Змеи в раю (СИ) - "Sininen Lintu"
Может ли он создавать вообще?
— Насколько я могу судить, мисс Сент-Пьер Вандербильт упала в обморок и ударилась головой об угол стола, — спокойно поясняет Майкл. — Ужасная трагедия. Думаю, её тело нужно убрать отсюда, пока на него не наткнулись другие.
Вейнебл задумывается. Затем кивает.
— Приберись здесь, Мэллори, — бросает она. — Я пришлю ещё кого-нибудь из слуг, чтобы забрали тело.
Мэллори хочет спросить, не будет ли у них снова на ужин похлебки из человечины, однако прикусывает язык и опускается на колени, чтобы оттереть лужу крови, почти въевшуюся в паркет. Хотя бы попытаться. Уходя, Лэнгдон оборачивается через плечо и едва заметно улыбается ей. Или усмехается. Будто прочитал её мысли. Будто доволен тем, как она теперь думает.
С ним не поймешь.
========== III ==========
Комментарий к III
После просмотра четвертой серии я поняла, что, видимо, окончательно ухожу в АУ. Простое противостояние колдунов и ведьм, светлого и темного… ну такое. Мэллори, конечно, очевидно была светлой, и даже по третьей серии было видно, что её силы противоположны силам Майкла, но… Но.
Так мне нравится больше.
Вильгемина Вейнебл сообщает всем, что Коко погибла в результате несчастного случая, но, кажется, жалеет о её смерти только мистер Галлант. Впрочем, по нему трудно судить, искренен он или только вид делает. Мэллори старается не отсвечивать, и ей это вполне удается — сначала Блокпост номер три гудит, обсуждая смерть Коко, а потом всё возвращается на круги своя.
Лэнгдон вовсе не собирается, кажется, объявлять счастливчиков, что отправятся в Святилище. Он снова и снова допрашивает каждого из них, и в гостиной Лиловые обеспокоенно обсуждают собственную судьбу. Они не знают, что и думать, чего ожидать. Мэллори не ожидает ничего: подает ужины, которые выглядят всё более жалкими, и думает, что Вильгемина очень зря не воспользовалась трупом Коко и не приготовила из него суп или жаркое. И задается вопросом, смогла бы съесть хоть кусочек?
С удивлением отвечает сама себе: смогла бы. Желудок урчит от голода каждый чертов день, а дни тянутся, как пережеванный Дирол, липкий и отдающим чем-то кисловатым. Чтобы справиться с этим чувством, она старается думать о чем-то хорошем, но сбивается на время до ядерных взрывов и с ужасом понимает, что бункер стал её реальностью, въелся настолько, что времени до она уже не помнит. Оно кажется ей размытым, будто изображение за мутным стеклом. Быть может, этот Блокпост всегда существовал, а она, Мэллори, всегда была здесь Серой?
На самом деле со дня смерти Коко не прошло и недели.
Лэнгдон вызывает к себе Мэллори в один из таких тихих, как затишье перед бурей, дней. Как всегда, в черном, он сидит за столом и что-то печатает, а, заметив Мэллори в дверях, захлопывает крышку ноутбука и чуть склоняет голову набок:
— Здравствуй, Мэллори. Присаживайся.
Осторожно присев в низкое кресло, Мэллори ощущает себя ещё более низкой и хрупкой, чем она есть. Ростом она никогда не отличалась, а полтора года на своеобразной диете заставили её сбросить даже тот мизерный лишний вес, который у неё был.
«Интересно, это кресло такое низкое только для того, чтобы сидящий почувствовал себя букашкой?»
— Вообще-то оно такое само по себе, — Лэнгдон смотрит на неё внимательно, и в его серо-голубых, обычно холодных глазах она снова примечает несвойственное ему лукавство. — Ты хочешь быть со мной на одном уровне?
Вопрос звучит так, словно Майкл вкладывает в него какой-то подвох. Мэллори прикусывает щеку изнутри: если она ответит, что да, что он с ней сделает? А если ответит, что нет? В конце концов, она Серая, хоть внутренне и не смирилась с этим положением, и до сих пор бунтует против строгой иерархической системы, придуманной Вейнебл.
— Могу я не отвечать на этот вопрос?
