Андрей Русанов - Охотники на людей
— Располагайтесь, – пригласил Вано, – теперь я ваш сосед, тут моя постель, тут спит мой десятник, а напротив наши лучшие бойцы. Вы с ними уже знакомы.
— Ну что, Андрюха, полезли наверх, – Мих вздохнул и покосился на Таню, – а то сейчас начнется: Чур, я снизу! Чур, я снизу!
Я улыбнулся и открыл верхнюю тумбочку, – чур, моя!
Немного забегая вперед, скажу, что наш дом на многие месяцы оказался… пустым, тихим и холодным… Почему именно таким? Где были все те люди, коим принадлежали эти постели? Почему не было шумно и было холодно? Почему… Много всевозможных «почему», «откуда» и «зачем» задавали мы сами себе в самом начале, пытаясь впитать в себя новый образ жизни… А было все предельно просто. Легионеры только ночевали в казармах и жили там во время отпуска или лечения – в перерывах между бесконечными походами, патрулями, вылазками, тренировками, нарядами, работой – конечно, если не мешали личные дела. Да и еще много было всевозможных причин и поводов… Естественно, уставшие люди немногословны. Холодно же было потому, что помещение отапливалось плохо. Но прошло время, и мы привыкли ко всему.
Как отдельное подразделение мы должны были выбрать и назначить себе командира. Алекс вполне прекрасно подошел на эту роль, поскольку в «прошлой жизни» уже служил в армии, да и просто был старше нас всех.
Отряду был назначен персональный мастер–инструктор по боевой подготовке. Позднее к нам приписали десятерых новобранцев, выдали всю необходимую амуницию, оружие, лошадей, прислали раба–конюха. Примерно неделя понадобилась Алексу на то, чтобы везде побывать, со всеми обо всем договориться, свести воедино все графики и расписания тренировок, патрулей и даже труд на «водокачке».
Согласно уставу легиона нам предстояло целых полгода круглые сутки тренироваться и работать. Нам не разрешалось участвовать ни в рейдах, ни вылазках или походах, ни в прочих военных операциях или хотя бы усиливать внутренние патрули на опасных направлениях. Все, что мы могли – защищать базу от нападения. И только через год нас допустят к патрулированию внешней территории, да и то на расстоянии не более полудня пешего перехода от базы. Еще через полгода это расстояние увеличится вдвое. Короче говоря, боевые операции были для нас практически недосягаемыми.
Не знаю, начать ли мне с описания тренировок или все же работы? Впрочем, поскольку трудовая повинность, возложенная на наш отряд, мало чем отличалась от серьезнейших силовых тренировок, начну все же с нее…
Каждое утро мы начинали с того, что, наскоро позавтракав, шли наполнять водой емкость, стоявшую рядом с водонапорной башней. И хоть мы всего лишь курсировали с ведрами туда и обратно от колодцев до наполовину вкопанной в землю цистерны, труд был адским. Но все же нам повезло много больше, нежели тем, кто трудился у колодцев или поднимал воду наверх, заполняя саму башню. Мы все прекрасно понимали, что и наша жизнь, и условия существования на базе зависят только от того, сделаем ли мы все свою работу и насколько качественно мы ее сделаем.
И мы трудились. Не жалея сил, до изнеможения, до кровавых мозолей. А где‑то другие работники так же, не останавливаясь, крутили колесо генератора, валили лес и таскали огромные бревна, заготавливали запасы дров и еды, вкалывали в мастерских, пахали землю и пасли скот. Каждому находился труд по плечу, каждый был востребован. Люди трудились не только ради гарантированного куска хлеба, ради базы или легиона. Нет, все они трудились, чтобы защитить свой дом, свои семьи, свои селения. И никогда я не слышал, чтобы кто‑то роптал или спрашивал, зачем все это.
Тренировки… А что тренировки… Немного необычные в свете обстоятельств, сильно изнуряющие, выматывающие…
Своеобразный рукопашный бой, сводившийся к максимально быстрому выведению врага из строя.
Нас учили владеть разными видами оружия, кидать камни, метать ножи, стрелять из лука. Даже копьем я научился вертеть, как заправский китаец. Много времени занимала верховая езда – мы учились сражаться верхом. На одной из тренировок я понял, почему у Буденного почти все кони были без ушей: когда ты машешь мечом или шашкой, надо быть аккуратней. В общем, конь, что был подо мной, лишился уха, а я получил, совершив полет через телегу, получил синяк на все бедро…
С самого начала уход за лошадью и оружием занимали особое время на тренировках, как и «курсы выживания в экстремальных условиях» – так мы их сразу же окрестили.
