Чарлз Стросс - Палимпсест

Миновали еще три миллиарда лет. Солнечная система совершила целых шестнадцать оборотов вокруг ядра Галактики и находится сейчас на немыслимо огромном расстоянии от своей звездной колыбели. Марс уже высох, хотя спорадические извержения вулканов иногда укутывают его облаками. Венера еще нагрелась. Но на Земле творится что-то странное. Луна основательно отдалилась от своей спутницы, приливы стали смирными, а атмосфера обрела удивительный голубоватый оттенок, свидетельствующий о наличии смертельно ядовитого кислорода. Великий массив суши под названием Родина, господствовавший над южным океанским полушарием, под гнетом полярной шапки разломился на части, и в образовавшихся морях Панталасского и Панафриканского океанов начинается стремительное размножение многоклеточной жизни.

Прошло семьсот пятьдесят миллионов лет. Очертания земных континентов подсвечены в ночи, точно их венчает неоновая диадема, и в радиодиапазоне планета излучает в небеса знаки разумной жизни так же интенсивно, как могла бы сиять в видимом спектре звезда. Между слайдами 5 и 6 уложилось пять основных эпох, в каждой из которых на планете господствовали различные семейства позвоночных. Все запасы нефти и газа уже сформированы, различные семейства животных по крайней мере четырежды научились летать, а парциальное давление кислорода в атмосфере выросло с 4 почти до 16 процентов. Под самый занавес эпохи странное двуногое бесхвостое всеядное животное появилось на равнинах Африки, и вскоре его мозг перешел в режим разгона, вскормленный мощной смесью кислорода и легкодоступных сахаров. Мгновение ока в геологических масштабах — и вот животное уже обрело сознание.

А этого не должно будет случиться:

Земные континенты, где не сияет более свет разума, дрейфуют и рекомбинируют в странных новых сочетаниях. Двести пятьдесят миллионов лет прошло со времени Шестого Вымирания, и разбросанные там и сям континенты постепенно сбились в единый экваториальный сверхконтинент — Пангею Ультиму. Лишь в южном океане остался изолированный участок суши, бывший некогда Антарктидой и Австралией. Яркость Солнца растет, как и разнообразие земной флоры, океанические водоросли благоденствуют при концентрации кислорода около 25 процентов, а во внутренних областях континента бушуют лесные пожары, спусковым крючком которых служит усиленная инсоляция. Это будет эпоха, для которой станет характерным чрезвычайно быстрый рост растений, но лишь несколько животных форм жизни смогут выжить на суше — для них на состарившейся Земле наступают тяжелые времена, ведь даже увлажненная плоть будет загораться слишком легко. Светимость Солнца тем временем продолжает расти.

Семьсот пятьдесят миллионов лет спустя Солнце, достигшее почти нестерпимой яркости, посылает смертоносные лучи сквозь пелену облаков, укутавшую древние континенты, обветренные и изъеденные временем до скальной основы. Даже растительная жизнь покинула сушу, поскольку дневная температура на экваторе близка к точке кипения воды. То, что теперь называется жизнью, ищет спасения в океанских глубинах, подальше от ультрафиолетовых лучей, раздирающих молекулы воды в верхних слоях атмосферы. Но выхода нет. Сами океаны понемногу закисляются и испаряются по мере того, как водород, высвобожденный в ионосфере, уносится в космос, увлекаемый солнечным ветром. Цепь обратной связи парникового эффекта уже запущена. Спустя еще миллиард лет Земля станет похожа на ад — или на раскаленную докрасна Венеру.

Через 4.2 миллиарда лет после того, как на Земле зародилась и в мгновение ока, по космическим масштабам, угасла разумная жизнь, игра окончена. Мертвая Земля кружится одна во тьме, ее спутник уже стал самостоятельной планетой, странствующей по все более неустойчивым с течением времени эллиптическим орбитам вокруг Солнца. Не осталось никаких признаков того, что когда-то в этом, раскаленном докрасна под толстым слоем высвобожденного из кальцитов углекислого газа, мире существовала жизнь. Солнце, вокруг которого он вращается, стало разъяренным рыжим чудовищем и уже почти исчерпало запасы водорода. Вскоре оно начнет расширяться, поглощая внешние планеты.

Однако в эту эпоху происходят и события более крупного астрономического масштаба. Галактика, вокруг ядра которой обращается эта звездочка, с течением миллиардов лет постепенно сблизилась с иным крупным звездным роем — туманностью М — 31 в Андромеде — и стала сливаться с ним. Теперь спиралевидные звездные облака падают навстречу друг другу, сталкиваются и перемешиваются, и солнце вместе с остальной Галактикой участвует в этой бешеной скачке.

