Змеи в раю (СИ) - "Sininen Lintu"

— Не бойся, — Майкл поднимается с кресла плавным, почти кошачьим движением. — Я не раздевал тебя. Позвал на помощь одну из служанок.

Понятия не имея, чего в её эмоциях больше, облегчения или какого-то странного чувства, похожего на разочарование, Мэллори осторожно отпускает край простыни. Чужая одежда не вызывает отторжения, пахнет яблоками и лепестками засохших роз — это странно, так странно, — и приятно обнимает её тело. Мэллори не помнит, когда в последний раз надевала что-то, отличающееся от грубых серых платьев и такого же грубого белья. Правда, льняные панталоны ей притащили явно из её нынешнего гардероба… Но хорошо, что они вообще на ней есть.

Приподнявшись на постели, Мэллори замечает, что её исполосованная спина вовсе не болит. Ни намека на боль от ударов при движениях, а ведь секла её мисс Мид от всей своей черной души.

— Пришлось немного тебя подлечить, — Лэнгдон вытягивается на кровати прямо поверх покрывала, и, хотя Мэллори понимает, что это, скорее всего, его личные покои, и вести себя он здесь может, как захочет, ей неловко. Майкл скрещивает ноги в лодыжках. — А тебе больше понравилось бы изнывать от боли?

Почему он всегда задает ей вопросы, на которые сам знает ответ?

— Почему ты всё никак не поймешь, что ответы я хочу услышать от тебя? — откликается он, и в его тоне Мэллори слышит веселье, граничащее с насмешкой. — Я могу вытащить любой ответ из твоей головы, но к насилию я прибегаю в самых крайних случаях.

Мэллори смотрит на него, Лэнгдон в ответ изучает её — от наверняка встрепанных светлых волос до ворота его собственной рубашки. В её предыдущей жизни она нисколько не смущалась находиться в одной кровати с мужчиной — ради всех богов, которые ещё остались, она не школьница! — но Лэнгдон заставлял её… нервничать. И она отдала бы зуб, чтобы понимать, что означает это волнение, разворачивающееся изнутри.

Бояться его было проще. И легче.

Лэнгдон щурит глаза, в желтом свете кажущиеся почти теплыми. «Это обманка», — напоминает себе Мэллори. Он спокоен, как сытый хищник после удачной охоты, и она думает, не она ли была этой жертвой?

— Так ты предпочла бы, чтобы тебе было больно? — он понижает голос до самого шепота, отчего её пробирает дрожью до самых костей, и, наверное, ей стоит уйти, но для этого придется выбраться из кровати и добраться до её платья, висящего на стуле, а Майкл будет… смотреть.

Он забавляется ситуацией, насколько может забавляться Дьявол, или кем он там является, сыном Дьявола? Мэллори понимает, что он будет добиваться ответа, пока не получит его, так или иначе, но невидимых щупалец в своей голове она не хочет ощущать больше никогда. Она прислушивается к себе, чтобы понять, как ответить ему, и удивляется собственным ощущениям.

— Если бы я предпочла, чтобы мне было больно, я бы выбрала что-то ещё, — оказывается, разговор с Майклом Лэнгдоном может быть даже любопытным, если раскопать в себе под слоями страха и желания не отсвечивать прежнюю Мэллори. Ту Мэллори, которой она была до бомб, взорвавших этот мир и заставивших ядерную зиму завывать на поверхности.

Лэнгдон запрокидывает голову и хохочет — чертов вампир Лестат. Если он знал, кто Лестат де Лионкур такой, он явно его копировал. И получалось у него это лучше, чем у Тома Круза в старом фильме, который Мэллори смотрела незадолго до взрывов.

— Под твоей личиной действительно есть кто-то другой, Мэллори, — он поворачивает голову, и его светлые волосы шелком скользят по подушке. — Я хочу знать, какая ты под всей этой шелухой, навязанной тебе сначала обществом, а потом — Вейнебл.

«Если бы я сама знала, — думает Мэллори, ловя себя на желании дотронуться до его волос. Они кажутся мягкими, тогда как её собственные — натуральный беспорядок из спутанных прядей. — Но кто-то внутри меня активно скребется, прогрызает путь наружу. Кто-то сильнее, чем я сама сейчас»

И Майкл читает её мысли, как открытую книгу или текст на экране его макбука.

— Не попадайся на глаза Вильгемине Вейнебл, Мэллори, — произносит он, усмешка исчезает с его лица, и лед в его взгляде возвращается. — Я всё ещё намерен забрать тебя с собой в Святилище.