Еще одним элементом тренировки было улучшение наших возможностей – мы развивали реакцию, интуицию, память и зрение, учились терпеть боль…
Каждую тренировку тренер обычно рассказывал несколько поучительных историй о том, что не всегда все следует решать силой. Впоследствии эти рассказы стали своеобразными лекциями по психологии и дипломатии…
Любой мастер–наставник преподавал по–своему, максимально развивая в каждом из своих учеников те качества и способности, к которым у них в ходе тренировок либо оказывалась предрасположенность, либо имелся дар. Не был исключением и наш гуру, дай Бог ему здоровья, сил и долгих лет жизни… Так каждый отряд сбивался в единый организм, где каждый знал свое место и был незаменим… Так мы познавали самих себя…
Поскольку мы с Михом кое‑что знали из области восточных единоборств, наш мастер довольно быстро сдружился с нами, а со временем – и с Алексом, Таней и Брониславом, и даже с котом. Дружба, к слову, вовсе не мешала ему каждый раз спускать с нас по три шкуры…
Постепенно жизнь в казарме наладилась, мы стали обрастать всевозможными бытовыми мелочами, Татьяна даже умудрилась где‑то раздобыть несколько комнатных цветов в резных деревянных горшках. Мы перезнакомились со всеми новобранцами в нашем отряде, впрочем, те нас боялись и сторонились. Постепенно начали знакомиться с немногочисленными «соседями» сначала по комнате, а затем и этажу.
Дед оказался жутким выпивохой и первоклассным самогонщиком, к которому тайком ходили практически все легионеры, поэтому наш завхоз был незаменим на базе: мало того, что он всегда знал все последние новости, но и мог достать все, что угодно, хоть самого черта лысого. С Дедом мы сдружились очень быстро, тут нам помог Вано. К слову, Иван практически сразу же после нашего заселения в казарму ушел на очередное задание. Вернувшись недели через три, много рассказывал об очередном нападении странных людей, которое, благодаря его внимательности, в этот раз удалось отбить практически без жертв. После возвращения нашего бывшего отрядника даже «на ковер» вызывали, желая побольше е расспросить о нападении – оно, как оказалось, было уже третьим по счету, и два из этих трех пришлось отбивать ему.
Мих умудрился познакомиться с девчонкой из отряда, что размещался на первом этаже. Ни он, ни она не рассказывали деталей знакомства, скажу лишь одно: Мих сразу после этой «незабываемой встречи» ходил со здоровым синяком на оба глаза, а Аня – так звали его подругу – с неделю хромала. Аня оказалась неглупой, но молчаливой девчонкой, четвертым или пятым ребенком родителей, переживших катастрофу и давшим ей вполне приличное даже по тем, прошлым, меркам, образование. Еще забыл добавить, что Анна оказалась десятником…
Каждый месяц нам выплачивали жалование. Иван не соврал – платили хорошо, насколько я мог судить, причем можно было получать плату всем чем угодно, начиная от золота и заканчивая рабами. Оказалось, что основной отряд, что охранял базу, отвечал еще за поддержание порядка и наказание провинившихся. Кстати, на базе был трибунал, судьи которого назначались не только лично главнокомандующим, но еще и самими легионерами (по одному от каждого этажа). Мелкие вопросы решали сами командиры отрядов, дела посложнее кропотливо разбирались на открытых заседаниях. Впрочем, судов практически не было, все знали, что если наказание будет, то будет справедливым и суровым. Трибунал, кстати, напоминал собрание старцев – и не только из‑за возраста судей, а еще из‑за знания закона и справедливости вынесенных вердиктов. Судей уважали и побаивались.
Раз в две недели на базе проводились всеобщие учения, поэтому все – от мала до велика – знали, как и при какой ситуации себя вести, что делать… Фактически, вся эта сложнейшая структура представляла собой единый отлаженный механизм, который даже с учетом человеческого фактора не мог дать сбоя. На любую внештатную ситуацию или случай имелись четкая инструкция и план действий, правда у нас совсем не было свободного времени на изучение всей этой писанины. Выход мы все же нашли, включив изучение инструкции в тренировки…
Еще на территории зачем то были бомбоубежища, сейчас игравшие роль продовольственных складов…
Была на базе и своеобразная живая газета: глашатаи. Они были первыми, кому сообщали «официальные новости». Затем те расходились по своим участкам и оповещали людей. Если не было срочных вестей, эти «радиоточки», как мы их шутя окрестили, собирали людей по вечерам. Те ждали глашатаев с нетерпением, жадно слушали, обсуждали каждое сказанное ими слово. Что же до экстренных сообщений, приказов командования – все это передавалось через мегафоны. Специальные «слушатели» следили за сообщениями и, если требовалось, вмиг находили нужного человека и сообщали ему, что делать или куда бежать…