Бинарная система красных карликов движется навстречу Солнечной системе на скорости почти пятьсот километров в секунду. Они должны пройти на расстоянии полумиллиарда километров от Солнца, которое по космическим меркам висит на волоске: и действительно, внешние слои Солнечной системы испытают возмущения. Юпитер, притянутый на несколько миллионов километров ближе к Солнцу, перейдет на нестабильную эллиптическую орбиту и в течение следующих нескольких тысяч лет дестабилизирует и орбиты остальных планет. Луна улетит первой, точно из катапульты, выстрелившей ею от плоскости эклиптики, а Земля, как самая массивная, еще почти пять миллионов лет поболтается туда-сюда между орбит Венеры и Сатурна, прежде чем наконец проскользнуть мимо Юпитера и уплыть в вечный мрак. Жалкие остатки ее атмосферы будут стремительно конденсироваться и смораживаться, укрывая ее саваном сухого льда.

Медленное выздоровление

Пирсу дали официальный больничный почти на весь следующий субъективный год. После проникающего ранения его сердце было искромсано на ломтики, так что, на скорую руку подлатав периферию, врачи решили вырастить новый орган прямо в том же месте. Отсюда ясно, что привести Пирса в порядок было задачей нетривиальной. К счастью для него, роковой выстрел имел место в самой сердцевине многократно переписанной засады, а ее-то Высший Контроль сумел-таки начисто выскоблить из истории вопиюще анахронистичным скальпелем. Им удалось также эвакуировать его бездыханное, с ног до головы залитое кровью тело через Врата Времени, прежде чем он окончательно отдал бы концы.

И все же регенерация такой сложности, даже без учета психологической реабилитации от смертьевой травмы, заняла значительное время. Потому-то, чем засовывать в альпийский монастырский лазарет в Тренировочной зоне 25, сочли за лучшее послать его в Крыло Перерожденцев Хризантемовой Клиники, на Аллее Медицины Бессмертия в городе Ленг, который стоял на северо-восточном побережье моря, омывающего континент Нова Зелантис, в эпоху, отделенную более чем четырьмя миллиардами лет от того дня, когда Пирс появился из утробы матери.

Люди после текущего Пересева все как один стали Просветленными. На практике это значило, что они не только знали о Стазисе и его действиях, но даже влились в более фундаментальную межвременную макрокультуру; они говорили на уремском и воспринимали Стазис как нечто совершенно обыденное. Их даже удостоили права на внеочередное пользование Вратами Времени в случае серьезной опасности. Взамен Гегемония обязалась отчитываться во всех своих действиях перед Стражей Времен. Неудивительно, что приема, оказанного ими Пирсу, в иную эпоху мог бы удостоиться дипломат с весьма ощутимой примесью королевской крови в жилах. К несчастью, это обхождение требовало куда большей формальности, чем Пирс привык, да и декор оставлял желать много лучшего. Нет, они изучили его время весьма тщательно, однако отделка больничной палаты в стиле версальской спальни Людовика XV заставляла предположить, что хозяева имели … ну очень отдаленное представление об истинном статусе Пирса.

— Буде такая просьба не оскорбит вас, о мой господин, — согласитесь ли вы поведать нам, какие пути привели вас на Небеса?

Журналистка, посланная, если верить сбивчивым объяснениям сиделки, городским архивом для того, чтобы сделать обычные записи о его жизни, оказалась молодой светлоглазой красоткой. Она, по всей видимости, ознакомилась с открытыми для доступа личными данными Пирса и обычаями его родной цивилизации, но решила этим не ограничиться и теперь подбиралась к его глотке. Местная мода напоминала ему стиль минойских фресок античности, но вот одеяние, хотя и очевидно студенческое, привело Пирса в полное замешательство: безупречные колени обнажены, соски грудей обведены кружками и проткнуты колечками — Пирс поймал себя на том, что не может отвести от девушки бесстыжего взгляда, и поспешно отвернулся, покраснев, как маков цвет.

— Не затруднит ли вас? — снова обратилась она к нему, ее пухлая нижняя губка жалобно дрогнула. Камеры девушки летали под потолком палаты, как трупные мухи, переливаясь всеми цветами радуги в свете умирающего дня, записывая ее жизнь в мельчайших подробностях для новых поколений.