— Почему?

Она никогда не устанет задавать этот вопрос. Ей и правда очень интересно, зачем Майклу Лэнгдону в Святилище Серая, и он снова щурится, забавляясь её вопросами, но ни на секунду ей не стоит забывать, что он — хищник, способный перекусить ей горло одним движением. Мэллори это и помнит, а вопросы в её голове не находят ответов.

— Потому, что скоро ты поймешь, кто ты такая, Мэллори, — он касается пальцами её подбородка, и всё происходящее так странно, и кажется ей сном. Уже не кошмарным, но затягивающим, будто вязкая тьма. — Всему своё время. Но для этого тебе надо будет умереть и воскреснуть.

Как всегда, он говорит загадками и заставляет приходить за ответом снова и снова. Но теперь ей хочется эти загадки разгадать. Медленно, будто от долгой спячки, в ней просыпается жадное любопытство. Лэнгдон смотрит на неё, пока она торопливо влезает в платье прямо поверх его рубашки, лишь бы не пришлось её стаскивать на его глазах. И что-то темное внутри неё жаждет узнать, о чем он думает, если думает о чем-то сейчас вообще.

Мэллори везёт — никто не встречает её, когда она возвращается на половину слуг, пряча чужую вещь под собственной одеждой. Бункер, оказывается, ещё спит, а ей пора приниматься за работу, если не хочет вызвать гнев Вейнебл. Мэллори думает: почему Горгона Блокпоста номер три всё ещё не приказала её убить? И приходит к выводу, что не обошлось без Лэнгдона. Мэллори не знает, нужно ли благодарить его, или его помощь аукнется ей чем-то похуже, чем ненависть Вейнебл? Хотя, что может быть хуже смерти? А Вильгемина Вейнебл захочет угробить её, в этом она уверена. Теперь за Мэллори неотступно следит не только Майкл Лэнгдон, к интересу которого она уже привыкла, и ей даже кажется, что его взгляд бывает откровеннее любых прикосновений. Теперь Вейнебл также наблюдает за Мэллори, и эта ненависть душит, не дает спокойно вздохнуть.

Но Вильгемина её больше не трогает, позволяет работать, как и прежде. А потом объявляет о вечеринке в честь Самайна, и это на неё не похоже. Внутри Мэллори её вторая — истинная? — сущность заходится в истерике. Что-то должно случиться.

— У нас будет Хэллоуин? — Андре не верит, что Вейнебл решила устроить им какой-то праздник, в честь чего? Мэллори вполне разделяет его скептицизм, хотя и наполовину не испытывает радости, охватившей жителей блокпоста.

— Жаль, моя бабуля и Коко не могут насладиться этим моментом, — вздыхает мистер Галлант, но глаза его горят, и очевидно, что его скорбь пусть и не совсем показушная, но всё же не настолько искренняя, как он хочет показать.

Мэллори не доверяет Вильгемине Вейнебл, она думает — что-то должно произойти, и что-то происходит, стоит им только поверить, что даже демон их бункера, стучащий тростью и раздающий пощечины за неповиновение, может быть похожа на нормального человека.

Начало праздника не предвещает беды совсем: они пьют, веселятся и танцуют под музыку, хотя их уже как минимум на трое человек меньше, чем в день их прибытия в бункер. Вейнебл и мисс Мид наблюдают за этим то с диванчика, то со второго этажа, облокотившись на перила. Майкл приглашение на вечеринку проигнорировал, прекратив интервью с жителями блокпоста ровно за день до неё и запершись в своей спальне. Будто ему не нужно ни есть, ни общаться с людьми. Это удивляло всех, кроме Мэллори.

«Вряд ли Майклу нужно вообще хоть что-то есть, — думает она. — И вряд ли он действительно хочет принимать приглашения Вейнебл»

Которая, разумеется, выглядит раздосадованной этим фактом, но пытается не показывать своего раздражения слишком явно. Вероятно, она уже знает, отправится ли в Святилище, и, вероятно, ответ её не устраивает, кто знает? И кто знает, быть может, издеваясь над Мэллори, под «более достойными» она имела в виду себя? Мэллори ощущает зависть, исходящую от Вейнебл и отравляющую всё вокруг, и боится. Она продолжает бояться, глядя на разлитое шампанское, но никому не становится плохо от напитка — почему же тогда ей так жутко? Почему хочется бежать, сломя голову, даже в ядерную зиму, даже на земли каннибалов, лишь бы этот страх ушел?