— Нет, — Майкл откидывается на спинку своего кресла, едва заметно улыбаясь, и Мэллори вдруг понимает, что ему вряд ли исполнилось хотя бы двадцать пять. Если к сыну Дьявола вообще приемлем вопрос возраста. — И ты не можешь соврать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Мэллори чувствует, что в их общении что-то изменилось — настолько неуловимо, что могло оказаться галлюцинацией, порожденной её усталым мозгом. Но взгляд, преследующий её, куда бы она ни пошла, нельзя ни с чем спутать. Лишь Майкл Лэнгдон умеет смотреть так, что ты понимаешь: он за тобой наблюдает, и тебе лучше не рыпаться и не дергаться.
Майкл испугался её тогда, после первого этапа интервью, но теперь он просто… любопытствует? Исподволь убеждает, раскрывает перед ней изнанку мира, который она думала раньше, что знает, но, оказывается, не знала совсем. Ищет и находит в Мэллори то, что она в себе никогда не видела.
Показывает, что без тьмы не существует и света, и каждый носит в себе эти противоположности, каждый раз выбирая, за какую команду ему играть. Звучит двусмысленно, и Мэллори едва сдерживает хихиканье.
— Я задал такой смешной вопрос? — Лэнгдон прекрасно может читать её мысли, но сейчас она не ощущает его воздействия. Они оба просто сидят друг напротив друга и чего-то ждут.
— Нет, я… — Мэллори всё-таки улыбается. — Просто подумала какую-то глупость.
Майкл подается вперед, опираясь локтями о столешницу, и смотрит ей прямо в глаза.
— Так ты хочешь, чтобы я находился с тобой на одном уровне или нет?
А затем поднимается, обходит стол и садится перед Мэллори на корточки, так, что их лица оказываются вровень, и опять — близко. Слишком близко. Так, что у неё перехватывает дыхание от нечеловеческой красоты его лица, впрочем, он и не совсем человек. Ему впору быть Дорианом Греем, да только он уже — Дьявол во плоти, сын Дьявола, его наместник на земле. И править ему ядерной зимой да каннибалами, потому что остальные вот-вот вымрут совсем.
Как динозавры.
— Какого ответа ты ждешь? — Мэллори вздрагивает от собственной смелости. Лэнгдон тянется и касается ладонью её лица, большим пальцем проводит по её бледной, полтора года не видевшей ни солнца, ни воздуха коже.
— Неправильный вопрос, — отвечает он тихо. — Я хочу знать, что ответишь мне ты.
Майкл Лэнгдон — зло в чистом виде, змей-искуситель, шепчущий обещания, которым будет суждено разбиться. Мистер Галлант был готов идти за ним куда угодно, хоть по раскаленным углям, хоть на дно океана, и оказался ему не нужен. Коко, предлагавшая ему едва ли не себя лично, чтобы попасть в Святилище, мертва и разлагается за пределами бункера — отличная пища для снующих за воротами каннибалов. Мэллори нечего предложить Лэнгдону, да она и не хочет ничего ему предлагать.
Кажется, он предлагает ей сам: Святилище, спасение, помощь. Но может ли он помочь Мэллори? Может ли хоть кто-нибудь ей помочь? Она не знает. Ей думается, что никто ей не поможет. Она вспоминает огонь, полыхнувший в камине, и то странное, секундное чувство освобождения, стоило ей выпустить свои силы. По крайней мере, Майкл утверждает, что там была сила, а Мэллори уже ни в чем не уверена.
Ни в чем, кроме того, что падает во тьму, и падению нет конца. Впрочем, какая разница? Возможно, Лэнгдон прав, и у каждого из нас есть собственная тьма и собственный ад внутри. И этот ад страшнее, чем описанный в Библии.
— В этом бункере нет никого, кто не хотел бы отправиться в Святилище, — Мэллори не отстраняется от Лэнгдона, и он продолжает оглаживать её щеку, пуская вдоль её спины взволнованные мурашки. — Я — не исключение. Но только тебе решать это.
Лэнгдон проходится взглядом по её лицу, от глаз к губам, и снова улыбается.
— Что, если ты окажешься там со мной? На моей стороне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Разве есть другая сторона?
И это звучит как «разве есть жизнь за пределами этого бункера?». Как Мэллори дошла до такого?
— Всегда есть другая сторона, — Майкл убирает руку от её лица, и Мэллори невольно ведет головой в сторону, стремясь вернуть ощущение чужой теплой ладони. — Мир многослоен, Мэллори. Ваши ученые, считающие, что человек — высшая ступень эволюции, в корне не правы. И в глубине души ты прекрасно знаешь, кто ты такая, — он вновь подается вперед и опирается руками о подлокотники кресла. Мэллори вздрагивает: их лица находятся на расстоянии пары сантиметров друг от друга. И её затягивает в ледяной водоворот его взгляда, и воздуха катастрофически не хватает.