Град на краю (СИ) - Вильданов Тимур

— Перед тем, как ответить, я бы хотела задать вопрос. Налёт Ойдина, когда Ким чуть не погиб, это ваших рук дело? — спросила она.

Впервые Ким увидел, что у Марины затряслись губы. Это было невероятно. За всё время на станции он впервые увидел, как волнуется Море.

— Да… Я думала, что законник тут из-за нас. Я хотела защитить брата, — сказала женщина, её голос срывался.

Ким молчал. Что тут можно было сказать? Всё время после налёта он думал, что же было причиной. Оказалось, всё дело в сестринской заботе. Карина вопросительно посмотрела на Кима. Похоже, подполье получило информацию, что в караване будет человек из Кумертау, но Марина самовольно приняла решение избавится от законника.

— Проехали, — сказал Ким спокойно.

Мурка молчала дольше всех. Она подошла к столику, налила себе чай. Киму казалось, что только её решение сейчас важно. Она была главой боевого отряда подполья, при восстании ей предстояло быть в первых рядах, с наименьшими шансами выжить.

— Какие у нас шансы? Против Александеры. Против Гильзы и его роты с пулемётами. Против другой тысячи, кто не захочет ничего менять.

— Я бы сказала сорок на шестьдесят, — призналась Карина. — Гильза не останется в стороне. Но, если мы успеем нейтрализовать Александеру, если город и шахты будут в наших руках, что он сможет сделать?

Мурка минуту молчала, наконец, хрипло ответила:

— Хорошо.

Глава 18. Искандер

Искандер шёл по пустой улице.

Проклятый город, который он не ненавидел, но видеть его таким было невыносимо. Последние дни выключились батареи, в коридорах стоял запах дыма от печей и мерзкое ощущение сырости. Стало темно, редкие лампочки аварийного освещения остались лишь на лестницах.

В Фактории ещё оставались рота охраны, но поезд ушёл в Белорецк, забрав весь персонал. Пусто было и на Стойбище. Закрылись кабаки во Внешнем городе, все, кто мог, взяли билеты на поезд. Остальные, кто боялся остаться, грузились на сани и уходили в Заповедник, пока был снег.

Это было страшно, как детстве, когда он понял, что твои родители, которых воспринимаешь как данность, могут однажды не вернуться. Твой мир рушится, и всё, ты взрослый, потому что нет родных старше тебя. Даже если тебе шесть, ты взрослый. В который раз мир, который казался ему прочными и незыблемыми, превратился в осколки. В Искандере поднималась ненависть, и он не знал, на кого её направить.

Охранник вышел на рынок. Все, кто остался в городе, собрались тут, слушая дебаты. Сейчас была очередь Ильфата, который вещал с высокой импровизированной трибуны. Кладовщик говорил правильные слова про свободу, про демократию, про выбор и прогресс, но со всех сторон слышался гул и крики, чтобы он валил с трибуны. Смешно призывать к справедливости, если вся твоя жизнь была карикатурой на это. Следом поднялись ещё несколько начальников управлений, призывая голосовать за Ильфата, честнейшего из людей, который приведёт город к процветанию. Толпа улюкала и гудела.

Он чувствовал, что-то изменилось. Какая-то хрупкая связь, которая заставляла людей двигаться в привычном темпе, с треском лопнула. В глазах горожан он видел ожесточение. Сбившиеся в кучу, окружённые охраной, люди из администрации этого ещё не поняли.

Работяги, фермеры, все кого они считали вторым сортом, стояли плотной организованной группой. Они были мрачные и сосредоточенные. Искандер смотрел на людей, в которой вызрела ярость. Ради кого он мёрз и умирал? Ради них, конечно же. Двух тысяч обозлённых горожан, тех, кто тянул махину города.

