Вероника Рот - Аллигент
Есть и другие люди в этом мире. Есть и такие как Трис, которые, после страданий и предательства, еще могли найти достаточно любви, чтобы заплатить своей жизнью вместо жизни брата. Или такие, как Кара, которые все еще могли простить человека, который стрелял в голову ее брата. Или Кристина, которая теряла друга за другом, но все-таки решила остаться открытой, чтобы найти новых. Передо мной появился другой выбор, более обнадеживающий и стабильный, чем тот, которым одарил себя я сам.
Я открываю глаза и протягиваю флакон ей. Она забирает его и кладет в карман.
- Я знаю Зик все еще странно ведет себя рядом с тобой, говорит она, бросая руку через мои плечи.
- Тем не менее, пока я могу быть твоим другом. Мы даже может обменяться браслетами если хочешь, как делали девочки из Дружелюбия.
- Не думаю, что это необходимо.
Мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу вместе. Солнце скользнуло за здания Чикаго, и в отдалении я слышу как поезд мчится по рельсам, мы удаляемся от этого места и от всего, что имело для нас значение, но так и должно быть.
В этом мире сеть много способов быть сильным. Иногда в понятие храбрость входить способность отдать свою жизнь за что-то большее чем ты сам или за кого-либо. Иногда сюда входит способность отказаться от всего что ты знал, или от человека, которого ты когда либо любил, ради чего-то великого.
Тем не менее, иногда в этом понятии нет ничего.
Иногда, это не более чем боль, сквозь стиснутые зубы, и результат каждого дня, медленная дорога к лучшей жизни.
Именно вот этот вид храбрости я сейчас и должен иметь.
ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА СПУСТЯ
ЭВЕЛИН СТОИТ на месте, где сходятся два мира. На земле следы изношенных шин от частых приходящих и уходящих людей от полосы перемещения , или людей из бывшего бюро. Ее сумка упирается ей в ногу. Она поднимает руку, чтобы пожать мою, когда я рядом.
Когда она залезла в грузовик, она поцеловала меня в щеку, и я позволил ей. Я чувствую улыбку, ползающую по моему лицу, и я так и оставил ее там.
- Добро пожаловать домой, - говорю я.
Пот соглашению, которое я предложил ей больше, чем два года назад, она сделала то, что должна была. Вскоре после того, как она покинула город, так много изменилось в Чикаго, что я не вижу вреда в ее возвращении. Хоть и прошло два года, она выглядит моложе, лицо ее полнее и ее улыбка шире. Время сделало ее лучше.
- Как ты?, - спрашивает она.
- Я... в порядке, - говорю я. - Мы рассеяли ее прах сегодня.
Я взглянул на урну, забравшись на заднее сиденье, как еще один пассажир. Долгое время я оставлял прах Трис в морге бюро, не уверенный, что она захочет видеть похороны , и что смогу сделать это один. Но сегодня День Выборов, мы все еще не имеем фракций, и пришло время сделать шаг вперед, даже если он маленький.
Эвелин кладет руку на мое плечо и смотрит на поля. Сельскохозяйственные культуры, которые когда-то были изолированы в районах вокруг штаба Дружелюбия распространились, и продолжают распространяться через все травяные пространства вокруг города. Иногда я скучаю по безлюдной, пустой земле. Но прямо сейчас я не возражаю, проезжая через ряды кукурузы или пшеницы. Я вижу людей, среди растений, проверяющих почву с помощью портативных устройств, разработанных специалистами бывшего бюро ученых. Они носят красный и синий, зеленый и фиолетовый.
- Каково это, жить без фракций? - спрашивает Эвелин.
―Это очень обычно, - говорю я. Я улыбаюсь ей. ―Ты полюбишь это.‖ Я беру Эвелин, чтобы выбрать себе квартиру к северу от реки. Это на одном из нижних этажей, но через многочисленные окна я вижу широкие участки зданий. Я был одним из первых поселенцев в Нью-Чикаго, так что я должен выбрать где я буду жить. Зик, Шона, Кристина, Амар, и Джордж решили жить в верхних этажах Хенкок билдинг, а Калеб и Кара вместе двинулись обратно в апартаменты вблизи Миллениум Парк, но я пришел сюда, потому что здесь прекрасно, и потому, что нигде вблизи от любых из моих старых домов не было реки.
―Мой сосед - эксперт по истории, он пришел с окраин",‖ я говорю ища в кармане ключи от моей квартиры. ―Он называет Чикаго " четвертым городом", так как он был уничтожен пожаром, много лет тому назад, а затем Войной за Чистоту, и теперь это четвертая попытка заселения сюда.‖
―Четвертый город, - говорит Эвелин, когда я открываю дверь. ―Мне нравиться это‖.
