Эдгар Пэнгборн - Дэйви
Там, в южном Кэтскиле, нет настоящих городов, но довольно много небольших сел, раскиданных далеко друг от друга, с прочным частоколом, их население относится к путешественникам с мрачным недоверием. У нас редко происходила действительно хорошая распродажа. У меня создалось впечатление, что они были носителями глистов нематод и болели малярией, возможно, имелись другие печальные условия жизни, которые угнетали их, и в этом не было их вины.
Одно село в том регионе я был вынужден запомнить. Мы подъехали к нему осенью 319 года, когда уже продвигались на северо-запад с целью переехать в Пенн возле их прекрасного города Филадельфии. Дело было в конце дня; передние и тыльные ворота села оказались закрыты, но не заперты. Мы катили по дороге с нашей обычной веселой суматохой, играли и пели «Я не пойду больше бродяжничать» — песню, с которой нас обычно ожидал наилучший прием. Когда мы остановились перед все еще закрытыми и безлюдными воротами, я заиграл на моем золотом горне, чтобы разъяснить еще убедительнее, что мы прибыли с дружественными намерениями. Но никто не открыл нам ворота. Это рассердило папу — ну вот, все лето в южном Кэтскиле так поступали. «Ну», сказал он, «чтоб меня поимел необрезанный, мы войдем в любом случае и деликатно спросим, почему они не открывают».
Бедняги, они не могли открыть — немногие, которые находились там, в селе, были мертвы и пребывали в таком состоянии уже в течение многих месяцев. Дома начинали слегка разваливаться; в соломенных крышах зияли дыры, через которые пролезали белки, там и сям двери слетели с петель, так как ветер хлопал ими очень часто. Мы вошли во все двадцать с лишним жилищ и обнаружили скелеты, начисто обглоданные муравьями и жуками, питающимися падалью, — совсем немного, я полагаю, всего около дюжины скелетов; все совершенно неповрежденные и высохшие. Большинство лежало на сетчатых или плетенных из прутьев койках, которые служат в качестве кроватей в той местности; два скелета сохранили остатки белых волос. Все выглядело мирно. Так как все мертвецы находились внутри, а ворота села закрыты от волков и собак, муравьи и жуки сделали почти всю работу по домашнему хозяйству; мы были озадачены, когда заметили, как мало костей оказалось повреждено мышами и крысами. Папа Рамли сказал, что крысы погибают от бубонной чумы так же, как и люди, чего я тогда не знал. Но в глубине души я чувствовал — думаю, как и мы все, что это мог быть какой-то другой вид чумы.
Один мужчина (или женщина) был оставлен висящим на сельской виселице. С ним имели дело вороны и ястребы; под все еще свисавшей веревкой скромной кучкой лежали кости. По крайней мере, преступник теперь находился в одинаковом состоянии с уважаемыми гражданами, которые были безнадежно больными или, возможно, слишком старыми, чтобы передвигаться. Одно тело все еще сидело в кресле-качалке у закрытого окна, женщина, судя по форме таза, вероятно, старуха; сухой хрящ все еще удерживал вместе спинной хребет, ноги и одну руку. Я почувствовал, что ужас мой несколько утихает, когда заставил себя понаблюдать за ее спокойствием. В мире, который люди Древних Времен оставили для нас, такие вещи происходили довольно часто, и снова будут происходить.
Пенн — страна отличных ремесленников, фермеров, художников, философов, поэтов, богатства, лени — и почему они не должны быть слегка обленившимися, если сама природа действует успокаивающе и везде пахнет виноградом и магнолией? В некоторых частях этой страны климат просто великолепный; через какое-то время кажется, что становится жарко, но жара эта мягкая, как бы исходит изнутри тебя, хотя, все же, это дар солнца. Эта иллюзия сильнее всего наблюдается в восточной части страны, где легкий морской ветерок приносит с собой прохладу от огромного Делавэрского залива. Расположенная у залива Филадельфия — небольшой прекрасный город, совсем рядом с развалинами города Древнего Мира, которые считаются безвредными — фактически, говорят, что некоторая часть современного города в действительности построена на месте расположения старого. В Филадельфии осуществляются все необходимые работы — улицы чистые, дома содержатся в надлежащем порядке — но вы никогда не увидите кого-либо, раба или свободного человека, прилагающего к этому серьезные усилия. В целом горожане имеют намного больше сходства друг с другом, чем люди северных стран; возможно, некоторые из их предков в Годы Смятения обладали исключительной способностью передавать наследственные признаки — это темные, высокие люди со странным оттенком чего-то полинезийского — именно эта раса нарисована на картинах из Древнего Мира, которые я видел. У меня нет теоретического обоснования, чтобы объяснить это явление. У девушек крупные фигуры; восхитительно прекрасные в юности, они остаются красивыми до тридцати-сорока, после чего сразу начинают выглядеть старухами; они очень любезны.