Сейчас они почувствовали свою силу. Изменились и те, кто говорил от их имени. На трибуну потрясая кулаками, поднялся Расим. Вот только впервые он призывал голосовать не за себя, а за Дмитрия Хворостовского. Когда Расим закончил, поднялся Глухарь и сказал то же самое, как будто и речь им писал один человек. Но это были слова толпы, они сказали, что давно было в умах людей, что раньше тихо обсуждалось. Даже Люций, который вышел из толпы шахтёров, сегодня был одним из них. Комендант сказал, что снимает свою кандидатуру, но просил последний раз послушать его. Толпа людей, которая ещё десять минут назад освистала Ильфата, была внимательна. Всё, о чём они мечтали, за что боролись, было на расстоянии вытянутой руки. Один день, и город изменится! Всё можно будет поменять, стоило лишь объединиться и выбрать, ведь теперь во главе города станет один из них. Ну а то, что комендант сдался, значило, что их требования были законными, и Люций уступил перед обстоятельствами.

Замерла и охрана, так же сбившись плотной кучей вокруг людей из администрации. В объединении работяг был приговор для них. Будет охрана, куда же без неё, вот только работяги и сами могут выбрать своих сторожей. Служба, которую создал Грек, это была не охрана, а сборище волков, назначившее себя сторожами овец. Месяц назад он этого не видел, но пришёл Василь и вырвал его из привычного круга. Обрушил картину мира и показал своими глазами, что вся твоя жизнь — это мерзость. Получилось, что он служил мерзости, помогал укреплять её, даже считая, что эта мерзость защищает простых людей.

Вот только Дмитрий заменит всех, и у Искандера внутри мелькнула подлая мыслишка, что для него это возможность подняться на самый верх. Вот только честно сказал себе, что он даже близко не понимает, что ему там делать.

Стать начальником охраны? Господи, да Грек бы легко увидел, как половина друзей сдохла под этими стенами, чтобы он оставался у власти. Гильза? Каждый из них мясник с холодным, расчётливым умом, который очень хорошо рассуждал про цену человеческой жизни, зная, что цена эта мала и в период великих событий стремительно убывала. Ещё он понял, что среди всех, кто был в Совете, только для коменданта хоть что-то значила жизнь других. Что Люций шёл на компромиссы, спасая других, а он, помогая Греку, только вредил.

Вот только и он уже был не тем парнишкой, что защищал деда-наводчика в плену. Он понимал, что как только он отдаст Василю информацию о тайном госпитале, это будет конец для караванщиков и Луизы. Не будет даже суда, как только Василь выбьет правду, будет исполнение. Слово-то какое удобное! Но как он мог судить Василя — сколько людей погибло от плохих лекарств за несколько лет? И ведь повинны в этом не злодеи, не убийцы! Маленькие люди с мелочным стремлением устроиться чуть лучше, и это желание приводило к жертвам куда большим, чем любые налёты степняков.

Искандер вышел к воротам в стене Внутреннего города, которое открывались в сторону Старого Сибая. Это был запасной путь, обычно отряды отправлялись через Внешний город. Большинство охранников даже не знали, что тут был выход. В холле было холодно, на деревянном полу было пять саней с испуганными оленями и три человека: Василь, Висельник и Одноглазый. Нарты были городские, при этом те, на которых обычно ездила охрана. «Реквизировал», — подумал Искандер с неожиданной ревностью.

— Ты долго добирался, — проворчал Василь.

Искандер пожал плечами.

— Нашёл, где прячутся караванщики?

— Да. И помогу их взять. Но у меня условие, — сказал он, — я хочу знать все детали. Если ты мне не доверяешь, помогать не буду.

Василь кивнул, протянув руку.

— У врачей есть маленький госпиталь. Они там, — сказал Искандер.

— Знаю. На пятом этаже в здании охраны.

Охранник замер с открытым ртом. Закрыл его. «Проверка», — подумал он с неожиданной яростью.

— Ну давай, веди. Бойцы тут сани посторожат.

Василь с Искандером прошли пустыми коридорами города. Пока вся охрана и жители находились на рынке, можно было не боятся свидетелей. Они прошли до здания фермеров, потом вышли на улицу. Искандер гремел копиями ключей, выведя их во двор здания охраны.

— Дальше пути нет. Внутрь можно пройти только через медицинские этажи, но у меня нет ключей от их двери.

— Через крышу пройдём, — сказал Василь, — Алёнка там уже.

Во дворе было холодно. Искандер поёжился. Василь посмотрел на часы.