажды, когда изгой находился один в своей комнате, он лежал и смотрел на камень, подобранный им во время прогулки у реки. Он не знал, чем он ему приглянулся, этот отполированный водой овальный камень с полосой посередине, просто взял и всё. Спать совершенно не хотелось и от нечего делать изгой смотрел на него, сидя в противоположном углу и внезапно камень качнулся и снова застыл. Изгой, ошарашенный увиденным и тем, что он ощутил энергию камня и смог её коснуться и взаимодействовать с ней, встал и подошел к своему подопытному булыжнику. Никого не было вокруг и ничто не воздействовало с ним со стороны. Неужели он сам сделал это? Он снова отошел и сел перед камнем, ощущая, как его энергия касается булыжника. Сидя и просто смотря на булыжник изгой заставил его трястись и немного подлететь. 362 был поражен. Он не знал, что так умеет, не понимая, что это, возможности изгоя или дар Нового? От попытки ему стало немного плохо, будто он оседлал слишком сильную волну энергии, его закачало, поэтому он лег на мягкий пол, смотря на камень и моментально погрузился в темный сон для восстановления. Так продолжалось неделю, днем изгой работал и пол ночи тренировался, всё лучше и лучше овладевая контролем предмета. В конце недели 362 уже поднимал камень и заставлял его летать по комнате, чувствуя, что силы от этого действия теперь только прибавляются. Он научился контролировать энергию в полной мере, подчинив её себе. Пришла пора испытать свои возможности на чем-нибудь другом. У него был свободный день, потому что одни инфицированные проходили восстановление, другие же еще не поступили, а Киркин при любом удобном случае хотел его выпроводить из лаборатории и поэтому изгой рано утром отправился к входу в библиотеку в деревянной пристройке, которую он разнес тогда в приступе гнева. В лесу сарай встретил его в точно таком же состоянии, в котором он его оставил. Опустив голову перед этой кучей гнилых досок, что надежно под собой похоронили вход в архив он увидел по энергии, что после разрушения никто из людей туда не проникал, но питание было до сих пор подключено. Значит можно спокойно поковыряться в архиве без лишних глаз. Киркин получил все расшифровки дневников Серко и больше его там ничего не интересовало, а сотрудники снова ушли в лес, совершенно с неясной для него целью. 362 осознавал, чтение его всегда успокаивало, давало новые мысли, а сейчас это было необходимо, как никогда. Он перевел взгляд на разрушенный сарай и почувствовал свою энергию, как нити, которые обволакивали все доски множеством тонких полос энергии, готовых к действию. Нити по его желанию легко потянулись, словно поднимая камень в камере и подняли все доски над дверью в скрытое хранилище, зависнув над ним на высоте двух метров. Это было легко, изгой не ожидал, что поднять камень и поднять тяжелую конструкцию потребует одинаковых усилий, и это означало, что дар Нового, если конечно это было его даром, не касался законов физического мира, а значит он обладает просто феноменальными возможностями. Отшвырнув сарай подальше изгой улыбнулся, любуясь возможностями данной силы и то, что проход был очищен. 362 открыл дверь люка и попал внутрь. Включив свет он прошел в уютный кабинет и принялся неспешно изучать документы. Все это он уже изучил, просто перечитывал заново, заодно расставляя документы по порядку, когда внизу, под кучей коробок он увидел папку, которой здесь никогда не было. Откуда она здесь взялась? Он отмотал время назад и внезапно вспомнил слова Нового. Время было нестабильной единицей, ведь он сейчас спокойно обходил казалось естественный ход времени и даже не задумывался над этим, воспринимая действие, как естественное. Наконец он получил ответ. Киркин вошел с военными, неся пару коробок и папку снизу. Все это он поставил здесь и бросив прощальный взгляд вышел из комнаты. Это было в тот же день, когда он разнес сарай. Киркин был счастлив, что здесь была похоронена эта папка. 362, движимый любопытством, взял её в руки и открыл, сразу поняв, что это настоящее сокровище ученого. Это были одни из первых записей и фото первых изгоев. Первые задокументированные эксперименты Серко. Он посмотрел на одного из переработанных инфицированных, находившегося на странице номер один. Вероятно, ученый, найден в лабораторном комплексе. Был доставлен для опытов в Каспию. Там сбежал и напал на людей. Был убит. Он посмотрел еще нескольких персонажей, когда увиденное его поразило. Он смотрел на изгоя с описанием. Ученый, найден в лабораторном комплексе. Имел при себе жетон Киркин. Обучаемый, разговаривает. Вот только на фотографии был совершенно другой человек и как только он это осознал, то сразу ощутил, что кто-то за дверью и развернулся в кресле к выходу. На входе стоял тот, кто называл себя Киркиным и смотрел на папку немигающим взглядом.