Почти каждый в Пенне кажется любезным, в пределах, допускаемых религией и политикой. Их политика состоит в защите границы, которая проходит по реке Делавэр, и в том, чтобы держаться на равных, а то и иметь более выгодное положение в прибыльной торговле лошадьми. С этим они управляются с помощью прекрасного флота, состоящего из небольших речных суден и хорошо обученной армии, которая никогда не терпела поражения и никогда не вторгалась на чужую территорию. Торговле способствует корпус дипломатов при дворах правителей других государств, которые должны быть наиболее заслуживающими доверия, а являются приятными лгунами, выполняющими особые поручения — так сказал Дайон и мои собственные наблюдения, с того времени, когда мы с Ники были вовлечены им в нуинскую политику, до настоящего момента, подтверждают это.
Специфическая особенность Пенна в том, что, кроме границы по реке Делавэр между ним и Кэтскилом, у него имеется небольшой клочок территории к северу от истока реки Делавэр, который обычно граничил с Мохой и был единственной границей с дикой местностью. Я полагаю, что никто, не связанный с секретами правительства республики, не имеет никакого понятия, как далеко за пределы этой границы могут проникать исследователи из Пенна. Не могу подумать о чем-либо более приятном, чем то, как культурный гражданин Пенна меняет тему разговора, когда упоминается западная граница. Мы находились в Джонтауне[95] летом 321 года, так далеко на западе, куда никаким бродячим комедиантам или другим иностранцам никогда не позволялось забираться; но, все же, из этого города выходит небольшая дорога на запад, направляясь вверх в горы, проходя прямо мимо большого знака, на котором написано: КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ.
Что касается религии, жители Пенна, кажется, воспринимают ее легко и спокойно, относятся к ней легкомысленно и неискренне, примирившись с этим вздором в доставляющей удовольствие иронической манере, как, очевидно, относились к ней широкие слои населения Древнего Мира ради поддержания хороших отношений с соседями и избегая горечи и озлобления искренне верующих священников. Это не совсем честная манера, и уж никак не добродетельный путь, по моему мнению; я никогда не смог бы вести себя подобным образом. Но это в самом деле способствовало хорошему поведению людей и определенному спокойствию, и я не мог бы сильно порицать кого-то за такие манеры, если у него нет довольно твердых убеждений, заслуживающих того, чтобы пожертвовать добродушием или если он чувствует, что благовоспитанное приспосабливание к представлениям дураков является необходимой защитой для его зрелых трудов.
Не то, чтобы я представлял себе жителей Пенна высшей расой, людьми, действующими в тайне от любой такой выдуманной чепухи. Там, в Пенне, вы встретите полный набор древней мифологии, невежества, набожности, неграмотности, варварства. Но я все же иногда чувствовал, что у них могло быть много людей с любопытными мыслями и возбуждением, скрываемым вялой улыбкой. Я часто чувствовал себя, в присутствии жителей Пенна, словно был энергичным варваром, конечно, без никакого желания с их стороны побудить меня к такому чувству. Полагаю, что Пенн, не исключая Нуина, непосредственно является самой цивилизованной из стран, оставленных позади. Если бы пришлось выбирать жить где-то в другом месте, чем Неонархеос, приятнее всего было бы обитать в Пенне с одной или двумя пышногрудыми женщинами с полными губами, и постепенно стареть, имея достаточно работы и заботы, чтобы время от времени наслаждаться бездельем или неторопливыми любовными утешениями под солнцем. Пенн совсем не похож на другие страны.
Там умер мой отец.
Это произошло осенью 321 года в городе Бетлэме[96], который находится в сорока милях к северу от Филадельфии — в Пенне между городами большие расстояния — и недалеко от Делавэра. В тот год Сэму было пятьдесят шесть, он говорил мне. Пятьдесят шесть, энергичный и посредственный, сказал он — но иной раз, как я уже упоминал, он отмечал, что стареет.