Здесь практически нет мебели, только кушетка, стол и стулья, кухня. Солнечный свет подмигивает в окнах здания через болотистую реку. Некоторые ученые из бывшего бюро пытаются восстановить реки и озера, их былую славу, но на это требуется время. На изменения, такие как исцеление, требуется время.
Эвелин опустила сумку на диване. ―Спасибо, что позволили мне остаться с тобой на некоторое время. Я обещаю, я найду другое место в ближайшее время.‖
―Нет проблем, - говорю я. Я беспокоюсь о ее прибывании здесь, роясь в моих скудных пожитках, шаркая по моим коридорам, но мы не можем остаться в далеке навсегда. Не тогда, когда я пообещал ей, что я постараюсь восполнить этот пробел между нами.
―Джордж говорит, что он нуждается в помощи, с обучением полиции, - говорит Эвелин.
―Ты не предложишь свою?‖
- Нет, - говорю я, - Я говорил тебе, что покончил с оружием.
- Правильно. Теперь ты используешь слова., - говорит Эвелин, хмуря свой нос. - Ты же знаешь, я не доверяю политикам.
- Ты будешь верить мне, потому что я твой сын. - говорю я. - В любом случае, я не политик. Пока. Только помощник.
Она садится за стол и оглядывается, нервно и деятельно, как кошка.
- Ты знаешь где твой отец? - спрашивает она.
Я отмашнулся. - Кто-то говорил мне, что он ушел. Я не спрашивал куда.
Она опирается подбородком на руку. ―Нет ничего, что ты хотел бы ему сказать? Вообще ничего?‖
―Нет, - говорю я. Я тереблю мои ключи вокруг пальца. ―Я просто хочу оставить его позади, в том месте, к которому он принадлежит‖.
Два года назад, когда я стоял напротив него в парке, вокруг нас падал снег, я понял то, что нападение на него перед Бесстрашными, не заставило меня чувствовать себя лучше от той боли, которую он причинил мне, кричать на него или оскорблять его я бы тоже не хотел.
Там был только один вариант остаться, отпустить Эвелин одаряет меня странным, испытующим взором, затем пересекает комнату и открывает сумку, которую она оставила на диване. Она берет предмет, изготовленный из синего стекла. Он выглядит подобно падающей воде, застывшей во времени.
Я помню, когда она отдала его мне. Я был молод, но не слишком молод, чтобы осознать, что это был запрещенный объект в фракции Отречения, бесполезный и, следовательно, самоснисходительный. Я спросил ее, какой цели он служил, и она рассказала мне, что он ничего не делает очевидным. Но это могло бы быть в состоянии сделать что-нибудь здесь.
Затем она коснулась рукой своего сердца. Иногда происходят красивые вещи.
В течение многих лет это был символ моего тихого неповиновения, мой маленький отказ быть послушным, отводящий отречение ребенка, и символ моей матери , хотя я верил, что она мертва. Я спрятал его под кровать, и на следующий день я решил оставить Отречение, я положил его на стол, так что мой отец мог видеть мою силу, и ее.
―Когда ты ушел, это напомнило мне о тебе, - говорит она, прижимая стакан к животу.
―Напомнило мне, как ты был храбрым, всегда был." Она чуть улыбается. ―Я думала, ты мог бы держать его здесь. Я предназначила ее для тебя, в конце концов.‖ Я не доверял моему голосу, он не останется стабильным, если я начну говорить, поэтому я просто улыбнулся в ответ и кивнул.
Весенний воздух холоден, но я оставляю открытыми окна в грузовик, так что я чувствую это в моей груди, так что он " кусает " мои пальцы, напоминание о затяжной зиме. Я останавливаюсь на железнодорожной платформе и беру урну с заднего сиденья. Это серебро, без гравюры. Я не выбирал; Кристина сделала это за меня.
Я иду по перрону к группе, которая уже собралась. Кристина стоит с Заком и Шоной, которая сидит в коляске с одеялом на коленях. Коляска лучше теперь, без ручки на спине, так что она может маневрировать ею более легко. Мэтью стоит на краю платформы.
―Привет, - говорю я, стоя за плечом Шоны.
Кристина улыбается мне, и Зик хлопает меня по плечу.
Юрай погиб всего через несколько дней после Трис, но Зак и Хана сказали, что они прощались всего через несколько недель после этого, роняя пепел в пропасть, на фоне стука всех своих друзей и семьи. Мы кричали его имя эхом в Яму. Но я знаю, что Зик вспоминает его сегодня, как и остальные из нас, даже если этот последний акт Бесстрашной отваги для Трис.
―Я хочу вам кое-что показать,‖ Шона говорит, и бросает одеяло в сторону, раскрывая сложный металлические брекеты на ее ноги. Они проходят весь путь до ее бедер, и оборачиваются вокруг ее живота, как в клетке. Она улыбается мне, и с скрежетом, ее ноги двигаются по земле перед стулом, и урывками, она стоит.