— Нам надо поговорить. — Сказал он.

Изгой перевернул страницу и взглянул на того, кто там был изображен. Все прояснилось.

— Новак. — Произнес он.

— Да. — Ученый закрыл глаза одновременно с дверью и чуть улыбнулся. — Как давно я не слышал это имя, обращенное ко мне. А ведь оно стало нарицательным. Изгой, убивший великого ученого Серко.

— Я слушаю тебя. — Сказал 362 и положил папку перед собой на стол. — Признаться, я соскучился по нашему общению.

Ученый молча прошел через кабинет, подошел к столу и сел в кресло напротив изгоя, закину нога на ногу. Теперь только стол их разделял и они смотрели друг другу в глаза, пытаясь понять, что им делать дальше.

— Это было так давно. — Ученый поправил штанину, немного расстегнул серую куртку, в которой пришел и посмотрел в угол комнаты, погружаясь в воспоминания. — Нас только очистили и Серко, он был гением. Он сразу понял наш потенциал и не отдал военным, которым только и нужно было тупое мясо для лобовых атак и грубая сила для строительства. Мы стали его верными помощниками, работы было очень много и с каждым днем мы понимали всё больше и больше. Он проводил на нас свои эксперименты, вкалывал нам новые экспериментальные препараты и мы начали разговаривать и стали почти как люди, я бы даже сказал, лучше чем они. Он называл нас Каин и Авель, а себя называл Адам, он вообще был очень набожным человеком, в хорошем смысле этого слова. Однако одиночество и маниакальность в экспериментах сказывалась на нём не лучшим образом. Я думаю он проводил эксперименты и на себе, потому что со временем он начал сходить с ума. Стал подозрительным и я замечал, что он постоянно разговаривает с кем-то, хотя рядом никого не было. У него началось раздвоение личности. Внезапно он увидел в нас угрозу и создал особый препарат. Благодаря ему в изгоях полностью исчезал разум и они превращались в абсолютно послушных и тупых рабов. Зомби, как их называют в книгах. Такая была его задумка. Он не слушал нас и это привело к печальному концу. Препарат убил человечность в Киркине в качестве испытуемого и он убил врача. Я не смог ничего сделать.

— Как трагично. — сказал изгой и отодвинул папку в сторону ученого. — Можно я теперь дополню твой рассказ и расскажу про тот день?

Киркин непонимающе посмотрел на него и скрестил руки на груди, чуть откинувшись назад.

— Он очень любил кофе. — И глаза ученого округлились от удивления. — Весьма терпкий, без сахара. Это то малое, что он с удовольствием принял от людей Бацифика. Транквилизаторы не ощущаются в нём никак. Ты травил его каждый день, понимая, что ученый начал разработку препарата для контроля, думая, что действие транквилизаторов нарушит его умственную активность и он либо загнется, либо станет психом. В любом случае формула ушла бы с ним в небытие, а ты не особо и старался бы возродить её. Но он был упрямым и выносливым. Препарат был готов. И тогда ты взялся за радикальное решение проблемы. Объясни только мне, почему Киркин заступился за него?

— Он верил Серко. — Холодно ответил ученый, и положил руки на стол, трогая папку и затем посмотрел на изгоя. — Обожал его и готов был пожертвовать собой ради науки. Я же хотел другого. Свободы себе и всем моим братьям и сёстрам. Он встал на защиту ученого, когда я напал и Серко успел по рации передать, что на него напал Новак. Назад пути не было. Я убил своего собрата и затем убил учёного. Видел бы ты его глаза, полные непонимания и ужаса, когда я ломал его.