Вероника Рот - Аллигент
Я скрещивать руки и подхожу на дюйм ближе к краю крыши. Хотя здесь несколько метров, я почувствовал, что мое тело качается через край, и я встряхиваю головой, снова, и снова, и снова.
―Эй!‖ Зик кладет руки на мои плечи. ―Это не для тебя, помнишь? Это для нее. Ты должен сделать то , что она хотела бы сделать, то, чем бы она гордилась. Верно?‖ Вот оно что. Я не могу избежать этого, я не могу вернуться сейчас, не тогда, когда я все еще помню ее улыбку, как она поднялась на колесо обозрения со мной, или жесткий стук ее челюсти, когда она испытывала ужас после пережитого страха в моделировании.
"Как у нее получилось?" "Стать первой," Сказал Зик.
―Все в порядке‖. Я протягиваю ему урну. ―Прикрепишь это позади меня, ладно? И открой крышку.‖ Залезаю в петлю, мои руки дрожат так сильно, что я едва держусь за края. Зик затягивает ремни на спине и ногах, затем вклинивает урну позади меня, лицом вверх, так чтобы пепел распространялся. Я смотрю вниз на Лейк-Шор-Драйв, глотая желчь, и начинаю скользить.
Внезапно я хочу вернуть все назад, но уже слишком поздно, я уже несусь к земле. Я кричу так громко, что хочу закрыть свои собственные уши. Я ощущаю крик, оживающий во мне, наполняющий мою грудь, горло и голову.
Ветер щиплет мне глаза, но я заставляю себя открыть их, и в момент моей слепой паники я понимаю, почему она сделала это таким образом, вперед лицом, потому, что это похоже на полет, словно она птица.
Я все равно чувствую, что подо мной пустота, и она подобна пустоте внутри меня, подобна рту собирающемуся проглотить меня.
Затем я понимаю, что перестаю двигаться. Последние частички золы перемещаются по ветру, как серые снежинки, а потом исчезают.
Земля всего в нескольких футах подо мной, достаточно близко, чтобы спрыгнуть вниз.
Остальные собрались в круг, они сложили руки образуя сеть из костей и мышц, чтобы поймать меня. Я прижимаю лицо к петле и смеюсь.
Я бросаю пустую урну им вниз, затем завожу свои руки за спину, чтобы расстегнуть страхующие меня ремни. Я рухнул на руки друзей словно камень. Они поймали меня, их кости впиваются мне в спину и ноги, и они опускают меня на землю.
Воцарилось неловкое молчание, пока я смотрю на башню Хэнкок в изумлении, и никто не знает, что сказать. Калеб улыбается мне, осторожно.
Кристина смахнула слезы с глаз и сказала, - О! Зик спускается.
Зик мчится к нам в черной петле. Сначала он выглядит как точка, потом как клякса, и затем словно человек, закутанный во все черное. Он радостно ликует, как только приостанавливается для остановки, и я тянусь чтобы схватить Амара за предплечье. С другой стороны, я хватаюсь за бледную руку, которая принадлежит Каре. Она улыбается мне, но какая-то печаль в ее улыбке.
Зик жестко ударяется плечом о наши руки, и он широко улыбается позволив нам укачивать его словно ребенка.
- Славно проехал. Хочешь еще раз, Четыре? говорит он.
Не медля ни секунды отвечаю, - Безусловно нет.
Мы возвращаемся к поезду разрозненными группами. Шона идет с помощью своего фиксирующего устройства, Зик толкает пустое инвалидное кресло и перебрасывается короткими фразами с Амаром. Мэттью, Кара и Калеб идут вместе разговаривая о чем-то, что приводит их всех в восторг, сближает их родственные души. Кристина незаметно подходит ко мне и кладет руку на плечо.
- Счастливого Дня Церемонии Выбора, говорит она. - Я собираюсь спросить как ты на самом деле. И ты дашь мне правдивый ответ.
Мы иногда разговариваем в таком тоне, давая друг другу указания. Каким то образом она стала моим лучшим другом, несмотря на наши постоянные споры.
- Я в порядке, говорю я. - Это тяжело. И так будет всегда.
- Я знаю, говорит она.
Мы идем позади группы, позади все еще заброшенных зданий с темными окнами, через мост простирающийся над рекой-болотом.
- Да, иногда жизнь действительно отстой, говорит она. - А ты знаешь ради чего я держусь?
Я поднимаю брови.
Она поднимает свои тоже, подражая мне. - Ради не отстойных моментов, говорит она.
- Хитрость состоит в том, чтобы увидеть их когда они рядом.
Потом она улыбается, и я улыбаюсь тоже, затем мы поднимаемся по ступенькам к платформе поезда плечом плечу.
С момента своего детства, я всегда знал это: Жизнь разрушает нас. Мы не можем избежать этого разрушения.
А сейчас, я выучил кое-что еще: все можно починить и мы можем помочь друг другу.
