Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир

— Димитрис, пора на процедуры! — голос Ульрики, вошедшей в палату, отвлек меня от рассматривания фотографий и я тут только заметил, что пальцы сжались с такой силой, что скомкали изображение Роберта с его счастливой семьей. — Надеюсь, с твоими друзьями, о которых ты спрашивал доктора, все в порядке?

— О, да, Ульрика. Мои «друзья» в полном порядке, — прошептал я, отбросив комок бумаги от себя прочь.

§ 47

Видя, что я начал охотнее идти на контакт с людьми, доктор Перельман был вне себя от воодушевления. Врач, несмотря на все свои заботы, не жалел времени, чтобы удовлетворить проснувшуюся во мне жажду общения. Он явно получил на мой счет строгие указания насчет тем, которых стоило избегать, и список таковых был весьма внушителен. Но он все равно умудрялся задавать миллион вопросов.

Он расспрашивал меня о моих любимых фильмах, музыке, играх, что я люблю есть на завтрак, а что на ужин, какое время года я предпочитаю и какую погоду, а также еще множество столь же общих и невинных вопросов, отвечая на которые мне не приходилось прямо выдавать важные факты своей темной биографии.

Так же охотно врач рассказывал о себе: о своей жене, о сыновьях, коллегах, о том, как он любит париться в русской бане, о своей коллекции старых моделей автомобилей, о любимой команде по крикету, об Интернет-магазине электроники, которым владеет его племянник.

— Знаешь что, Димитрис, — с улыбкой мечтателя рассказал врач в среду на той же неделе, подходя к окну в углу палаты и теребя пальцем светлые жалюзи, сквозь которые в палату падали лучики света. — В один прекрасный день ты встанешь на ноги, сможешь подойти сюда, и увидеть то, что вижу я.

Приподняв секцию жалюзи, он радостно вздохнул и продолжил:

— Из окна твоей палаты, между прочим, просто замечательный вид! Стокгольм — самый красивый из оставшихся городов на Земле. В этом я тебя уверяю. Здесь всегда свежо и солнечно. Наш город стали называть «городом институтов» — здесь их больше тридцати. Каждый день по улицам гуляют студенты — молодые, веселые. Большинство наших улиц засажена елями и пихтами, это настоящие гиганты. Весь год они стоят, отбрасывая на улицы тень своих пышных ветвей, и источают изумительный аромат хвои. В прохладном теньке стоит множество деревянных лавочек, и повсюду журчат фонтаны. Нигде нет столько фонтанов, как в Стокгольме, уж ты мне поверь. Подумай только — тебе достаточно пройти всего несколько шагов, чтобы насладиться этим великолепным зрелищем…

— Вы не хуже меня знаете, что я не смогу сделать эти «несколько шагов», — пробурчал я, поглядев на то, что осталось от моей ноги.

— У тебя там настоящая искусственно выращенная коленная чашечка, Димитрис, которая стоит пятьсот тысяч фунтов, — категорически не согласился со мной Перельман. — Большая часть больных о такой только мечтает. Она приживется и разработается. Но для этого ты должен приложить усилия.

— Если хотите, чтобы я увидел Стокгольм — лучше покажите мне о нем фильм, док. А еще лучше — подключите к «виртуалке» и устройте там экскурсию. Я бы не отказался…

— Ну уж нет, — строго покачал головой врач. — В этом вопросе даже не жди, что я пойду на уступки. Тебе сейчас тяжело, я знаю. И велик соблазн спрятаться от реальных проблем в выдуманном мире. Но это — не выход. Так что этого мы не допустим. Я разрешу тебе лишь слушать музыку не более получаса в день. И не более часа читать выбранные статьи, которые Ульрика будет приносить тебе распечатанными крупным шрифтом на бумаге. А если захочешь увидеть что-то интересное за окном — встань и посмотри.

Я не злился на него. Понимал, что такова хитрая реабилитационная программа, направленная, в конечном итоге, на мое же благо. После разговора с доктором, прикрывая глаза, я буду представлять себе картины, которые он описывал. Посмотреть в это окно станет моей навязчивой идеей. По ночам мне будет сниться, как я поднимаюсь с койки и напряженно ковыляю навстречу солнечным зайчикам, проникающим в палату сквозь приоткрытые жалюзи. И эти переживания подхлестнут мой организм бороться.

— Что ж, будем пробовать, — прошептал я.

§ 48

Джо Слэш, мой физиотерапевт, больше всего любил потрепаться о своем — о спорте и о девушках. Должно быть, он думал, что болтовня отвлечет меня от болезненных процедур, которые он со мной проводил. Разговор он вел непременно в форме диалога, задавая мне множество вопросов, и не переставал при этом безжалостно массировать самые болезненные зоны, так что отвечать на каждую реплику приходилось сквозь собственные крики.

В ту субботу Джо рассказывал о городском чемпионате по регби, в котором он участвовал в составе команды медиков «Красный крест». Должно быть, Перельман передал ему, что я и сам когда-то занимался регби.

Во всех красках, какие способен придать рассказу о любимом спорте настоящий фанат, он описывал прорывы, которые он сделал, и хвастался своими неимоверными бросками. Каждая его история была пропитана восхищением к спорту, к духу соревновательности, к здоровому образу жизни и к сильным, тренированным мужчинам, одним из которых был и он сам.

Слушая его рассказы, я вспоминал собственную юность, когда был капитаном команды по регби в «Вознесении». Перед глазами представала свежая зеленая трава спортивных газонов, задорные крики игроков, бодрящие свистки судей и громогласные овации болельщиков. «Чтоб ты сдох, Слэш», — думал я в сердцах, мучительно ощущая свою нынешнюю немощь и беспомощность и понимая, что топтать подобный зеленый газон мне, скорее всего, больше не придется.

Затем проклятый физиотерапевт вспомнил и о боксе. Я сразу пожалел, что и об этом своем увлечении поведал Перельману и дал себе зарок впредь не распускать язык.

— Эй, знаешь что, Димитрис? Я все думал, откуда мне так знакомо твое имя. И вот я решил проверить его через Интернет. Имечко-то редкое.

— Ты очень зря занимаешься этим, — прошептал я. — Моему работодателю это бы совсем не понравилось.

— А, да плевать, это ж между нами! Чтоб меня, мистер Войцеховский, да ты же настоящий нокаутер! Ты же победил на олимпиаде в 82-ом году, правда ведь?! Богом клянусь, я в том году тоже пытался попасть на олимпиаду, но мне не удалось, один педик выиграл у меня по очкам в самом конце отборочного тура…

В моей памяти всплыла олимпиада и тот самый ринг, где я, на глазах тысяч ликующих болельщиков, нокаутировал «Молотильщика» Андрея Соболева, а следом за ним и самого непобедимого Диего Батисту, будущего чемпиона мира в профессиональном боксе. Я помнил, как я тогда взобрался на канаты и радостно приветствовал толпу, подняв вверх руки в перчатках, а из толпы мне улыбались друзья и сокурсники, и моя Дженни, и я чувствовал себя тогда таким чертовски счастливым — молодой, перспективный, полный сил.

Тема бокса обсасывалась бесконечно долго, причем Джо иногда даже отвлекался от массажа, чтобы помахать руками в воздухе и продемонстрировать свои навыки воочию. Тоскливо следя за движениями Слэша, не особо-то и ловкими на взгляд профессионала, я с печалью думал о том, что времена, когда я был сильным мужчиной, способным постоять за себя в любой ситуации, давно в прошлом. Долгое время мне предстоит провести в инвалидной коляске, а затем, и то, если все пойдет хорошо, я смогу кое-как ковылять на своих собранных из запчастей ногах, боясь, как бы меня не сдуло порывом ветра. Любой здоровый сопляк без труда сможет дать мне на орехи, если только не пожалеет или не побрезгует мараться о страшного седого калеку.

От бокса Джо перешел к тяжелой атлетике. Теперь доктор подробно описывал свое последнее посещение атлетического зала, и обсуждал со мной различные техники. Штанги, гири, гантели — все это всплывало перед моими глазами, будто я видел знакомые снаряды воочию. Я вспоминал, с какой легкостью и каким удовольствием я проводил по два-три часа в занятиях каждый день, еще с юности, какими сильными и рельефными были мои мускулы, с каким восхищением смотрели на меня товарищи и девушки. И на душе становилось еще хуже.